Глава 2 Август в деревне. Щедрый месяц. С глухим стуком падают на землю спелые яблоки; бабушка достала медогонку – страшный тяжелый агрегат, у которого Лида с удовольствием крутила ручку, наблюдая, как по желобку вытекает тягучий янтарный мед; пошли опята, папа вернулся из леса и воодушевленно рассказывает, как набрал «вот эту корзину и полные карманы за двадцать минут», потому что набрел на небольшую вырубку, где пней не видно из-за грибов; каждое утро мама снимает с грядки пузатые гладкоблестящие кабачки, и нет им конца; петухи по очереди не напрасно дерут глотки на перекличках и исправно топчут курочек – каждое утро бабушка собирает в сарае еще тепленькие свежие яйца. Только местные бобики дружной компанией тихо и безо всякой практической пользы нежатся в теплой пыли на обочине дороги, разомлев, и даже для вида не гавкают на прохожих… Лида, поверив Вите, обретала душевное спокойствие, лежа на траве в яблоневом саду и глядя на облака. Облака были словно ватные, плотные, толстые и наверняка мягкие, жаль не потрогать. Сегодня к ним заходил дальний родственник, приводил какого-то мужика. Мужик попросил иконы ему показать. Бабушка растерялась, села на стул, махнула рукой в красный угол и в другую комнату. Бумажная икона в спальне мужика совсем не заинтересовала, а вот красный угол он осмотрел внимательно. Икона была выполнена красками на металлической основе. Осмотрев ее, мужик сказал, что это конец XIX века, работа не ручная, а заводская штамповка, большой ценности не имеет, что его интересуют иконы более ранних веков. И, попрощавшись, ушел. А на следующий день верный ленинец и старый греховодник дед Федул похвалялся, что выручил за бабки покойницы икону сумасшедшие сто рублей! …Подошла Танечка, прилегла рядом. – Вот где я тебя нашла! Не помешаю? – Что ты! Я так рада поболтать с тобой, – ответила Лида, пододвигаясь на край покрывала. Таня закинула руку за голову, вздохнула. – Скучаешь, – проявила прозорливость Лида. – Не суй свой носик… – Таня небольно щелкнула Лиду по кончику носа. – Да щелкай сколько угодно; я же вижу, что ты в деревне всего четвертый день, а уже вздыхаешь. У тебя же к нему любовь с первого взгляда, ты сама рассказывала, как он провожал тебя после концерта, а ты шла ни жива ни мертва, боялась на него взглянуть, чтобы он сразу все не понял. Не боись, они совсем недогадливые, эти мужчины. Видишь, не такая уж я мелкая, чтобы про любовь не понимать. – Какая? Мелкая? Это как? – Ну, маленькая то есть. Как рыбка-малек. Ты меня не отвлекай, я что хотела спросить: почему ты с Лешкой в Ливадию не поехала? Чего ты испугалась, ты же его изучила как облупленного! Вот теперь будешь три недели страдать, хотя нет, меньше, четыре дня уже прошло. А он через три недели вернется загорелый, отдохнувший, посвежевший. Ничего-ничего, пострадай, «страданиями душа совершенствуется, папенька говорит, что одни радости вкушать недостойно». – Это что за цитата? – Да так… Не объяснять же на самом деле, что в 1984 году выйдет замечательный фильм Марка Захарова «Формула любви». – Ты лучше скажи – не боишься, что он там, в санатории… – Даже не говори мне таких глупостей!!! Лида посмотрела внимательно на вспыхнувшую как спичка сестру и спросила: – Он тебе предложение еще не сделал? Поверь моему слову, обязательно сделает. А ты не смей даже сомневаться – выходи! Бегом беги за него замуж! – Какая ты взрослая уже, сестренка… А я не дура, ты не думай. Побегу вприпрыжку! – Любишь? Но ответить Таня не успела, потому что к ним бежала Танина мама, которая тоже была здесь в отпуске, и махала какой-то бумажкой. – Телеграмма! Таня, тебе телеграмма! Танюшка, переполошившись, подскочила и побежала навстречу матери, выхватила у нее сложенный листок, раскрыла и замерла, читая. – Что там, Танечка, что случилось? – Тетя Маша, маленькая и кругленькая, тянулась на цыпочках, пытаясь заглянуть дочери через плечо. – Это от него, мама. – Таня оторвалась от телеграммы, лицо ее сияло. – Он пишет, что возвращается послезавтра и ждет меня. – Но у тебя же еще отпуск! – Тетя Маша, отпустите вы ее, вот увидите, послезавтра произойдет что-то очень хорошее. Лида была так рада за сестру. Ее судьба складывается совсем по-другому, в этой действительности она не попала на вечеринку, где познакомилась с тем, кто стал ее мужем в Лидиной прошлой жизни. «Вот и прекрасно. Раз у ее жизни теперь другое русло, значит, даст Бог, не будет той страшной кончины, как в прошлый раз. В любом случае я, конечно, заставлю ее пройти по всем врачам – берегись бед, пока их нет». Константин работал. И понимал, что в ближайшее время ничем не сможет помочь Лиде, Вите и Ире. В этой действительности работа над машиной шла теми же темпами, как и в прошлой, то есть до переноса человека еще как до расшифровки гена, как до одиннадцатого айфона, как до робота-сиделки. Как пешком до Луны. То есть долго. – Ну что, Данила-мастер, не выходит каменный цветок? Петр вошел в лабораторию, сегодня у него рабочий день, и он даже почти не опоздал, что за глупость обращать внимание на какие-то смешные час-полтора. – Выходит, но очень медленно. Точно так же, как в прошлой жизни. Так что к 2020 году могу гарантировать работающий экземпляр. – Константин горько вздохнул. – Почему к 2020-му? Ты же смог с отцом в 1985 году усовершенствовать машину, чтобы вернуться сюда. Она уже в 1985 году работала, так ведь? – Во-первых, это было в другой реальности. Во-вторых, у нас была узкая задача – отправить меня обратно, туда, откуда я попал в 1985 год, а сейчас мне нужна полноценно работающая машина, умеющая делать гораздо больше. А еще у моей машины – эта чертова парность и обратная петля! С этим тоже как-то надо справиться, я на себе узнал, каково это, никому не пожелаю. На кухне, куда они пришли попить чайку, Петр уселся, положил ногу на ногу и, пока Костя ставил чайник, начал: – Я тут столкнулся с похожей ситуацией – нужно мне было добиться кое-какого результата. Я помню, что добивался этого в прошлой жизни. И естественно, что моя первая реакция – повторить прошлую логистику: сначала это, потом вот это, затем будет вот так, и в конце надо сделать то-то и то-то, и результат в кармане. Но я отказался от старых методов, решил подумать, думал много, но придумал-таки и получил результат в несколько раз быстрее, чем тогда. Так вот, смотрю я на тебя и понимаю, что ты изобретаешь машину времени в этой действительности четко по старым лекалам. Согласен с тобой и верю в тебя – так ты обязательно получишь ее к 2020 году. Константин, так и не включив конфорку под чайником, слушал помощника, открыв рот и хлопая рыжими ресницами, а сам мысленно ругал себя на чем свет стоит: «Тупица! Тормоз! Тугодум! Логика элементарная, как я не докумекал… А Петя молодец, так деликатно идею подал». Забросив паяльно-сборочно-сварочные работы и позабыв про чай, Константин засел за матчасть, понимая, что ему поможет только прорыв, простое, но гениальное решение, которое позволит обойти время. И уж ставить задачи, так грандиозные, например машина должна разделять сознания при возвращении путешественника во времени обратно. А заодно решить проблему парности переноса. И бедной Лиде и ее друзьям не придется страдать! «Действительно, – думал Константин, – в первой реальности я изобрел одну машину, кто здесь мешает мне придумать принципиально другую? Буду думать, а если не поможет, то, когда подойдет время, повторить первоначальную машину я смогу легко». Подброшенная Петром идея так увлекла Константина, что на несколько дней он выпал из действительности: почти не спал, толком не ел, сгрыз до основания карандаш, которым делал черновые записи, послал Петра за новыми карандашами и тетрадью и запасом макарон. Петр не подвел, закупил все по списку и проявил инициативу, взяв еще несколько банок тушенки, сахару и грузинского чая, уж какой был в пристанционном магазинчике – запас не тянет! Так бы и питались – макароны по-флотски и картошка с тушенкой – и жили бобылями, если бы не Катя. – Мне надоело проявлять деликатность! – орала в телефон эта фурия. – Мне надоело ждать твоего звонка у телефона! Мне надоело грызть себя вопросом «почему не звонит?»! Отвечай сейчас же, почему ты не звонишь! Рыжий ураган обещал быть долгим и разрушительным. Но Константин прожил длинную жизнь, сложите-ка первую и вторую реальности, и умел гасить женские истерики. – Бросай все и немедленно приезжай! Видимо, он вложил в эту короткую фразу такой мощный посыл, что через час Катя ворвалась в незапертую дверь… …Когда два рыжих торнадо наконец утихли и расплелись, Катя вдруг встрепенулась: – Слушай, а где твой помощник? Мы сошли с ума, а что, если он где-то здесь и все слышал? Был здесь, но сбежал через заднюю дверь, как только увидел этот рыжий ураган. Несколько часов записи пришлось стирать, никакой полезной информации. Хотя надо было для моих американских хозяев оставить, а то они заколебали уже: «Почему так мало новой информации?» Вот вам новая, слушайте. – Ты знаешь, я раньше никогда не замечал, но, оказывается, он деликатный человек. Так что уверен, его здесь нет давно; скорее всего, он спешно эвакуировался черным ходом, когда ты повисла на мне в прихожей и мы снесли вешалку. – Снесли? Не заметила… – Катюшка поймала Костину ладонь, поцеловала и стала ее разглядывать: – Как странно! Я никогда не видела такой линии жизни – она у тебя двойная. Не знала, что так бывает. – Бывает. В жизни все бывает, – ответил Костя, пытаясь подняться. – Ты куда? – Посмотри на время – пойду что-нибудь к ужину сварганю. – Лежи, кулинар! У тебя женщина в доме, я сама все приготовлю. – Катя поднялась с дивана, который они, оказывается, даже не раздвинули. Когда Катя с порога прыгнула на Костика, обхватила его руками и ногами, как обезьяний детеныш, и начала целовать, ни у кого из них не хватило терпения раздвигать и застилать диван; хорошо хоть, ее пальто с сапогами успели скинуть в прихожей рядом с поверженной вешалкой. – Ты гречку любишь? – крикнула Катя из кухни, когда ревизия шкафчиков вскрыла запас круп в самом верхнем и дальнем углу. – Не помню, я ее давно не ел. – Значит, полюбишь. «Даже странно, – думала Катя, шустря на кухне, – что у него запас обнаружился. Обычно это женщины делают; с нашим снабжением приходится хранить по пять – десять пакетов разных круп, консервов, закупать впрок соли-сахара, морозилки до отказа забивать, на балконе мешки с картошкой хранить до морозов…» Они ели гречку с жареным луком, морковкой и все той же тушенкой. И Катя объясняла Косте, что сейчас уже конец сентября, что на улице холодно и мерзко, что так же мерзко было у нее на душе, когда она ждала-ждала от него звонка или весточки. А Костя, легко краснея, как все рыжие, оправдывался за свое плохое поведение, беззаботно отмахивался от глупых необоснованных подозрений и внаглую требовал доказательства Катиной любви в виде добавки – и любви, и гречки… Сентябрь 1979 года