Слеза прокатилась по её ожерелью; стекло треснуло, и ей на руку выпал радужный оберег. Она изумлённо смотрела, как оберег погрузился в её кожу, оставшись там навсегда. Когда Эстрель коснулась пальцем земли, из неё тут же выросло яркое зелёное растение. Когда окунула руку в океан, по волнам разошлась синева, и вскоре всё море стало ярко-лазурным. Всё, чего она касалась – от фруктов до деревьев, от животных до чудовищ, – приобретало яркие цвета… и в конце концов девочка раскрасила весь остров так, как ей нравилось. Когда через несколько месяцев она нашла на дальней стороне острова других обитателей, Эстрель подарила каждому из них по волшебному оберегу, хорошо понимая, что сразу все она надеть на себя не сможет. Рыбу – тому, кто узнал, что может дышать под водой. Луну – девушке, которая обнаружила, что умеет управлять морем. И тигра – девочке, которая научилась говорить с животными. Вскоре на острове родились дети с новыми отметками, а ожерелье, с которого всё началось, пропало. Вот так появились эмблемы. 2 Новый год Пляж был пуст, не считая трёх шумных одноногих птиц, скакавших по песку, и кучи гигантских бледных раковин, которые ждали, пока их соберут жители деревни в надежде найти внутри такие же огромные жемчужины. Верхушки раковин начали сереть; это значило, что они созрели и готовы к тому, чтобы их вскрыли. Тор с облегчением сбросил ботинки, носки и школьную форму. Когда он разделся до плавок, первые лучи дневного солнца пробежали по его загорелым рукам, спине и опустились к пальцам ног, которые он закопал в мокрый песок. Этот ритуал он практиковал уже много лет: убегал ночью или рано утром и тайными тропками, чтобы никто его не видел, пробирался к океану, чтобы поплавать. Он стал настоящим экспертом в хождении на цыпочках, наступая на половицы в доме так легко, что они даже не скрипели, а ещё он научился незаметно пробираться мимо окон, льющих свой свет. На берег накатила волна, и Тор бросился ей навстречу; по спине пробежал холодок, когда вода обдала его тёмные волосы. Он двигал ногами и руками синхронно – вперёд, в стороны, назад – точно так же, как лягушки, за которыми наблюдал в детстве. Он плыл быстро – не только чтобы поскорее добраться до своего любимого рифа, но и для того чтобы избавиться от гнева и раздражения, которые уходили, только когда он плавал. Вода впитывала все эти чувства, забирая тревоги и страхи и кружа их до тех пор, пока они не становились мягкими, как папины взбитые сливки. Он плыл, пока руки и ноги не заныли от усталости и облегчения. Только тогда он глубоко вдохнул и нырнул. Когда он опускался ко дну, из его рта вырвался поток пузырьков. Закрыв глаза и слыша далёкий звон в ушах, он чувствовал полнейшее спокойствие. Дедушка часто рассказывал об успокаивающих свойствах медитации, а также о пользе поедания свежей травы – что, признавал Тор, заставляло относиться к другим его словам с куда меньшей серьёзностью. Тем не менее пусть Тор и приходил в ужас от мысли, что хоть сколько-нибудь похож на своего странного дедушку, – плавание в какой-то степени было его личной медитацией… лишь в воде он чувствовал себя по-настоящему целым. Совершенно счастливым. Он поблагодарил богов желания, что живёт так близко от чудесного моря. Океан близ деревни Эстрель был знаменит – прежде всего тем, что многие морские животные, обитавшие там, вырастали до гигантских размеров. На морском дне лежали морские звёзды размером с ковёр и цветом от пурпурного до золотого, а большие ракушки часто давали настолько огромные жемчужины, что жителям деревни приходилось тащить их впятером на прочной сетке. Однажды он даже видел краба с клешнями, толстыми как ствол дерева. Сапфировое море было действительно чудесным, потому что было сапфирового цвета – оттенка, казавшегося неестественно ярким, слишком насыщенным, чтобы существовать. Такой же насыщенный цвет он видел только один раз – в глазах одноклассницы, до которой ему не было особого дела. Наконец добравшись до дна, Тор моргнул. Может быть, всё дело было в том, что он плавал всю жизнь, почти каждый день, и просто привык, а может быть, в чём-то совсем другом, но у Тора не щипало в глазах от солёной воды. Он видел океанский мир так же ясно, как и мир надземный, и мог даже проглотить немного морской воды без всякого вреда для горла. Он знал: то, что на него не действует соль, – ненормально. Его друг Энгль никогда не заходил в океан именно по этой причине: его глаза были чувствительнее, чем у большинства. Когда Энгль ходил вместе с Тором на пляж поутру, он часто вообще не заходил в воду – вместо этого он забирался на пальму и с помощью своей эмблемы высматривал акул и кальмаров-людоедов. Глаза у Тора не болели, а вот лёгкие уже начинали трепетать – это означало, что он провёл под водой слишком много времени. Тем не менее он не двинулся с места, разглядывая букеты кораллов слева от себя. Спайк, красный морской ёж, за которым Тор наблюдал ещё с тех пор как он был не больше камешка, вырос уже размером с человеческую голову; он ушёл с прежнего места и спрятался в тени жилистого мягкого коралла. Энгль сказал, что Спайк проживёт сто лет; если бы об этом сказал Тору кто угодно другой, он бы ни за что не поверил. Но Энгль знал больше о животных на Острове Эмблем, чем даже Теодора, девочка из их класса, эмблема которой помогала ей говорить с животными. В его груди что-то дёрнулось: лёгкие решили заявить, что ещё немного и сморщатся до размера изюмин. Тор с неохотой оттолкнулся ногой от дна, едва не задев морскую звезду, и вскоре вынырнул на поверхность, хватая ртом воздух. На лоб налипли волосы; не поправляя их, Тор сделал пять глубоких вдохов. После многих лет плавания он создал целую научную теорию. Пять глубоких вдохов приблизительно равнялись двум минутам под водой. Пора возвращаться. На этот раз, впрочем, Тор поплыл вперёд, а не вниз. Он направлялся к Костяной Шхуне. Сто лет назад, совсем чуть-чуть не добравшись до берега, здесь затонул корабль, перевозивший зачарованные вещи. Ещё до того как его научили избегать акул и выбираться из быстрины[4], Тор уже знал, что прикасаться к сокровищам Костяной Шхуны строго запрещено. Начнётся настоящий поток ужасов: сто лет проклятий, зубы, падающие с неба, море станет серым и так далее, и так далее – все эти старые россказни, слыша которые Тор только закатывал глаза. А вот смотреть на корабль никто не запрещал – у знамений и зловещих предсказаний обычно не бывает дополнительных оговорок, приписанных маленькими буквами. Так что Тор поплыл вниз, вдоль мачты, к палубе, где под слоем похожих на ленты водорослей и ряски лежали зачарованные вещицы. Тогда он это и увидел. Блеск чего-то серебряного. Спрятанного под сломанной доской. Похоже на кольцо. Нет, или это иголка? Или монетка? Если бы только он мог подержать вещицу в руках, узнать, что она из себя представляет. Никто же не узнает… Можно просто протянуть руку и взять её. Нет. Он остановился буквально в последний момент. Хотя Тор не то чтобы верил в проклятия – в основном потому что никогда не видел их в действии, а только слышал о них из преданий, – ему совсем не хотелось проверять, правдивы ли старые истории. Так что, вздохнув и выпустив облако пузырей, он развернулся и решил вместо этого набрать ракушек. Почти полчаса он плавал на животе, не сводя глаз со дна океана, и искал, где блестят самые красивые. Он терпеливо ждал, пока течение потревожит песок – и, словно из-под отдёрнутого одеяла, на дне появились совсем новые ракушки. Тор нырнул, чтобы собрать те, которые ему больше всего понравились, до того как они снова скроются под песком. На этот раз, когда Тор вынырнул, чтобы подышать, небо изменилось. Оно уже было не светло-розовым, как на рассвете, а голубым – а это значило, что пора в школу. Тор выпустил из кулака собранные ракушки, и они опустились обратно на дно; он смотрел им вслед с чувством горького разочарования. Мальчик, конечно, отлично понимал, что забрать их с собой всё равно нельзя. Ни в коем случае. Только Энгль знал, что Тор до сих пор ходит плавать. С тех пор как учительница прислала домой письмо, в котором сообщила о том, что Тору недостаёт трудолюбия – или, если точнее, он вообще даже не пытается трудиться, – родители недвусмысленно дали ему понять, что он должен сосредоточиться только на учёбе. А учёба, к сожалению, никак не была связана с водой. Он медленно, шаркая ногами, шёл по мелководью к берегу. Солнце уже начинало припекать; Тор досуха выжал на себе плавки, потом оделся. Полотенца у него с собой не было – это выглядело бы слишком уж подозрительно, – так что носки его оказались перепачканы песком, а в ботинках хлюпала вода. Но он не возражал. Наоборот, ему даже нравилось. Когда можно касаться пальцами ног осколков раковин в носках, пережить восемь часов учёбы как-то даже легче. Академия Асульмар[5] была построена прямо на склоне горы, которую ученики называли Наконечник, потому что её вершина в самом деле напоминала наконечник стрелы. Задние стены школы были сделаны из блестящего серого гранита, в главном зале горели большие костры, хорошо заметные от всегда открытых колоссальных входных дверей. Здание выглядело очень тёплым и гостеприимным. А вот учителя – нет. – Эй, мальчик! – послышался громоподобный голос женщины от силы футов четырёх ростом. Ученики шутили, что у миссис Альмы в роду были гномы, но, конечно, говорили они это не всерьёз. Все знали, что гномы вымерли давным-давно, в последний ледниковый период. Энгль клялся, что однажды видел замороженного гнома на рынке в городе Пафос. Тор сглотнул. – Да, миссис Альма? Она показала на него пугающе длинным, изогнутым ногтем и покачала им туда-сюда – так обычно виляют хвостом собаки, правда, выражая при этом куда более приятные чувства. – Вчера сбежал с занятий пораньше, да? Целых три брошюры остались непрочитанными! У миссис Альмы было ужасное зрение и привычка постоянно терять очки, так что прогуливать уроки было обычно довольно несложным делом. Тор мечтал сбежать на пляж всё время, что не проводил в классе. Ученики Асульмара изучали только то, что связано с их эмблемой – их даром. А Тор свой дар ненавидел. Если бы кто-нибудь взглянул в его расписание уроков, то вполне бы понял почему, думал Тор. Будучи прирождённым лидером, как мама, Тор вынужден был изучать историю политических событий, документы и решения, принятые за последние… много-много лет. Дело было даже не в том, что все эти тексты были очень длинными: люди с эмблемами лидеров обычно оказывались очень плохими писателями, так что ему приходилось часами сидеть над предложениями, которые никак не желали заканчиваться, а описывали они события, которые были ещё скучнее, чем чёрствый хлеб. Впрочем, дело было даже не в скуке как таковой: он бы точно так же страдал и на захватывающих уроках для обладателей дара варки эликсиров, которые целые дни проводили над пробирками с пузырящимся химическим варевом. Тора не интересовали вообще никакие умения, не связанные с водой. Плавание было единственным, что он по-настоящему любил. Что ещё хуже, класс с его эмблемой был самым маленьким в школе. Лидерству учились всего двое. И второй ученице, похоже, занятия всё же нравились. Мельда Александер вприпрыжку вбежала через главный вход школы. – Не беспокойтесь, миссис Альма. Я дам Тору свой конспект глав, которые он забыл прочитать. Миссис Альма повернулась к Мельде, но смотрела примерно градусов на десять в сторону, словно обращаясь к одной из серых горгулий[6], сидевших по сторонам от входа в Асульмар. Она совершенно изменилась в лице. – Ты очень добра. Миссис Альма любила Мельду больше, чем всех других своих учеников. А может быть, и вообще больше всех. Учительница направила взгляд куда-то в сторону Тора. – Больше так не делай, – сказала она и удалилась, недовольно ворча. Тор вздохнул и посмотрел на Мельду. – Спасибо. Девочка посмотрела на него, прищурив сапфировые глаза. Голубой – это очень редкий цвет глаз, и Тор думал, что природа зря потратила краску на такую заносчивую девчонку. – Если что, я помогаю тебе только потому, что не хочу, чтобы плохая карма[7] испортила моё новогоднее желание, – сказала она, потом сжала пальцами кулон, который всегда носила на шее, не снимая, повернулась на каблуках и ушла в класс.