Выдыхаю с облегчением и остаюсь лежать, пока сердцебиение не выравнивается. Часов у нас нет, но, судя по сероватой дымке за окном и пробивающимся сквозь нее лучам солнца, еще слишком рано. Готовить завтрак сегодня мне не нужно, так что вполне можно потянуть время и подождать, пока проснутся остальные. Можно было бы сбегать к реке и выстирать наконец чужую футболку, чтобы вернуть ее владельцу. Но отдавать эту вещь мне не хочется еще сильнее, чем вставать. Она такая удобная… Вздрагиваю от стука в дверь. Сердце опять ускоряет бег. Еще слишком рано. Кому я могла понадобиться? Стук негромкий, можно даже сказать, вежливый. Будто привлекают внимание, чтобы впустила, если не сплю, и в то же время не хотят разбудить, на случай если еще не проснулась. Несмотря на то что Олуша недавно продемонстрировала мне свое истинное лицо, скромность у меня упорно ассоциируется именно с ней. Что ей могло снова от меня понадобиться, да еще и в такую рань? Решаю, что не знаю и знать не хочу, – постучит и уйдет. Поворачиваюсь на бок, подкладываю сложенные друг на друга ладони под щеку и бездумно смотрю на рассвет за окном. Ночной кошмар вымыл из моей головы все мысли, и мне даже нравится это утреннее ощущение пустоты – знаю ведь, это ненадолго. Поэтому просто наслаждаюсь. Сова права, я всегда хочу большего… Стук повторяется еще дважды, с перерывами секунд в тридцать. А затем наступает тишина. Ушла? Вскакиваю с кровати и на цыпочках, чтобы не топать, бегу к двери. Я почти уверена, что это была Олуша – а кто еще? – но тем не менее хочется убедиться, и желательно так, чтобы незваная гостья меня не заметила. Тихонько приоткрываю дверь, чтобы та не заскрипела, выдав меня. Выглядываю. …Или гость. – Пересмешник! – окликаю громким шепотом. Он уже в конце коридора. Останавливается, оборачивается. Распахиваю дверь шире. Придерживаю ее рукой, стоя в дверном проеме. Жду, когда мужчина подойдет. Запоздало спохватываюсь, что на мне его футболка, которую следовало вернуть еще вчера. Поджимаю губы – вот засада. Пересмешник возвращается. Руки в карманах брюк, улыбается. Волосы он снова собрал в хвост, а сам выглядит настолько бодрым с утра, что мне это кажется противоестественным. Еще два часа до завтрака, после которого всем мужчинам идти до вечера на рудник – махать киркой, таскать тяжелые камни. А Пересмешник… улыбается и выглядит так, будто встал несколько часов назад. – Тебе идет, – весело комментирует мужчина мой наряд, пробежав взглядом по моим голым ногам. Мне хочется натянуть футболку до самых ступней. – Я сегодня постираю ее и высушу, – бормочу. – Вечером верну. – Если тебе нужна, то оставь, – отмахивается. Больше не пялится ни на ноги, ни на грудь, соски которой из-за утренней прохлады предательски торчат под тонкой тканью. Смотрит в глаза. – У меня есть еще парочка. Глава был щедр. Заманчивое предложение… Но нет. Услуги, вещи – это лишнее, не нужно. – Верну вечером, – отвечаю упрямо. Пересмешник равнодушно пожимает плечом. – Как хочешь. Ты вчера просила помочь тебе со швами, – продолжает. Зачем-то кладет ладонь на противоположный от петель край двери, буквально в нескольких сантиметрах от моих пальцев. Бросаю взгляд на новое местоположение руки гостя, но и свою руку тоже не убираю. Только гадаю, а даст ли он мне теперь закрыть дверь, если я решу захлопнуть ее перед его носом. – Просила, – не отрицаю. Но это было вчера. Когда Пересмешник так и не появился, я поняла, что это была глупая просьба – адресованная уж точно не тому человеку. Пересмешник прищуривается, глядя на меня и по-прежнему улыбаясь; чуть склоняет голову набок. – Если вчера тебе никто так и не помог, я готов. И за этим он встал ни свет ни заря? Чтобы выполнить свое обещание мне? А потом я вдруг замечаю то, что не заметила сразу: несмотря бодрую на первый взгляд физиономию, чистые волосы и улыбку до ушей, у Пересмешника подозрительно блестят глаза. Такой блеск появляется, если человек выпьет спиртного или… – Слушай, ты вообще сегодня спал? – выпаливаю. – Не-а, – отмахивается. – Не успел. Ну так что, – усмехается, – нужна моя помощь? Отступаю и шире распахиваю дверь. – Заходи. * * * – Нож есть? – Там, на столе, – отвечаю, не оборачиваясь. Сажусь на край кровати, лицом к окну, спиной к гостю, перекидываю несобранные с утра волосы через плечо вперед, чтобы не мешали. – Ага. Нашел. В моей комнате мужчина, от которого знать не знаю чего ожидать, а я сижу к нему спиной, да еще и вручаю в руки нож. На Пандоре такая беспечность может стоить жизни, но отчего-то я не чувствую возможной опасности, исходящей от своего гостя. Потому что он уже несколько раз мне помог? Что это? Синдром брошенного щенка, который привязывается к первому, кто был к нему добр? Привычно пытаюсь анализировать свои ощущения и поступки, но желания обернуться, чтобы проконтролировать действия почти что незнакомца, не возникает. Может, просто устала бояться собственной тени? – Его бы продезинфицировать… Было бы неплохо. И нож, и руки, и место наложения шва. А еще хорошо было бы использовать стерильные перчатки. – Я его мыла, – отвечаю. – На стуле таз с водой и мыло рядом. Можешь помыть руки. – Хм… Ладно. Слышу шаги, затем бултыхание в воде. – Не ляжешь? – спрашивает за моей спиной Пересмешник. Близко, значит, подошел к кровати. Молча качаю головой. В ответ на мой жест кровать прогибается и издает жалобный скрип – Пересмешник забирается на нее с другой стороны. – Футболку задери. Медлю, все еще думая о своей реакции и об отсутствии чувства опасности рядом с этим человеком. – Ну же, – тот расценивает промедление по-своему, – я уже видел тебя без одежды. Верно, с дерева-то снял и принес меня он. Впрочем, мне давно наплевать, кто меня видел и в каком виде. Не снимаю футболку полностью: только вынимаю руки из рукавов, а затем перевешиваю вещь вперед, оголив спину и прикрыв грудь. Пересмешник присвистывает. – Сова точно была врачом? – комментирует увиденное. Могу себе представить, что там. Но мне почему-то смешно. Должно быть, потому, что это высказывание полностью соответствует моим собственным мыслям. – Она так думает. – И не швеей, это точно, – усмехается в ответ. Мне становится интересно, что же женщина нашила на моей многострадальной спине. Я видела швы, которые Сова накладывала другим, – кривые, неровные, – но в то же время признавала, что опыт у нее определенно есть. В современном мире никто давно не шьет раны иглами – для этого есть специальные приборы, максимально облегчающие процесс. И не думаю, что если бы я взялась за то же дело с такими же ресурсами, какие имеются в распоряжении Совы, то у меня вышло бы лучше. – Делай уже, – нетерпеливо повожу плечами. Мы слишком долго болтаем. И то, что мне это в какой-то мере даже нравится, заставляет вернуться к мыслям о щенке. Нет, не нужно всего этого. Вздрагиваю, ощутив чужое дыхание за моей спиной. Очень близко. – Расслабься.