Я открыл было рот, но вовремя одумался и проглотил чуть не сказанные слова. Не стоит им знать. Ни Хельге, ни Диме, ни уж тем более Ксении, для которой эти воспоминания — тёмное, несмываемое пятно на прошлом. Каково ей будет, если она поймёт, что я это увидел? Нет: лучше обставлю всё так, будто имена пришли ко мне из другого места. С тем же Каргановым, — лысым, — мы ещё не раз встретимся, и мне нужно будет просто убедительно попросить его молчать в тряпочку и сделать вид, будто он раскаялся и выдал своих то ли шестёрок, то ли подельников. А если не получится… Что ж, с недавних пор я уверился в собственной способности убеждать… Глава 14 Разговоры и переговоры — Хорошо, что ты сохранил самоконтроль. Но почему ты вообще стал… таким? — Едва не потерял сознание от ментального удара и полностью закрыл свой разум. Ощущение неприятное, вот и слегка протёк крышей. — Что ж ты так на меня косишься, Дима⁈ Определённо, мне нужно срочно научиться нормально защищать свои мысли и эмоции. Второго такого «кинотеатра» недоброжелатель может и не пережить. — Мы сами дураки, что не отговорили. Но кто ж знал, что ты спокойно дойдёшь до четвертьфинала?.. — Я. — А что? Высокое самомнение — не порок. Не завышенное же! — Зато теперь куда лучше понимаю, что ты имел ввиду, говоря про уязвимость разумов телепатов. Этот засранец ведь не был слишком уж сильным, но саданул так саданул… — Всё ещё хреново? — Синицын посмотрел на меня с беспокойством. — Так, с серединки на половинку. — Я неопределённо покачал раскрытой ладонью. Я действительно чувствовал себя так себе, но то скорее от перенапряжения нервной системы и разума, нежели от спроецированных воспоминаний. — Жить можно, а хороший сон, скорее всего, решит все проблемы. — Тебе ещё предстоит от обвинений отбиваться, так что я бы на твоём месте не расслаблялся. — Прямо и уверенно заявил Синицын. — Но правила ты не нарушал, так что закон на твоей стороне. В остальном твоей вины нет: откуда только пробудившийся псион из простого люда может знать, кто и на что способен? — К слову, об этом. Раз уж все мы здесь сегодня собрались, а топать ещё минут пятнадцать… — Я хмыкнул. — Может, распишете мне в красках, какой ранг и на что способен? Потому что я запутался окончательно… А запутался я потому, что в моей голове концепция псионики складывалась из трёх частей: самоощущения, наблюдаемой картины и чужих рассказов. Проще всего было с самоощущением, так как я примерно понимал, на что способен, что могу и к чему пока опасно подступаться. Проблемой для адекватного восприятия окружающего «псионического» мира можно было считать тот факт, что я оказался априори сильнее любого другого свежепробудившегося псиона, и не только в плане доступных направлений. Скорость моего мышления была минимум на порядок выше, контроль — лучше, а выносливость разума явно зашкаливала. Усталость? Не знаю, о чём вы: к нынешнему моменту перенапрячь мозги и их аналог из чистой энергии мне было действительно трудно. Единственным слабым звеном оставалось тело и нервная система, но и это дело поправимое. Тренировки и практика повысят мои пределы, а если заняться этим уже сейчас, то с потолком я столкнусь ещё нескоро. Наблюдаемая картина… Тут всё было довольно однозначно: студенты в большинстве своём не представляли из себя ничего серьёзного, но при этом они же были скованы правилами академии. Кто знает, что сможет учудить боевик, которому дадут добро на убийство? Может, их слабость проистекает именно из наложенных ограничений? С другой стороны, с ускоренным сознанием я могу банально раздавить, спалить и множеством иных способов устранить сколь угодно много псионов до второго ранга включительно за секунду плюс-минус. Тот же лысый не пережил бы столкновение с лучом, которым я нарушил целостность его сферы и продырявил атмосферу, а таких лучей я, при желании, могу создать очень и очень много. Сам процесс не сложнее формирования и удержания обычного сгустка высокотемпературной плазмы, так что единственным ограничением выступает только неспособность разума охватывать бесконечное число таких объектов. И вновь напомню себе о том, что начатую этим утром традицию следует продолжить, ибо только тренировка позволит мне стать сильнее и избавиться от очень неприятного «десятиметрового» ограничения. Наконец, чужие рассказы. Хельга говорила о том, что полноценный боевой псион способен заменить тактическое ядерное оружие, и я был склонен ей верить. Потому что те же ракеты или снаряды даже я, будь радиус воздействия выше раз так в двадцать, мог бы сбивать или приводить в негодность сотнями. Да и с уничтожением чего-либо проблем возникнуть не должно, ведь я уже могу управляться с плазмой, а к чему приводит ядерная реакция в какой-нибудь бомбе? Правильно! К образованию сгустка высокотемпературной, — очень, — плазмы, которая и устраивает большой «бум». Потому рассказы аловласки я воспринимал всерьёз от и до: сам мог, чисто теоретически, такое повторить. А перспективы телепортации вещества, которое можно попытаться целенаправленно «поместить» в другое? А перемещение самого себя с последующей «бомбардировкой» и отступлением? То-то и оно. — На самом деле тут нет ничего сложного. — Начала Хельга. — С первого ранга по третий — студенты и обучающиеся псионы относительно низкого уровня силы, так скажем. Это общепринятая мировая классификация, не совпадающая, разве что, с восточной. Четвёртый ранг и выше — это уже полноценные псионы, обладающие необходимыми знаниями и способные полноценно использовать свои способности. Виктор Васильевич как-то обмолвился, что его сил будет достаточно для уничтожения нашей академии вместе со всеми студентами, если тут не будет высокоранговых псионов в качестве охраны… А ответственный за работу со студентами, если мне не изменяет память, — ха-ха! — находится на пятом ранге. Что ж, это уже куда больше похоже на правду, нежели то, что я наблюдал своими глазами. Сравнивал себя с «детьми», которые и суть явлений не понимают. Низко же я пал, однако… — Добавлю, что на арене ты не показал разрушительную мощь, свойственную четвёртому рангу. — Аловласку прервал Синицын, умело воспользовавшийся кратковременной паузой. — Но твой контроль был вполне на уровне. Даже я пока не могу управлять таким количеством явлений с приемлемой точностью. — Он, попытавшись, просто сжёг бы или себя, или оппонента. — Хельга сердито уставилась на блондина. — Как и я, впрочем. — Значит, в плане контроля и понимания сути физических процессов я вас превосхожу. — С одной стороны, это хорошо. С другой — а не попрут ли меня с академии? Нет, маловероятно. А вот «отделить» от студенческой массы могут, переведя на «домашнее обучение». И тогда у Ксении будут большие проблемы. Да и я сам не имел большого желания отказываться от общества, которое приносило мне столько приятных, — и не очень, — ощущений. Значит, на переговорах в ректорате нужно крепко держаться за продолжение обучения в качестве обычного студента. Или необычного, но тут уж не от меня зависит. — А вот знаний мне недостаёт. С какой вероятностью меня выпнут из академии доучиваться отдельно? — Я бы сказал, что это даже не обсуждается… — Синицын бросил на меня короткий взгляд, а от Ксении ощутимо повеяло страхом. — Значит, мне нужно будет сделать всё для того, чтобы обсуждалось. — В конце концов, ко мне не могут не прислушаться. Есть же головы на плечах у тех, кто контролирует людей, способных стирать с лица планеты мегаполисы? В противном случае наш шарик уже давно посерел бы, растянув между собой и космосом непроницаемый слой радиоактивного или не очень пепла. Но этого не произошло по одной из двух причин: или у всех сильных псионов есть мозги, или не все сильные псионы способны устроить апокалипсис в миниатюре. — Можете что-то рассказать о директоре и о, как там сказали, сотрудниках управления псионами высокого класса опасности? — Сотрудник может попасться любой, но люди там серьёзные, возражений не терпящие. С ними лучше договариваться по-хорошему, нежели спорить. А директор… Вячеслав Борисович весьма своеобразен. Ставленник Императорской семьи, квалифицированный управленец, не очень сильный псион четвёртого ранга, придирчивый, чтящий каждую букву законов и правил… Чем дольше Ксения говорила, тем больше я понимал, насколько глубокими познаниями располагают окружающие. Но не я, нувориш от мира аристократии и псионики. Имена ни о чём мне не говорили, титулы — давали лишь самое общее представление о положении человека в обществе, а упоминание этикета не вызывало в голове никакого отклика. Мне банально не на что было опереться, ибо я «играл» вслепую. И ощущение это было не из приятных, мягко говоря. — Спасибо, действительно нужная и подробная справка. — Я улыбнулся, и девушка улыбнулась в ответ. — Значит, не всё так плохо, как могло бы быть. — Раз уж на то пошло… — Синицын вздохнул. — Пожалею я об этом, но не могу не посоветовать вести себя… чуточку наглее. Ты и так наглый, конечно, но, может, перед директором в струнку решишь вытянуться… — И не собирался. — Перед кем я в принципе «вытягивался в струнку» после освобождения из заточения? Вот-вот. Уважение уважением, а раболепия и чего-то похожего от меня не дождётся никто. — Я поддержу Синицына. Ты крайне перспективен, так что даже государственные структуры захотят видеть тебя не как подчинённого, но как союзника. А это подразумевает по-настоящему взаимовыгодные договорённости. — Пересилила Хельга своё неодобрение, с которым она смотрела поочерёдно то на блондина, то на Ксению. Ей такие разговоры, судя по всему, не очень-то и нравились, но оно и понятно: очень уж девочка уважала вышестоящих, и Виктор Васильевич тому отличный пример. — Учту. Но дальше, пожалуй, я сам. — Мы как раз остановились посреди главного холла центрального здания академии, так что тут или разделяться, или шуровать всей весёлой компанией аж до ректората. Второй вариант был менее предпочтителен, так как до точки назначения добраться я хотел в одиночестве. Подготовиться, так сказать, морально… — Можно тебя на пару слов? — Ксения осторожно коснулась моего плеча. Я кивнул, и мы под подозрительным взглядом Хельги и насмешливым — Синицына, отошли в сторонку. Тут же нас от окружающего мира отрезала безвоздушная прослойка, и девушка повернувшись ко мне лицом и спиной к остальным, продолжила. — Хельга недавно обмолвилась о том, что о тебе всем заинтересованным уже известно всё и даже больше. Обычно это означает поднятие всех возможных источников информации: семья, друзья, знакомые, документы, записи с камер. Учитывай это, когда будешь договариваться с контроллёрами. — Спасибо, учту. — Я серьёзно кивнул, поймав взгляд ярко-голубых глаз. — Подождёшь меня здесь, или?.. — Подожду. — Эмоции девушки струились ровным потоком, в котором всё было по-прежнему. Разве что щепотка опасения пополам с беспокойством прибавились, но оно в нынешних обстоятельствах вполне себе объяснимо. — Ни пуха, ни пера. — К чёрту. Что ж, теперь я, по крайней мере, знаю о том, что одним из направлений беловолосой красавицы является аэрокинетика. Телекинез тоже позволяет такое провернуть, но куда сложнее и не с таким «привкусом» воздействия. Впереди замаячила лестница, ведущая в святая святых главного учебного заведения Российской Империи. Но глубина моих раздумий оказалась такова, что я даже не успел оглянуться, как оказался напротив нужной двери. Последняя «проверка всех систем» и внешнего вида завершилась критическим успехом, — оказывается, я умудрился где-то вляпаться в грязюку, так что пришлось экстренно почистить ботинок, — после чего я костяшкой среднего пальца постучал по двери. — Входите. — Мягкий, даже какой-то слабый голос принадлежал, как оказалось, самому директору, портрет которого я видел в академии уже несколько раз. Благодушный немолодой мужчина с полноценной густой седеющей бородой восседал на богато украшенном кресле за своим рабочим столом. Ещё три таких же стула занимали другие участники нашего мероприятия: мужчина и женщина в форме, догадаюсь, «контроллёров», плюс Виктор Васильевич во всём своём суровом великолепии. Мне же места не уготовили, то ли решив меня этим оскорбить, то ли недосмотрев. Но не наплевать ли мне эту мелочь? Ага, именно. — Приветствую всех собравшихся. — Я неглубоко кивнул, не став выделять каждого по-отдельности. — Артур Геслер, студент. — Андрей Ворошилов. — Представился мужчина в форме, встав со своего места, шагнув вперёд и протянув мне руку, которую я тут же, оценив, так сказать, жест, и пожал. Обратно он садиться не стал, а вот стульчик тихонько отлевитировал к стенке. — Обер-комиссар первого класса, комитет по управлению псионами высокого класса опасности. — Комиссар Анастасия Белёвская. — О, так вот почему её волосы отдают алым. Родственники с Хельгой? Интересно. — Комитет тот же. — Алексей Михайлович, директор академии. — Вставать он не стал, но вместо этого вполне по-доброму улыбнулся. При этом взгляд директора оставался всё таким же, каким был в начале: цепким, въедливым и суровым. — А с Виктором Васильевичем вы, Артур, уже знакомы. У вас есть вопросы касательно того, по какой причине вас попросили сюда явиться? Обер-комиссар при слове «попросили» нехило так удивился, хотя виду не подал. Железная выдержка, но эмоции всё-таки просачиваются. Даже интересно, насколько он силён как псион, ибо разум его ощущается вполне «по-нашему». — Я предполагаю, что дело в моём неполном соответствии статусу студента, господин директор. — И больше ничего не скажу. Болтливость — не лучшее качество, а прежде чем что-то предлагать нужно хотя бы выслушать, чего им от меня вообще надо. — В общем смысле верно, Артур. Вы в значительной мере вышли за рамки того, каким все привыкли видеть даже достаточно опытных студентов. И первым делом я бы хотел задать вам один важный в нашей ситуации вопрос. — Я ощутил… не эмоцию, но напряжение, пришедшее со стороны Виктора Васильевича. — В какой конкретно момент вы осознали, что способны на воздействия, продемонстрированные вами на арене час тому назад? Конечно, все здесь присутствующие помимо обер-комиссара читались с огромным трудом, но по слабеньким отголоскам их состояния и эмоций, да за счёт банальной логики я сразу понял, что под Виктором Васильевичем зашатался стул. Но «убирать» этого человека мне пока было невыгодно по ряду причин, включая то, как к нему относится Хельга. Я ведь изначально не отказал ей только потому, что мне не нужны были очевидные враги в стане аристократов, с которыми ещё можно было навести мосты. Так что ответ всплыл в голове практически моментально, если брать за точку отсчёта реальное время. — В тот момент, когда мой оппонент в последнем проведённом на арене раунде атаковал меня ментально. Это было неожиданно, и я, испугавшись, инстинктивно попытался от него закрыться, что только усугубило последствия. — Неожиданно, но родственница Хельги на этом моменте поморщилась, словно от зубной боли. — В дальнейшем я плохо себя контролировал, но удержался от того, чтобы не убить источник угрозы на месте. — А смог бы? — Холодный взгляд стальных серых глаз обер-комиссара перехватил мой, и сама реальность, казалось, застыла в ожидании моего ответа. Но это было всего лишь наваждением: уж кому как не мне знать, что это такое — застывшая реальность? — Думаю, что да. Я уже видел смерть, и убивал, хоть то и был монстр из другой реальности. Здесь же… всё проще. — Разбавляя ложь правдой, можно добиться нужного эффекта. Но почему Белёвская не перестаёт изображать пантомиму, полную боли? Или же… она ментал? И что её так колбасит, если я даже не ощущаю попыток проникновения? Не ощущаю! Мой разум как по команде мобилизовался и «поднял щиты», использовав для защиты всё, что только у меня было. Ускорение сознания, закольцованные «как по учебнику» участки мыслей, мнимые эмоции — всё это было создано во мгновение ока, и, как оказалось, не по пустой придури. Комиссар резко побледнела, обеими руками схватилась за виски и едва не свалилась со стула. Удержал её только стоящий рядом мужчина, успевший схватить коллегу за плечи и потянувшийся к кобуре на поясе. Пистолет против псиона? Я для него что, какая-то шутка? — Не надо! — Белёвская схватила обер-комиссара за запястье. — Я… сама виновата. Мужчина тем временем перестал тянуться к оружию, поймал взгляд девушки, набрал в лёгкие побольше воздуха… и тяжело выдохнул, прижав свободную руку ко лбу и начав тот медленно, до красноты растирать. Я отчётливо ощущал, как он разрывается между двумя одинаково сильными, но неизвестными мне желаниями. И понадобилось ему для этого несколько секунд, на протяжении которых все остальные присутствующие в комнате люди изображали из себя мебель. — Прошу извинить мою подопечную. Я разберусь в ситуации. А пока дайте мне пару минут, я выведу её из кабинета… — Не стоит, обер-комиссар. — Мужчина вопросительно на меня посмотрел, чуть приподняв бровь. — Её присутствие здесь чем-то обусловлено и, скорее всего, необходимо, а я не обижаюсь на эту попытку понять, что движет потенциально опасным псионом. Но впредь мне очень не хотелось бы, чтобы кто-то лез в мою голову. Думаете, я резко проникся любовью и пониманием ко всем вокруг? Да ни разу! Просто мне представился шанс получить «обратную услугу» от не последнего по табели о рангах человека, и для её получения нужно было всего — ничего. Даровать прощение в такой неоднозначной, противной лично мне ситуации. — Вы уверены, Артур? — Не доверяет. Ничего удивительного, впрочем. — Абсолютно. Тем более, вашу подчинённую нельзя сейчас отпускать одну. Я слышал, что провалившиеся попытки проникнуть в чужой разум опасны в первую очередь для «нападающего». — Так оно и было. Но если судить по состоянию родственницы Хельги, она и не пыталась проникнуть на слой мыслей. Просто хотела чётче считывать мои эмоции, не полагаясь на то, что проникает вовне ментального поля. — Благодфарю за беспокойство. — Пробормотала причина всех проблем, зажимающая рукой начавший кровоточить нос. — Но я в порядфке. — Только до нашего возвращения в управление. — Со злым прищуром пробормотал обер-комиссар, усевшись на подхвативший его пятую точку стул. — Я услышал ваш ответ, Артур. Но у меня ещё есть вопросы… — Спрашивайте, господин обер-комиссар. Я постараюсь ответить. — Раунд только начался, а у меня уже было одно внепланово заработанное «очко». И ценой чего? Всего лишь небольшой уступки, которая мне ничего не стоила. Осталось только развить успех, закрепиться и продавить свои хотелки…