Изящные чеканные звенья из золота, тонкая работа, гравировка в виде роз… – Отдай Сергею Никодимовичу, пусть отправит обратно, – распорядилась я. – А ты не хочешь его себе оставить? – Зачем? – Ну… я бы оставила. Я посмотрела на сестричку. – Арина, а ничего, что за него потом благодарность потребуют? – От бабы не убудет. У меня слов не нашлось. – Арина. Отнеси. Это. Сергею Никодимовичу. – Сама не хочешь, мне оставь. В приданое. – Приданое я тебе и так дам, не обижу. Ариш, не стоит принимать подарки абы от кого, ты за них потом втрое заплатишь! – Тебе легко говорить, у тебя и так все есть. Я демонстративно оглядела себя. – Что у меня есть? Что есть такого, чего нет у тебя? Реквизит? – Рек… чего? – Мне надо одеваться и выглядеть определенным образом. И то я не слишком стараюсь. Сама видишь. Арина выразительно скривилась. Все верно. Простое домашнее платье, никаких украшений. Только сережки в ушах и обручальное кольцо на пальце. У Арины тоже серьги в ушах есть, кстати. Простые, золотые, без камней. Но тут закон строг. Крестьяне, мещане, чины до восьмого класса не имеют права носить никакие камни. Покупать – могут, продавать могут, в конце концов, это всегда выгодное вложение денег. А вот носить – нельзя. Начиная с восьмого класса можно носить полудрагоценные камни. Потомственные дворяне имеют право носить драгоценности, на здоровье. Любые, с любыми камнями. Исключение лишь одно – красный алмаз. Вот его можно носить только правителям, но учитывая, как их мало в мире (и королей, и алмазов, последних даже и меньше)… Браслет был без камней. Но тонкость работы, изящество, аккуратность звеньев и гравировки… нет, это не стандартный ширпотреб. – А может, оставим? – Арина, мне долго упрашивать? Сестра скривилась, но украшение отнесла. Вот и ладно. Не нужно мне такого счастья, ни от кого. Дорогие подарки я могу принять от мужа, а все остальные идут лесом. * * * На бал я ехала крайне недовольная. Да, куафер помог чем мог. И волосы мои уложили так, что цвет особо в глаза не бросался, и украсили богато, и цветами, и лентами, и кожу напудрили – опознать во мне Лейлу было нельзя. Но цесаревич Василий… Эх, не умею я с такими кадрами работать. Еще в том мире терялась. Давать каждому – простите, до костей сотрется. Да и просто противно. Обламывать жестко – напакостят в ответ. Не раз случалось. А то как же! Он же такой, ну просто чумовой, из грязи вылез в князи, корона на голове уже не умещается, аж на задницу съехала, и тут самому Ему отказывает какая-то коза! Да за такое… Вот мне и прилетало. И за такое, и за сякое, и за всякое. Везет некоторым женщинам, они как-то умеют отказывать так, чтобы никого не обидеть. А я… Увы. И еще раз – увы. А потому на бал я ехала как на каторгу. Храмов подбадривал меня, но действовало плохо. Ладно, мне просто сыграть поаккуратнее. А там… Можно залечь дома еще на пару дней, а потом уезжать с чистой совестью. Пару раз заезжал Романов. Уточнял насчет Милонега, но я мало что могла сказать. Дневник отдала, остальное же… Дура была. В упор козлиной сущности под мундиром не видела. Романов понял, покивал и отвязался. В целом, я подтвердила его теорию о бабах-дурах, так что человек не напрягался. Не стоит думать, что он такой уж узколобый. Но вот принято так. Как во времена плантаторского Юга. Женщина – нежное и хрупкое существо. Мужчина ее опекает. А мысль о том, что на хрупкой даме можно поля пахать и огороды окучивать… даже если она ему приходит в голову, человек все равно молчит. Ведь не поверит никто. Или того хуже – поверит. Бледно-голубое платье, в тон сапфирам, изящно ниспадало складками. – Машенька, соберитесь. Если все пройдет хорошо, уедем уже через три дня. Лучшего стимула мне и не надо было. Я расправила плечи и принялась подниматься по лестнице, опираясь на руку супруга. * * * Первый бал, второй бал… я человек не тусовочный. И здесь я поняла это со всей определенностью. Шумно, в глазах рябит, в носу чешется… Дома с книжкой куда как лучше. Да простят меня те, для кого тусовка – это профессия. Они идут «торговать мордой», и даже успешно. Для них это работа, для них это образ жизни. А у меня нет такой нужды. Для меня это адова каторга. Точка. Но приходится улыбаться и кланяться, а потом кланяться и улыбаться. Получается неплохо. Кстати, в статусе я не сильно потеряла, став из княжны Горской – госпожой Храмовой. Интересно, почему так? Разъяснил муж. Сильная семья, сильный юрт, незапятнанная фамилия, а разница в возрасте… что такого? Наоборот, меня будут рассматривать как умную и предприимчивую особу. Была молодая жена, стала молодая вдова, привилегий больше, ответственности меньше… Прагматизм! Понимать надо! * * * В этот раз цесаревич Василий ждать себя не заставил. Явился с небольшой свитой, раскланялся направо и налево, протанцевал пару танцев с симпатичными девушками и соизволил заметить нас с Храмовым. – Сергей Никодимович, рад вас видеть. – Ваше высочество…