Неземной голос говорит в последний раз: – Значит, проклятие было исполнено и снято. Фиолетовый свет стремительно исчезает, разлетаясь вокруг и прочь от меня, как штормовой ветер. Затем растворяется, оставив меня там, где я находилась до этого – в дворике с розами. Время размораживается, и Эллиот бросается за мной, чуть не придавливая меня в процессе. Он нащупывает мои руки, но в них пусто. – Роза, – выдыхает он. Я оглядываюсь через плечо, рассчитывая обнаружить ее торчащей из куста и понять, что странное волшебное фиолетовое место было не более чем сном. Галлюцинацией. Но роза исчезла. Эллиот хватает меня за плечи, в глазах у него стоят слезы. – Что ты сделала, Джемма? Я лишаюсь дара речи. Я слишком напугана и боюсь заговорить, опасаясь, что иначе меня снова унесет в ту реальность, которую я видела мельком. Где мы никогда не встречались. Там я и его забыла. Я таращусь на Эллиота, жадно запоминая цвет его глаз, форму его рта. Как его волосы падают на лоб. Звук моего имени, слетающий с его губ. Тембр его голоса, низкий рокот в груди. Мелодию его сердца. «Забирай, – думаю я про себя. – Я готова». – Скажи что-нибудь. За спиной Эллиота что-то вспыхивает ярче солнца. Мы оба вздрагиваем и поворачиваемся к источнику, но как свет появляется, так он быстро и гаснет, и на его месте появляется изумительной красоты женщина. Я сразу понимаю, что она фейри. Даже с расстояния в несколько футов заметно, что она по крайней мере на дюйм или два выше меня, у нее стройное, гибкое тело, бледная кожа и заостренные уши. Ее волосы серебристого оттенка едва ли доходят до подбородка. Гладкие и прямые, они зачесаны назад от лица в стиле, которого я прежде у женщин не наблюдала. Ее одежда очень необычна: узкие черные брюки и облегающая рубашка, которая больше походит на жилет, чем на настоящий лиф. Эллиот тут же оживает и приподнимается на единственной ноге. Как только он выпрямляется, то разжимает руку, и его деревянный посох появляется словно из воздуха. Он держит его под мышкой, а затем грозно шагает в сторону фейри. – Никсия, – рычит он, – какого черта ты… – А, так к тебе вернулись воспоминания. – Никсия улыбается ему, демонстрируя острые клыки. Затем бросает взгляд на посох. – Как и твоя магия. Эллиот замолкает, и на его лице появляется замешательство. Я медленно встаю на ноги и направляюсь к нему. Когда приближаюсь, он вытягивает передо мной свободную руку в защитном жесте, не сводя глаз с женщины-фейри. – Не подходи, Джемма, – шепчет он. Никсия скрещивает руки на груди и отводит бедро с выражением наигранной невинности на лице. – Почему ты так напряжен? – Теперь я вспомнил, – шипит Эллиот. – Это ты меня прокляла. Она пожимает плечами. – Ну да. И, как создатель проклятия, я наконец почувствовала его завершение и пришла засвидетельствовать свое почтение. – Она внимательно меня оценивает. – А сняла его, должно быть, ты. Эллиот поворачивается ко мне: – Джемма, чем ты пожертвовала? Я открываю рот, но все еще слишком ошеломлена, чтобы говорить. Слишком смущена. Никсия нарушает напряженную паузу быстрее меня: – Она ничем не пожертвовала, Фловис. Я хмурю брови. Фловис? Это настоящее имя Эллиота? Сейчас это не важно. Я смотрю в лицо женщине-фейри и из глубин океана шока, плещущегося во мне, пытаюсь достать хоть несколько слов: – Ошибаешься. Я сорвала розу и пожертвовала своим самым ценным сокровищем… Но почему не сработало? Как проклятие разрушилось, если… если со мной еще ничего не случилось? – Меня охватывает паника. Проклятие будет отнимать у меня воспоминания понемногу, как это делало с Эллиотом? Никсия откидывает голову назад и музыкально хохочет. – Жертва сработала, симпатичный человечишка. Ты была готова по собственной воле принести в жертву свое величайшее сокровище, как и было указано в моих условиях. Я гляжу на нее с непроницаемым выражением лица и жду объяснений. Она закатывает глаза. – Проклятие требовало только, чтобы человек был готов принести жертву. В нем не говорилось, что жертву нужно принести. Это же прямо в формулировке. – Что? – восклицаю я, возмущение кипятит мою кровь. В груди Эллиота зарождается рык. – Ты превратила мое проклятие в загадку? Мгновение она разглядывает свои ногти, совершенно не обращая внимания на гнев Эллиота. – Может, я и коварна, Фловис, но не жестока. Зачем мне из-за тебя заставлять человека страдать больше, чем он того заслуживает? Находиться с тобой достаточно долго, чтобы проникнуться к тебе светлыми чувствами, уже само по себе пытка. Слишком жестоко было бы после этого еще и заставлять их приносить ради тебя настоящую жертву. Тебе бы, напротив, пришлось принести настоящую жертву, если бы ты сам решил снять проклятие. – Последнюю часть она произносит с довольной улыбкой, как будто ее забавляют собственные слова. Грудь Эллиота вздымается от ярости. – Эта твоя маленькая загадка могла меня убить. Она пронзает его испепеляющим взглядом. – Поверь мне, Верховный совет был готов пойти на этот риск. Я ощетиниваюсь от этого, чувствуя, как жар приливает к моим щекам. И жду, что Эллиот набросится на нее, и на мгновение складывается впечатление, что так он и поступит. Но после Эллиот опускает голову и бормочет себе под нос череду проклятий. – Ты можешь винить нас? – спрашивает Никсия. Он потирает затылок и бормочет: – Не совсем. – Он бросает на меня смущенный взгляд, затем снова смотрит на Никсию: – Мы были не в лучших отношениях, да? Она изгибает бровь. – Ты говоришь только о нас с тобой? Или о тебе и остальных? Потому что на последнее я бы точно дала утвердительный ответ. – Чертовы фейри, – выпаливает он. – Я понял, ясно? А теперь, может быть, уберешься с моей территории? Она открывает рот в притворном изумлении. – О, то есть теперь, когда проклятие снято, ты все еще считаешь это поместье своим? Означает ли это, что тебе стали нравиться человеческие жилища? – Как долго ты собираешься издеваться? Ждешь аплодисментов? Объятий? Она усмехается, затем открывает диковинную серебристую пудреницу. – Пока, – прощается она, изящно взмахивая пальцами. И из пепельницы вырывается та же вспышка света, что мы видели до этого. Она уносит фейри в мгновение ока. Несколько мгновений мы стоим молча, уставившись на то место, где только что находилась Никсия. Затем я медленно поворачиваюсь лицом к Эллиоту. Мой пульс учащается, голова идет кругом от всего, что я только что узнала и пережила. Но главенство надо мной держит тревога, которая только усиливается, когда я вижу жесткость позы Эллиота. Я поднимаю на него глаза и вижу в его лице неуверенность. Теперь, раз проклятие снято, между нами все изменилось? У Эллиота есть магия, бессмертие, воспоминания. Даже способность принимать неблагую форму. Так ли я для него важна, как была, пока он ходил проклятый? Или снова все пойдет наперекосяк? Как всегда… Нет, я не буду ждать худшего. Не в этот раз. Если случится что-то печальное, да будет так. Но я не стану жертвой своих сомнений. Я открываю рот, но он заговаривает первым: – Джемма, даже не знаю, что сказать. Мое сердце сжимается. Почему это звучит как начало разочарования? – Ты… ты сняла мое проклятие. Совершила немыслимое. И я… ко мне вернулись воспоминания. Даже те, о существовании которых позабыл. Я чувствую, что они написаны у меня на лице. Я хмурю брови. – О чем ты говоришь? – Ты должна видеть. И могла понять по взгляду Никсии. Я не был хорошим волком, Джемма. Но обещаю стать лучше. Мое дыхание становится поверхностным, голова кружится, но я жду, чтобы узнать, к чему он клонит. Он поджимает губы и протягивает дрожащую руку к моей щеке. – Ты все еще любишь меня? Я пойму, если нет, но… но очень надеюсь, что любишь. Мое сердце трепещет от растекающегося тепла, в то время как облегчение и раздражение вступают в битву. – Конечно люблю, глупый. Неужели ты думаешь, что я бы стала жертвовать нашими отношениями просто так?