– И без шуток. Я даю тебе две минуты, чтобы разобраться. Иначе один палец долой. – Она улыбнулась. – Таким образом, у тебя двадцать минут. А потом я примусь за другие части тела. Я в ужасе уставился на неё. – Ну-ну, не стой столбом, барон, – сказала Афродита. – Часы тикают. Меня охватила паника. Это какое-то безумие! Две минуты? Я совершил ужасную ошибку. Надо найти выход! Только вот выхода не было. И вновь раздался голос моего учителя. «Выход есть, Кристофер. Просто надо найти его. В буквальном смысле». Я не сразу понял, о чём он. В буквальном смысле. Да. Именно так. Все подсказки тамплиеров следовало понимать буквально. И эту тоже. Плиты. Я схватил факел и побежал к ним. Первая картина изображала боевую сцену. Группа конных рыцарей – я насчитал их девять – нападала на отряд сарацин. Сарацины размахивали тяжёлыми, зловеще изогнутыми мечами. Их лица были закрыты тканью, так что виднелись лишь глаза. У меня свело живот, когда я подумал о Минотавре за спиной – с его собственным зловещим клинком. – Девяносто секунд, – сказала Афродита. Над плитой была вырезана надпись на латыни: «Hostiles repulsantur» – «Враг отбит». Не то. Ни благословения, ни проклятия. Я двинулся дальше. На следующей панели были изображены те же девять рыцарей, сидящие в оазисе. За ними возвышались толстые деревья и песчаные, иссечённые ветром дюны. Рыцари что-то ели. Похоже, финики. И снова надпись на латыни: «Dominus providet» – «Господь заботится». Я остановился. «Господь заботится». Это благословение. – Шестьдесят секунд. Кровь шумела в ушах. Я не мог думать. И снова вернулся учитель. Словно бы тёплая рука коснулась моего сердца. «Сосредоточься, Кристофер». «Не могу!» Я заплакал. «Можешь, – прошептал он. – Я в тебя верю». Благословение… Вот благословение. Где же проклятие? Я осматривал камни, деревья, людей. Здесь не было проклятия. – Тридцать секунд. Дальше, дальше. Следующая плита была повреждена. Та самая, на которой изображены сокровища. Та самая, которую использовали тамплиеры, чтобы посмеяться над Филиппом. Здесь я видел только трёх рыцарей. Хотя, возможно, остальные были на другой части плиты, разбитой взбешённым Филиппом. Как и прежде, я не понимал, что за сокровище тут изображено: какой-то сундучок с приделанной к нему статуей ангела. «Сокровище, – подумал я. – В буквальном смысле. Сокровище здесь? За сокровищем?» Я посмотрел внимательнее. Что-то шевельнулось во мне. Казалось: статуя ангела имеет значение. Словно сокровище – это нечто, о чём я знаю. Но без полной картины на камне я не мог сказать, что это. Я осмотрел все части, которые видел, но тут не было надписи на латыни. Всё, что осталось, – золотисто-жёлтое солнце сверху, украшенное крестом тамплиеров. Нужно что-то буквальное. Если речь шла о сокровищах, эта картина была как нельзя более буквальной. Но она не годится. «Отыщи благословение и проклятие». Здесь не было ни того ни другого. – Пятнадцать секунд, – сказала Афродита. Я уже не мог совладать с паникой. Я перешёл к следующей плите. Всё моё существо вопило от ужаса. Здесь был один рыцарь, стоящий на платформе. – Десять секунд. На рыцаре простая кольчуга. Её звенья искусно вырезаны в камне. Меч висит на поясе. Рот открыт… – Пять секунд. Руки подняты. – Четыре. Перед ним стоит толпа. – Три. Огромная. Бессчётное количество… – Две. …людей, восторженно внемлющих… – Одна. …его словам. – Время вышло, – сказала Афродита. – Нет! – взмолился я. – Подожди. Подожди! Грубая рука схватила меня за ворот. Я попытался вывернуться. Бежать. Я сделал пару шагов к лестнице, и Минотавр сбил меня с ног. Я тяжело рухнул на каменный пол. – Нет! Минотавр прижал клинок к моему горлу. Я внимательно посмотрел на него, стараясь понять, изменилось ли что-то в нём. В его движениях. Нет ли дрожи. Изъяна. Чего-то, говорившего, что он слабеет. Ничего. Ловушка на рукояти шпаги не сработала. – Держи его, – сказала Афродита. Она уселась на меня верхом и схватила за руку. Я задёргался. Закричал. Начал умолять. Но видел лишь лёд в глазах Минотавра и жестокую радость – в её глазах. «Позови Тома! – взвыл мой разум. – Позови Тома!» «Нет, Кристофер, – сказал мастер Бенедикт. – Если позовёшь его, если будешь жалеть себя – он умрёт». Я не мог. Не мог. Афродита вновь прижала лезвие ножа к моему пальцу. – Боюсь, это будет больно, – сказала она. Я не мог пожертвовать Томом. И поэтому они разделаются со мной прямо здесь. Зарежут как свинью – под холодным светом висящего над нами гаснущего солнца тамплиеров. И я вспомнил. Я вспомнил.