Демидов, хоть и не настолько знатен, но весьма и весьма богат. Не первое поколение его семья практически царствует на Урале, а уж сколько они из земных недр выкачали… представить страшно. Только не помогут ему эти деньги. Не помогут. Благовещенский стиснул кулаки. Жалобно плеснулся коньяк в снифтере. И уже не жалобно – торжествующе плеснулось вокруг одиночество. Одиночество… Дочери – нет. Внуков тоже не будет. Жена сошла с ума. И даже если она придет в себя, сможет ли он забыть то, что видел? Сможет ли не помнить, как с некогда любимых губ лился яд? Благовещенский отлично знал ответ. Не сможет. Никогда не сможет… И что ему осталось? Только сидеть в темноте, смотреть в камин и понимать, что там догорают не поленья – там догорают осколки и обломки его жизни. Такой неожиданно никчемной и ненужной. Такой пустой и безрадостной, наполненной лишь работой… Серые дни и очень, очень черные ночи. Это больно. Это было настолько больно, что снифтер полетел в огонь, но даже взметнувшиеся языки пламени не помогли разогнать мрак, скопившийся в душе. В дверь поскреблись. – Ваше высокопревосходительство… – Да? Александр даже обрадовался слуге. Все ж отвлечься от плохих мыслей. – Ваша супруга… – Что с ней? – Она сбежала. * * * Александр помнил, как раздавал указания слугам. Как приказал закладывать экипаж, как распоряжался, приказывая найти обезумевшую от боли женщину… Только как ты ее найдешь? Березовский хоть и не Москва, но достаточно большой город, и прочесать его весь – немыслимо. А нарваться на неприятности – очень даже несложно. Кусочек ясности подарил обрывок накидки. Дарья, спеша покинуть ненавистный ей дом, зацепилась накидкой за забор – и в гневе дернула плащ. Дорогой, темно-малинового бархата, он сам покупал жене… Деньги Дарья не взяла. Записки никакой не оставила, следа – тоже. Дом она покинула через черный ход, и, судя по следам, там ее кто-то ждал. Благовещенский не мог назвать себя следопытом, но тут и навыков не требовалось – человек явно влез где-то в грязь, и теперь она нападала на мостовую с его обуви. Явно стоял, ждал… дождался. Куда они потом пошли? С кем вообще она умудрилась связаться? Неизвестно. Даже предположений пока не было. Потом был дом Храмовых – и ощущение: опоздал… А потом был дом Синютиных. * * * Ужас. Это единственное, что мог испытывать Благовещенский. Ужас, который пропитал каждую его клеточку, заполнил все тело и выплеснулся наружу вопросом: – ЧТО?! На него даже не сразу обратили внимание, но потом вперед выдвинулся один из участников действия. Все происходящее казалось генерал-губернатору каким-то жутким страшным спектаклем… это ведь не может происходить наяву, правда? Пожарище на месте дома, несколько накрытых рогожей тел и две группы людей на расстоянии друг от друга. В той, что была ближе, Благовещенский опознал Ваню и его младшего брата. Они стояли с фонарями в руках, до странного напоминая почетный караул. Но – почему они так стоят? Над кем наклонился этот мужчина? Сердце пропустило удар. А потом вперед выдвинулся какой-то человек. – Ваше высокопревосходительство, разрешите доложить? – Докладывайте. – Благовещенский спрыгнул с лошади и бросил кому-то поводья. Разберутся! – Что произошло? – Поджог, ваше высокопревосходительство. Благовещенский поощрил околоточного кивком и выслушал достаточно связную и грамотно изложенную историю. Околоточный Елпифидор Семенович вообще-то сегодня не дежурил. Но – совпадение. Недавно неподалеку был установлен пост околоточного. Чтобы пресекать, значит… Но место здесь тихое, пост установили больше для устрашения, вот и назначали на него самых что ни на есть лентяев и разгильдяев. Дело житейское. Или новичков. К примеру, таких, как его троюродный племянник. Надо ж где-то начинать? Но новичок на то и новичок, чтобы совершить все возможные ошибки и еще немного. Елпифидор и решил прогуляться ночной порой, проведать родственничка. Вот тут – да, тут чистая случайность. А остальное… Пришел. Увидел оглушенного племянничка, догорающий дом, пожарный расчет, потом приехала госпожа Синютина, простите… Храмова, конечно. А потом из темноты вышла вот эта госпожа и выстрелила в Марию Пет… Ивановну. Предотвратить не успели, только задержать. Мария Ивановна ранена. Насколько тяжело – пока неизвестно, пулю точно извлекать надо. Госпожа… дама, которая на нее покушалась, тоже задержана. Что с ней дальше будет – решит, надо полагать, суд. В остальном тишина и порядок, ждем распоряжений генерал-губернатора. Благовещенский кивнул и отправился на встречу со своей судьбой. Сначала – не в силу каких-то чувств, просто до нее было ближе – к госпоже Храмовой. Маша лежала на земле. Бледная словно мел, такая бледная, что брови и ресницы казались черными полукружьями, резко перечеркнувшими меловое лицо. А над ней колдовал фельдшер. – Она… – Должна выжить. Молодая, сильная, да и меня вовремя позвали, – тот даже головы не повернул, просто дал ответ. – Хотя как повезет, конечно. Благовещенский выдохнул. Если у мага земли есть хоть один шанс – он выживет. Связь Марии с землей такова, что ей даруется и плодовитость, и стойкость. У кошки девять жизней? Ну так у мага земли их девяносто девять! А что же… Когда он увидел Дарью, сердце екнуло. Пропустило удар, а потом как-то обреченно трепыхнулось в груди. Все.