– Если собираешься просить за меня выкуп, тебе, наверное, стоит держать свое слово. Он ошеломленно хлопает глазами, будто у меня выросла вторая голова. – Прошу прощения? – В письме моему отцу ты заявил, что я невредима. Но ты солгал. Меня в промокшей одежде бросили в холодной комнате без обогрева. Если фейри не могут лгать, как ты объяснишь это? Он поднимает руку к груди, а его лицо искажает жуткая гримаса. – Ты в порядке, – цедит он сквозь зубы. – Даже нашла сухую одежду. – Уж точно не благодаря тебе. – Я отставляю бедро. – Пришлось освободиться и отыскать ее. Он закрывает глаза, как будто испытывает чудовищную боль. И пока я наблюдаю за тем, как он хватается за грудь и корчится, моя уверенность улетучивается. Вот что бывает, когда фейри врут? Их наказывают физической болью? Но кто наказывает? Некая мистическая сила… или они сами? – Я не отправил письмо, – выпаливает он. – Я никому не врал. Никому! – После этих слов его лицо расслабляется, а сбивчивое дыхание выравнивается. Открыв глаза, он прожигает меня взглядом. И хрипло подтверждает: – Ты невредима. – Пока здесь не разожгут камин, спешу не согласиться. Мне грозит переохлаждение. – Чернобородый, – выдавливает он, и мужчина-фейри выходит вперед. Не разрывая со мной зрительного контакта, альфа обращается к помощнику: – Незаконченное письмо у тебя с собой? Чернобородый – если спросите, самое неоригинальное имя – вытаскивает листок из кармана брюк. – Разорви. Чернобородый повинуется и разрывает бумажку пополам. Затем еще раз. И еще. С каждым рывком альфа расслабляется все сильнее и сильнее, а я теряю самообладание. Маска уверенности сползает с моего лица, грозя явить им перепуганную девчонку. Как только письмо превращается в кучу ошметков на полу, губы альфы растягиваются в ухмылке. Он медленно сокращает расстояние между нами, а я стараюсь подавить страх и не опустить голову. Более того, мне приходится ее задирать, чтобы смотреть ему в глаза, и это ошеломляет. Обычно я одного роста с мужчинами, если не выше их. Ситуация по меньшей мере приводит меня в замешательство. – Ты серьезно говорила о своем отце? Что он не попадется на мою уловку? – Если ты хочешь вынудить его принести жертву из чувства благодарности, он ни за что на свете не принесет ее ради меня. Скажу даже, что в мире нет ничего, ради чего он готов пойти даже на незначительные жертвы. – Не знаю, сколько правды в моих словах, но говорю я их невозмутимо и уверенно. – Какая жалость, – вздыхает он. – По всей видимости, от тебя немного толку. На самом деле, ты непригодна. – Нет, я… – В лице не остается ни кровинки. Он вперивается в меня взглядом, в котором читается опасность. – Убейте ее. Глава X Двое фейри бросаются вперед и, прежде чем я успеваю среагировать, хватают меня за руки и заводят их мне за спину. Подавляя желание завизжать, я пытаюсь вырваться, но помощники альфы слишком сильные, даже пожилая женщина. Вся моя напускная уверенность улетучивается, и я больше не маскирую страх. – Отпустите! Альфа стоит в стороне и ничего не делает, лишь нахально улыбается, словно происходящее его забавляет. В коридоре позади него появляются тени, и в дверной проем с любопытством заглядывают зеваки. Среди них замечаю Мику, который с широко распахнутыми глазами вцепляется в дверную раму. – И что нам с ней делать? – спрашивает пожилая женщина. Альфа переводит взгляд с меня на толпу, собравшуюся за пределами комнаты. – Дайте-ка подумать. Вы голодны? – Я бы поел, – признается Чернобородый, и остальные фейри поддерживают его радостными возгласами. – Нет! – кричу я. – Вам это не нужно! Пожалуйста, не надо! Игнорируя мои крики, два моих тюремщика толкают меня навстречу толпе, ломящейся в комнату. Лишь побледневший Мика держится позади и не отпускает раму. Голодные фейри надвигаются на меня и обмениваются мыслями насчет того, как будут хрустеть мои кости, каким теплым будет мое мясо. Голова кружится, а конечности немеют. Веселый шепот и шутки звучат громче, оглушают меня и напоминают о другом случае, произошедшем не так давно. Меня окружали не дикие, жестокие фейри, а друзья. Друзья, чьи языки стали злыми, сочащимися ядом, пока прежде близкие люди скалились и ранили оскорблениями, как клинками. Мысленно я не здесь и не там, перед глазами темнеет, а на лбу выступает испарина. Фейри кучкуются все плотнее, каждую мою мышцу сводит судорогой, и стою я на ногах только благодаря тюремщикам, не выпускающим меня из своей хватки. – Давайте не будем ее есть! – раздается тихий дрожащий голос. Я хватаюсь за него, как за якорь, вытягивающий меня в настоящее, и ищу источник. Мика. – Нам это не нужно. В хранилище полно еды. Мы же вчера охотились! Альфа не обращает на него внимания и мягко отталкивает, отчего юный фейри теряется за стеной крупных тел. Однако смелость Мики выводит меня из ступора, и я обретаю свой голос, возвращая силу: – Прошу, не делайте этого. Я не непригодна! Мы можем заключить сделку. Толпа продолжает посмеиваться и шутить, жадно облизывая губы, однако выражение лица альфы становится жестче, и он поднимает руку. Комната погружается в тишину. – Я могу тебя пощадить, – говорит он. Я пытаюсь встать ровно, но из-за того, под каким углом заломлены руки, это почти невозможно. – Фейри по закону не имеют права нападать на людей. Он смотрит на меня свысока. – Я неблагой король Зимнего королевства. Я создаю законы. И мне все видится так – ты вторглась на частную территорию королевской семьи. Кто знает, может, ты намеревалась проникнуть в мой дом и навредить мне. Услышав, как он подтверждает собственный титул, я от ужаса покрываюсь мурашками. Если фейри не могут лгать, то либо он действительно король, либо эта шайка диких созданий слетела с катушек. Но это не имеет особого значения, ведь этот король верит, что имеет право делать со мной все, что ему заблагорассудится. То есть страх перед законом ему неведом. Однако я отыскала одно его слабое место. – Это ложь! Ложь, и ты сам это понимаешь! Я жду, когда его лицо исказит гримаса, и он после моего обвинения скорчится от боли. Только этого не происходит. – Не ложь, – протягивает он хриплым голосом. Фейри вокруг хихикают. – Лишь точка зрения. Так что не смей думать, что я обязан тебя пощадить. Это будет жестом доброй воли, поняла? Стиснув зубы, я заставляю себя кивнуть. – Хорошо. Тогда ты должна понимать, что, если я обещаю тебе свободу и отпущу тебя в город невредимой, ты останешься у меня в долгу. Я с силой глотаю слюну, и становится тяжело дышать. – Пожалуйста, отпусти меня. Я никому не расскажу о том, что случилось. – О да, ты хочешь получить свободу, так? Скажи, насколько сильно ты этого хочешь? – Очень сильно, – выдавливаю я сухо и резко. – И как сильно ты будешь благодарна, если я велю стае отпустить тебя, чтобы ты добралась домой? – Очень благодарна. На его лице появляется наглая полуулыбка, и он делает шаг вперед. – Настолько благодарна, что решишь, будто обязана мне жизнью? Ярость и ужас внезапно отодвигаются на задний план, и вместо них в голову закрадываются подозрения. Король смотрит на меня самодовольно. – Более того, ты внезапно хочешь что-то отдать, чтобы продемонстрировать свою благодарность. Возможно… то, чем дорожишь сильнее всего? Разумеется, по собственной доброй воле. Я распахиваю глаза шире и замечаю, как некоторые фейри пытаются подавить смех, а другие безмолвно наблюдают с нетерпением. Даже надеждой. Вновь обращая взгляд на короля, я чувствую, как гнев охватывает все мое тело и кипятит кровь. Задействовав всю оставшуюся силу, я рвусь вперед, заставая тюремщиков врасплох. Заслушавшись речью их короля, они ослабили хватку, из-за чего сейчас отшатнулись, подарив мне возможность освободиться. Воспользовавшись моментом, я заношу руки и колочу короля по груди. – Ах ты чертов… ты обманул меня! Снова! Мое нападение не производит на короля никакого впечатления, как будто он не чувствует моих ударов. Все так же твердо стоит на одной ноге, опираясь на посох. А вот выражение его лица мрачнеет, и в глазах не видно ни капли веселья. Тюремщики вновь заламывают мне руки. – Свяжите ее и бросьте в темноте, – рычит он. – Напишем новую записку с требованием выкупа. В которой не будет говориться, что она невредима. И если ее отец не выполнит требования, найдем другой выход. Возможно, выберем другого члена семьи. – Он глядит на меня с триумфом.