Ей не терпелось поскорее вернуться к работе. Закончив Бостонский колледж по специальности «Журналистика», она была в восторге, получив работу клерка в офисе местной пригородной газеты на Лонг-Айленде. Сокращение бюджета вскоре вынудило газету расстаться со многими из своих ведущих журналистов, так что не прошло и года, как Джина сама начала писать для нее очерки и ключевые статьи. Ее статьи по вопросам бизнеса и финансов привлекли внимание главного редактора издания «Ваши деньги», и она, с удовольствием перейдя в новый, не боящийся щекотливых тем журнал, с неослабевающим энтузиазмом проработала в нем семь лет. Но потом журнал вынужден был закрыться из-за снижения интереса публики к печатным изданиям и вытекающего из этого сокращения поступлений от рекламы. Последние три года с тех пор, как журнал «Ваши деньги» приказал долго жить, Джина работала журналистом-фрилансером. И хотя она и радовалась возможности писать только о том, что ее действительно интересовало, ее все же огорчало отсутствие стабильного дохода и медицинской страховки, которые давала постоянная работа по найму. Теперь она могла сама выбирать, о чем писать, однако в конечном итоге ей всегда приходилось искать покупателя на свой очерк или статью. Журнал «Эмпайр ревью» стал для нее спасательным кругом. Как-то раз, когда она навещала своих родителей во Флориде, муж и жена, их друзья, рассказали ей о том, как они ужаснулись, узнав, что их восемнадцатилетний внук был заклеймен каленым железом в качестве унижающего испытания, являющегося частью ритуала вступления первокурсника в студенческое братство. На задней стороне его бедра были выжжены греческие буквы. Все жалобы как его, так и его родственников в администрацию университета остались без ответа, поскольку крупные спонсоры этого учебного заведения из числа его прежних выпускников пригрозили прекратить вносить пожертвования в его фонд, если деятельность какого-либо братства из тех, чьи названия состоят из греческих букв, будет прекращена. «Эмпайр ревью» сразу же согласился напечатать эту историю. Его редакция выплатила Джине солидный аванс и согласилась щедро оплатить все расходы, связанные с проездом, проживанием и всем, что ей понадобится для написания статьи. В результате ее обличительный материал, опубликованный в «Эмпайр ревью», стал сенсацией и наделал столько шума, что попал в сводки вечерних новостей общенациональных телевизионных сетей и даже в знаменитое общественно-политическое телешоу «60 минут». Огромный успех этой разоблачительной статьи о студенческом братстве принес Джине широкую известность как журналистке, специализирующейся на расследованиях, и с тех пор на нее постоянно обрушивались лавины электронных писем от потенциальных разоблачителей, желающих сделать общественным достоянием информацию о противозаконной, аморальной или общественно вредной деятельности тех или иных организаций. Писали ей также и люди, утверждающие, что у них есть сведения о каких-то позорных делах, могущих вызвать крупный скандал. Результатом нескольких из таких писем стали проведенные Джиной журналистские расследования и опубликованные ею разоблачительные статьи. Трудность состояла в том, чтобы отличить тех, у кого была действительно ценная информация, от тех, у кого поехала крыша, уволенных работников, желающих во что бы то ни стало отомстить своим бывшим работодателям, и сторонников теории заговоров, во всем видящих подвох. Джина посмотрела на часы. На завтра у нее была назначена встреча с главным редактором журнала. Обычно Чарльз Мэйнард начинал свой разговор с ней с фразы: «Итак, Джина, о чем мы хотим написать на сей раз?» И у нее оставалось немногим более суток, чтобы дать на этот вопрос достойный ответ. Она быстро оделась, натянув джинсы и теплый свитер-водолазку. Нанеся макияж, она посмотрела на себя в зеркало, отражающее ее в полный рост. Она была похожа на свою мать в молодости, а ведь та в свое время была признана королевой красоты в Университете штата Мичиган. Широко поставленные глаза, скорее коричневато-зеленые, чем зеленовато-карие, классически правильные черты лица. А благодаря своим темно-рыжим волосам, доходящим до плеч, Джина казалась еще выше своего и без того немаленького роста – пять футов семь дюймов[1]. Удовлетворенно оглядев свое отражение, она поджарила себе тост из замороженного бублика и сварила чашку кофе. Когда и тост, и кофе были готовы, она поставила и тарелку с тостом, и чашку на стол, стоящий у окна гостиной, и стала смотреть на открывающийся из него вид – рассветное солнце, только-только выглянувшее из-за горизонта. В этот ранний час она испытывала особенно острое чувство утраты из-за недавней смерти матери, и ей начинало казаться, что время летит слишком быстро. Усевшись за стол у окна, свое излюбленное место работы, она открыла ноутбук и посмотрела на перечень великого множества входящих электронных писем, которые она еще не прочла. Первым делом она пробежала глазами перечень тех писем, которые пришли после того, как она взглянула на свои «Входящие» после посадки в самолет. Ничего срочного. И, самое главное, ничего от того или той, кто именовал себя Си Райан. Затем пришел черед заголовков писем, пришедших за те полторы недели, когда она находилась в одном из еще остающихся на земле немногочисленных мест, где нет доступа к Wi-Fi. Письмо от женщины, утверждающей, что из-за покрытия детских площадок, изготовленного из произведенной из вторсырья резины, дети начинают болеть. Просьба выступить в следующем месяце на заседании Американского общества журналистов и литераторов. Письмо от мужчины, утверждающего, что у него есть фрагмент черепа Кеннеди, потерявшийся в процессе вскрытия его тела. Хотя Джина, вероятно, смогла бы и по памяти точно воспроизвести этот текст, она вернулась к предыдущим «Входящим» и кликнула по письму, которое получила в тот день, когда отправилась в свой импровизированный отпуск. «Привет, Джина. По-моему, мы с Вами ни разу не встречались, когда и Вы, и я учились в Бостонском колледже. Дата окончания его Вами отстоит от даты окончания его мной на несколько лет. Моей первой работой после выпуска стала работа в «РЕЛ Ньюс». Там мне пришлось пережить нечто ужасное с участием кое-кого из начальства. (И не только мне.) Теперь они боятся, что я сделаю это достоянием гласности и предложили заплатить мне отступные. Я не хочу доверять подробности электронному письму. Не могли бы мы договориться о встрече?» Увидев подпись «Си Райан», Джина попыталась понять, почему это имя кажется ей знакомым. Была ли в университете студентка по имени Кортни[2] Райан? Или она что-то путает? Джина перечитала письмо еще дважды, стараясь найти в нем какую-то зацепку, которую она пропустила. Из всех СМИ «РЕЛ Ньюс» пользовалась наибольшей благосклонностью Уолл-стрит. Штаб-квартира этой компании находилась на углу 55-й улицы и авеню Америк или Шестой авеню, как по старой памяти все еще называли ее большинство ньюйоркцев. За двадцать лет «РЕЛ Ньюс» превратилась из небольшой группы кабельных телеканалов в огромную могущественную общенациональную телесеть. Ее рейтинги уже превосходили рейтинги CNN и неуклонно приближались к рейтингам «Фокс Ньюс», пока что занимающей ведущую позицию среди новостных телесетей. Неофициальным девизом «РЕЛ Ньюс» было «РЕаЛьные новости, и никаких других». Первое, что пришло Джине на ум, когда она прочитала письмо впервые, было то, что речь идет о сексуальных домогательствах. Но она сразу же сказала себе: «Не гони лошадей. Ты ведь даже не знаешь, кто скрывается под подписью «Си Райан» – мужчина или женщина. Ты же журналистка, так что не делай чересчур поспешных выводов. Сначала выясни факты». А выяснить их можно было только одним-единственным путем. Она еще раз просмотрела свое первоначальное ответное письмо. Привет, мистер/миз[3] Си Райан. Мне было бы очень интересно поговорить с Вами насчет того, что Вы имели в виду, когда написали в своем письме, что с Вами произошло «нечто ужасное». В ближайшее время я буду находиться за границей, не имея доступа к моей электронной почте, но 13 октября я вернусь. Как Вам, вероятно, известно, я живу и работаю в Нью-Йорке. А где находитесь Вы? С нетерпением жду ответа. С наилучшими пожеланиями, Джина. Джине было трудно сосредоточиться, когда она пролистывала остальные письма. «А ведь я так надеялась наткнуться на что-нибудь стоящее», – мысленно сказала она себе и подумала о своей завтрашней встрече с главным редактором журнала. «Может быть, она оставила сообщение на моем смартфоне?» – стараясь быть оптимисткой, подумала Джина. Когда она садилась на самолет, летящий в Гонконг, ее телефон уже был почти разряжен – на экране осталась только одна горизонтальная полоска, а когда приземлилась в Нью-Йорке, аккумулятор уже давно сел. Она указала номер своего мобильного телефона сразу же, в самом первом ответном письме, который отправила тому или той, кто именовал себя «Си Райан». Быстро пройдя к себе в спальню, Джина отсоединила смартфон от зарядного устройства и вернулась с ним на кухню. Провела по нему пальцем, чтобы активировать, быстро просмотрела и прослушала несколько поступивших сообщений, но среди них – если не считать спама – не оказалось ни одного, сделанного с номера, который был бы ей не знаком. Первое голосовое сообщение пришло от ее лучшей подруги Лизы. Привет, подруга. Добро пожаловать домой. С нетерпением жду подробнейшего рассказа о твоем путешествии. Надеюсь мы, как и договаривались, сможем сегодня поужинать вместе. Давай сходим в дешевый ресторанчик «Птичье гнездо» в Гринвич-Виллидж. У меня новое классное дело. Иск о возмещении вреда за падение и получение травмы по вине заведения. Моя клиентка упала, поскользнувшись на кубиках льда, которые просыпал бармен, когда готовил в шейкере мартини. И умудрилась сломать ногу в трех местах. Именно ту забегаловку, где все это случилось, я и хочу сегодня окинуть оценивающим взглядом. Слушая голос подруги, Джина усмехнулась. Ужинать с Лизой всегда было одно удовольствие. Остальные сообщения представляли собой спам, и Джина тут же их удалила. Глава 2 Джина спустилась в метро и проехала четыре станции до пересадочного узла «14-я улица». Затем, поднявшись на поверхность, прошла три квартала до офисного здания «Фиск билдинг». Этажи с третьего по седьмой занимали офисы журнала «Эмпайр ревью». – Доброе утро, – сказал ей охранник, когда она проходила через сканер. Недавнее резкое увеличение получаемых журналом угроз заставило администрацию ужесточить меры безопасности. Все сотрудники и посетители должны проходить линию тревожной сигнализации. Исключения не допускаются. Джина вошла в лифт и нажала на кнопку «7». На седьмом этаже находились офисы руководства и сотрудников редакции журнала. Едва выйдя из лифта, она услышала приветливый голос: – Привет, Джина. Мы рады видеть тебя снова. Джейн Пэтуэлл, секретарь-референт с солидным стажем, пожала Джине руку. Ей было пятьдесят лет, и, будучи женщиной плотного телосложения, она вечно жаловалась на то, что никак не может похудеть. – Мистер Мэйнард примет тебя в своем кабинете, – сказала Джейн, потом понизила голос до заговорщического шепота: – С ним там какой-то красавец мужчина. Кто он такой, я не знаю. Джейн была прирожденной свахой. Джину раздражало, что Джейн вечно пытается найти ей кого-то, и сейчас ее так и подмывало сказать: «А может, он маньяк». Однако вместо этого она молча улыбнулась и последовала за Джейн в просторный угловой кабинет Чарли Мэйнарда, главного редактора «Эмпайр ревью», занимающего этот пост на протяжении уже многих и многих лет. За рабочим столом Чарли не было – он сидел на своем любимом месте у окна за столом для совещаний, прижав к уху смартфон. Росту в Чарли было что-то около пяти футов девяти дюймов[4], он обладал немалым брюшком и круглой, ангельски невинной физиономией. Его седеющие волосы были зачесаны на косой пробор, а очки для чтения он сейчас поднял на лоб. Как-то раз один из коллег Чарли в присутствии Джины спросил его, какой он делает моцион, и тот, цитируя Джорджа Бернса[5], ответил: – Я взял за правило ходить пешком на похороны тех моих друзей, которые увлекались бегом трусцой. Увидев Джину, он приветственно махнул рукой и жестом пригласил ее занять кресло, стоящее напротив. Рядом с ним сидел тот «красавец мужчина», о котором говорила Джейн. Когда она подошла к столу, он встал и протянул ей руку. – Джеффри Уайтхерст, – представился он с едва заметным британским акцентом. Ростом около шести футов[6], он имел правильные черты лица, но что в его наружности бросалось в глаза больше всего, так это пронзительные темные глаза и такие же темные каштановые волосы. Все вместе: эффектное лицо, атлетическое телосложение и властная манера держать себя – придавали ему вид человека, привыкшего главенствовать и умеющего подчинять себе других. – Джина Кейн, – сказала Джина, уверенная, что он уже знает, как ее зовут. «Пожалуй, ему лет тридцать пять или немного больше», – подумала она, садясь на стул, который он выдвинул для нее из-под стола. Чарли тем временем закончил свой телефонный разговор. Повернувшись к нему, Джина сказала: – Чарли, мне так жаль, что я пропустила твой день рождения, когда была в отъезде. – Не бери в голову, Джина. В наше время семьдесят – это то же самое, что когда-то пятьдесят. Мы все отлично повеселились. Вижу, ты уже познакомилась с Джеффри. А теперь я скажу тебе, почему он сейчас находится здесь, со мной. – Джина, прежде чем Чарли начнет объяснять, – перебил его Джеффри, – я хочу сказать, что я большой поклонник ваших разоблачительных статей. – Спасибо, – ответила Джина, гадая, что собирается сказать Чарли. Его следующие слова стали для нее шоком. – Проработав в журнальном бизнесе сорок пять лет, я решил, что пора завершать карьеру и уходить на покой. Моя жена хочет, чтобы мы больше времени проводили с нашими внуками и внучками на Западном побережье, и я с ней согласен. Сейчас Джеффри находится в процессе принятия всех моих функций на себя, и работать с тобой отныне будет он. Объявление о том, что он займет мое место, будет сделано только на следующей неделе, и я был бы тебе признателен, если бы до тех пор ты хранила эту информацию в тайне. Он сделал паузу, чтобы дать Джине время уложить услышанное в голове, затем добавил: – Нам повезло, что мы сумели переманить к себе Джеффа из «Тайм Уорнер груп». До сих пор он по большей части делал свою карьеру в Лондоне. – Поздравляю вас обоих, Чарли и Джеффри, – автоматически произнесла Джина, черпая утешения в заверениях Джеффри о том, что ему нравится ее работа. – Прошу вас, называйте меня Джефф, – быстро сказал он. Чарли продолжил: – Джина, обычно твои расследования длятся по нескольку месяцев. Именно поэтому я и пригласил Джеффри сюда – чтобы он познакомился и поговорил с тобой в самом начале твоей очередной работы. – Затем, прочистив горло, Чарли повторил свою сакраментальную фразу: – Итак, Джина, о чем мы хотим написать на сей раз? – У меня есть парочка идей, – ответила Джина, достав из сумочки маленький блокнот, – и мне бы хотелось услышать, что о них думаете вы. – Эти свои слова она адресовала им обоим. – Я обменялась несколькими электронными письмами с бывшей помощницей члена сената штата Нью-Йорк. Оба они – и сенатор, и эта его помощница – сейчас на пенсии. Она утверждает, что располагает доказательствами того, что ее босс занимался масштабными незаконными махинациями и проталкивал заключение штатом контрактов с теми или иными фирмами, за что те либо платили ему наличными, либо оказывали услуги в иной форме. Но с этой дамой есть одна проблема. Она хочет сначала получить от нас двадцать пять тысяч долларов и только потом сделать заявление под запись, рассказав в нем все, что ей известно. Первым заговорил Джефф: – Мой опыт свидетельствует о том, что люди, желающие, чтобы им заплатили за раскрытие известных им неблаговидных фактов, как правило, не заслуживают доверия. Они многое присочиняют и представляют дело в гипертрофированном виде, потому что им нужно только заработать деньги и оказаться в центре внимания СМИ. Чарли усмехнулся. – По-моему, даже тем, кто всегда наиболее жадно следил за информацией о коррупции в администрации и законодательном собрании нашего штата, эта тема уже начинает надоедать. И я согласен с Джеффом: платить источнику информации – это в большинстве случаев плохая идея. Махнув рукой в сторону блокнота Джины, Чарли спросил: – А что у тебя есть еще? – Ладно, – Джина перевернула страницу, – со мной связался сотрудник приемной комиссии Йельского университета, проработавший там много лет, и он утверждает, что университеты, входящие в Лигу Плюща[7], обмениваются друг с другом сведениями о размерах денежного вспомоществования, которые они готовы предложить тому или иному абитуриенту, подавшему заявление на прием. – А что в этом плохого?