Новые шаги, быстрые, но легкие. Не поднимаю век, мне кажется, эти шаги я узнаю где угодно. – Янтарная! – Человек приближается. До меня доносится звук соприкосновения чего-то металлического с полом, должно быть оружия. – Эй, Эм, ты меня слышишь? Но у меня нет сил даже открыть глаза. Да и куда мне торопиться? Остальное доделают без меня. – Эм, ты со мной? – Меня касаются руки, теплые, бережные. Те самые, которые однажды уже спасли меня – затащили в свой дом, когда я по малолетству участвовала в демонстрации. Не знаю, откуда мне это известно, но ни на миг не сомневаюсь, что это тот самый человек: парень в светлой футболке, мужчина с ожогом на ладони… Он аккуратно касается моего подбородка, поворачивает голову из стороны в сторону; не сопротивляюсь. Затем касается ребер. С шумом выпускаю из легких воздух. – Ясно, – делает какой-то вывод мой спаситель. И уже не мне, а в сторону выхода: – Эй, где там медики?! – Дорнана подстрелили! Все там! – Черт. Судя по звуку шагов, кричащий из коридора появляется в дверях. – Живая? – спрашивает. Тяжело дышит, как после быстрого бега. – Жить будет. – Тот, кто сидит на корточках возле меня и все еще сжимает мою руку, отвечает таким тоном, будто это не он только что звал ко мне медперсонал. – Тогда пошли, – торопит второй. – Здание еще не проверили. Вдруг заминировано. Валим. Валим, валим, валим… Это слово эхом отдается в висках. Мне хочется свалить прямо сейчас – в небытие. – Эй, так не пойдет. – Тот, что держит меня за руку, трясет за плечо. – Не отключайся. А потом силой заставляет подняться. Тут же оседаю на поврежденное колено. – Ник! Вы там уснули?! – кричат из коридора. Ник – мое сознание цепляется за это имя, рвется к нему. Хочу увидеть, хочу понять. Но та я, из прошлого, так и не открывает глаз. И я не вижу – только чувствую. – Идем уже! – откликается тот, кого назвали Ником, и подхватывает меня на руки. – Я тебе не принцесса, – бормочу для порядка, а сама с наслаждением располагаю голову на его плече. – Дура ты, а не принцесса, – получаю в ответ. – Не рыпнулась бы без прикрытия, мне не пришлось бы тебя таскать. – Не рыпнулась бы, – передразниваю сонно, в его руках так тепло, – нас бы всех порешили. Это была ловушка. – Поняли уже, – отвечает с досадой. – Все равно дура с замашками камикадзе. – Пусть лучше будет принцесса. А ты мой рыцарь. Хмыкает над ухом, чувствую его дыхание на своих волосах. – Скорее уж конь… – Эй, Гагара, ты живая? Что там у тебя? – спрашивает из-за двери скрипучий голос Совы, возвращая меня в реальность. – Гагара? – И кажется, пытается дозваться не в первый раз. Тру ушибленный затылок и поднимаюсь. В голове звон. Но если бы я была уверена, что после очередного удара мне «покажут» еще одну картинку из прошлого, то не задумываясь приложилась бы еще раз. Ник… Это видение было особенно ценным – теперь я знаю имя. – Гагара? – В голосе Совы смесь раздражения и беспокойства. – Я здесь, – выдыхаю. Но мыслями все еще далеко. Кто я, черт возьми?! – Бери тогда. – Из-под двери появляется тарелка. Она такая плоская, что воды в ней совсем мало. Но посуда выше в щель не пролезла бы. Жажда всепоглощающая, невыносимая. Видения подождут. Хватаю тарелку, трясущимися руками подношу к лицу и жадно выпиваю тот глоток, который в ней уместился. Мало. Возвращаю тару обратно. Процедура повторяется. Сова наливает, подсовывает; я пью. – Хватит, – после пятой «передачи» объявляет гостья. – Тебе там еще ночь сидеть. А на двор-то не выйдешь. Ночь. Значит, сейчас только вечер. Долго. Или быстро? Уже не понимаю и не знаю, что лучше. Тут очень душно, голова кружится. Не было бы видение не первым, подумала бы, что у меня начались галлюцинации от нехватки воздуха. Впрочем, моя несчастная голова слишком часто сталкивается с чем-то твердым за последние сутки. Поэтому не факт, что причина в духоте. – Спасибо, – бормочу. Сова кхекает и на благодарность не отвечает. Стукает переставляемая клюка, шуршит одежда, доносится болезненный выдох. Моя гостья садится на пол? На несколько минут повисает молчание. Жду, когда Сова заговорит сама. Это ведь она пришла ко мне, а не я к ней. – Я знаю, что не ты убила Чижа, – наконец вознаграждается мое ожидание – женщина заговаривает. Невесело усмехаюсь. Ну надо же: Сова на моей стороне. Сова, вечно недовольная мною и ни разу не позволившая пройти мимо без колкого замечания в мой адрес. – Кто-нибудь может стать твоим алиби? – продолжает женщина, когда мое ответное молчание затягивается. – Сказать, что был с тобой вчера ночью? Олуша. Но если бы девушка хотела вступиться за меня, у нее была масса времени на то, чтобы решиться. А самой упоминать ее имя, насильно призывать в свидетели – так только хуже. Олуша испугается еще больше и может наговорить того, что лишь продлит агонию. – Не думаю, – качаю головой, хотя Сова и не может меня видеть. Тоже сажусь на пол и опираюсь спиной о дверь. Должно быть, собеседница сейчас отзеркаливает мою позу с другой стороны. – Пингвин напился и провалялся полвечера под столом, – продолжает Сова развивать тему. – Он мог бы соврать, что был с тобой. Филин его не видел. – Но не стал, – произношу утвердительно. Это же Пингвин. Главы он боится как огня и никогда ему не врет и не перечит. В общем-то, как и большинство жителей Птицефермы. – Не стал, – подтверждает Сова то, что не было вопросом. – Он уже ходил к Филину с прошением отдать ему освободившуюся Кайру. Свято место пусто не бывает. Кажется, так говорят? Быстро сработано. – Чижа хоть успели похоронить? – спрашиваю сухо. В горле ком. Никогда не думала, что мне будет жаль своего похотливого соседа. – Успели. Пару часов назад. Пара часов. Верно – самое время «посвататься» к его женщине. – Не отвлекайся, у меня мало времени, – недовольно шикает на меня собеседница. Ну наконец-то. Так проще, так привычнее – когда Сова разговаривает со мной слишком по-доброму, это будто и не Сова вовсе. – Больше никого нет, – говорю уверенно. Это пустой разговор. Филин давно точит на меня зуб, и избавиться от нежеланного обитателя Птицефермы таким образом – наилучший способ. – Ладно, я подумаю, – скрипит Сова. Затем стучит клюкой, поднимаясь. У меня с языка чуть было не срывается вопрос, почему тогда она сама не станет моим алиби, раз уж ей так небезразлична моя участь, но вовремя осекаюсь – уж она-то наверняка была весь вечер на глазах у Главы. – За тобой придут утром, – сообщает Сова вместо прощания.