– Мне всё это не нравится! – Я вдруг замечаю, что почти кричу. Даже Изек, обычно такой флегматичный (сказываются годы, проведённые в Зоне Затопления), заметно нервничает. В его глазах растерянность. – Если здесь выращивают овощи для нашего шестилетнего путешествия, то, держу пари, мы не каждый день будем пить апельсиновый сок. – Кажется, это место давно заброшено. – Я провожу пальцем по металлическим перилам, и он тут же покрывается густым слоем пыли. – Слушай, этот ковчег якобы совсем новый. Но выглядит он как чертовски старый. Железные опоры – ну, у этой типа теплицы – даже успели проржаветь, заметила? – У тебя есть какое-то объяснение? – Или процесс окисления железа ускоряется в космосе в сотни раз. Или этой посудине уже много лет… Моё сердце начинает бешено колотиться. Много лет… Но ведь это невозможно! Ковчеги непрерывно сходят с конвейера, чтобы каждую неделю отправляться к Новой Земле. Конечно, космический корабль не построить за один день, я понимаю, но – ржавчина? Но – эти грядки, которые не поливали, наверное, со времён рождения моего брата? Как всё это понимать? Погружённые в свои мысли, мы молча поворачиваем назад. Исполинские галереи нависают над нами со всех сторон. Словно мы на дне огромного безжизненного кратера. Везде в глаза бросаются следы запустения. Уродливо завалившаяся на один бок картина, что еле держится на расшатавшемся гвозде. Отслаивающаяся краска. Проеденные ржавчиной стены, словно пережившие ветряную оспу… Изек хлопает меня по плечу. Я оборачиваюсь. Он показывает на наши следы, явственно заметные на пыльном полу, и вполголоса произносит: – Прямо город-призрак какой-то. Я содрогаюсь. Изек прав. Это место кажется мёртвым. Впечатление усиливается царящей здесь ледяной тишиной. Пугающее отсутствие звуков – будто бы ты полностью оглох. В Зоне Затопления никогда не бывало такого беззвучия. Несмотря на серую монотонность смога, лёгкий ветерок постоянно шевелил кровли хижин и маленькие волны плескались о стены… Мне хочется заорать – просто ради того, чтобы заставить вибрировать барабанные перепонки. Но я не успеваю этого сделать. Несколько диких криков врезаются в мой заскучавший в бездействии слух. – Слышала? – ошарашенно выдыхает Изек. Кровь застывает у меня в жилах. Я слышала, но что? По крайней мере, это точно не крики гнева. – Жутковато, да? – продолжает он. – Кажется, там что-то стряслось. Это в носу корабля, где начало очереди. Ну и шуточки у здешнего комитета гостеприимства! – Зря мы сюда сунулись. – Наоборот! Теперь мы знаем, что путешествие не имеет ничего общего с теми удовольствиями, которые нам обещали… – Нас разместят в гигантских общих спальнях? – Откуда мне знать! Я не могу выносить эту толпу даже в течение часа. А уж спать вповалку целых шесть лет… – Лучше вернуться к родителям… – Да уж! Будет что им рассказать! 32. Исис Терпеть не могу роботов. Что? Уже говорила? Ну и ладно, повторюсь. Я их ненавижу. Была б моя воля, я бы отправила все эти дьявольские машины на свалку. Мы возвращаемся с тяжёлым сердцем и головой, полной вопросов. Красивая картинка путешествия к Новой Земле, которую нам отовсюду транслировали много лет, разбилась вдребезги. Вообще-то я умею приспосабливаться практически ко всему, однако мой желудок скручивается в узел, когда я представляю, в каких условиях нам предстоит жить. А если ещё и вспомнить о том, что я покинула, то и вовсе трудно удержаться от слёз. Потом мои мысли обращаются к матери и к малышу, которого она вынашивает. Разумно ли рожать ребёнка на борту этого корабля? – Исис? – Да, Изек? – Я встряхиваю головой, возвращаясь в реальность. – Похоже, у нас проблемы. Проследив за его взглядом, я вижу робота. Точно такого же, как те, что конвоируют толпу в большом посадочном ангаре. – Что будем делать? – спрашиваю я. – А что ты предлагаешь? Пойдём ему навстречу и скажем: простите, мистер Робот, мы случайно ошиблись коридором… Чем мы рискуем? Что он отведёт нас к родителям? Я улыбаюсь. Изек просто мастер разрядить напряжение. Мы идём, не сбавляя шага, по направлению к железному церберу. Он заметил нас, это очевидно. Я вижу, как встроенная камера, заменяющая ему глаза, тихонько поворачивается, следя за нашим движением. – Я сама с ним поговорю. – Ага. Ведь в школе наверняка изучают этикетный кодекс консервных банок. – Тише ты! Услышит! Я опять не могу сдержать улыбку. Изек отвешивает роботу галантный поклон, словно шут, приветствующий публику. – НЕ ДВИГАТЬСЯ! – приказывает машина. – ВЫ НАХОДИТЕСЬ В ЗАПРЕТНОЙ ЗОНЕ. – Нам очень жаль, – говорю я. – Мы заблудились. Не могли бы вы отвести нас к остальным? – ПРАВИЛО НОМЕР СОРОК ДВА, ПУНКТ ЧЕТВЁРТЫЙ: ЛЮДИ НЕ ДОЛЖНЫ НАХОДИТЬСЯ НА ГАЛЕРЕЯХ И У ТЕПЛИЦЫ. – Мы понимаем. Но я же сказала, мы потерялись. Вы слышите? – В СЛУЧАЕ НАРУШЕНИЯ ПРАВИЛА НОМЕР СОРОК ДВА, ПУНКТ ЧЕТВЁРТЫЙ, НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ ОТПРАВЛЯТЬ ЛЮДЕЙ ОБРАТНО В АНГАР. ЗАПРАШИВАЮ РАЗРЕШЕНИЕ НА ЛИКВИДАЦИЮ… – Эй, железка, тебя что, заело? – Изек начинает психовать. – Мы – выигравшие! Ты должен отвести нас к родителям! – РАЗРЕШЕНИЕ ПОЛУЧЕНО… Робот выдвигает правую руку, под немыслимым углом прикреплённую к плечу, и нацеливает на нас металлический кулак, откуда выдвигается узкая металлическая трубка. – Проклятье! Это оружие! Бежим, Исис! – Изек дёргает меня за рукав. Я не заставляю долго себя уговаривать и бросаюсь наутёк по коридорам, непрерывно меняя направление, как Изек. Меня обжигает жаром близких выстрелов. Куски дымящегося железа падают вокруг. Если лазер коснётся нас – это конец. Метров через двадцать мы ныряем в коридор, ненадолго скрывающий нас от выстрелов. Мы не тратим время, чтобы оглядываться. Раздающийся сзади шум не оставляет сомнений: робот движется следом. Очередной поворот позволяет нам опять спрятаться от лазера. Изек дёргает одну дверь, другую… Безрезультатно. – Не могу поверить! Всё закрыто… Я начинаю задыхаться, но не сбавляю скорость. А вот наш преследователь не устанет никогда. Ужас ситуации стучится в мой мозг, но я изо всех сил отталкиваю его. Не время паниковать. Я ускоряю бег и сосредотачиваюсь на дыхании, чтобы продержаться подольше. – Быстрей, быстрей! – кричит Изек. Мы снова выбегаем в основной коридор. Изек вдруг останавливается. Я тоже. – Сможешь сама найти дорогу к остальным? – Э… Ну, думаю, да. Отсюда по лестнице наверх и… Почему ты спрашиваешь? – Ты спрячешься здесь, – властно говорит он, указывая на крошечное пространство между двумя столбами. Я смотрю на это укрытие, не понимая. – А я побегу дальше, – продолжает Изек, и его глаза горят решимостью. – Но… – Вопрос закрыт. Не время спорить. Я бегаю быстрее, чем ты. У этого неповоротливого комбайна нет никаких шансов меня догнать. Дождёшься, чтобы он пошлёпал за мной, – и лети к лестнице. Тяжёлые шаги робота раздаются совсем близко. Я втискиваюсь, куда показал Изек, и вижу, как он убегает. Через полсекунды наш преследователь уже здесь. Он останавливается прямо передо мной. Протянув руку, я могла бы прикоснуться к нему. Задерживаю дыхание. Робот засекает Изека и дважды в него стреляет. Но тот делает превосходный зигзаг. И лазерные лучи обрушивают кусок стены. До меня вдруг доходит, что всё здесь сделано из ужасно хрупкого материала. Это не бетон и не металл, а нечто вроде пластмассы. Вроде декораций для кино. Ясно одно: ковчег никогда не предназначался для перевозки пассажиров… Пока я пытаюсь осознать масштаб своего нового открытия, Изек каким-то чудом уворачивается от двух следующих выстрелов. Робот снова пускается в погоню. Пора! Я выскальзываю из укрытия и, бросив последний взгляд на Изека, устремляюсь к винтовой лестнице. Поднимаюсь, перепрыгивая через три ступеньки. За каждым поворотом передо мной открывается картина разворачивающейся внизу погони. Я уже почти наверху, когда выстрел настигает Изека. Он падает. Я замираю на месте. – Изек всегда отдаёт долги! – кричит он роботу, не глядя на меня. Но я понимаю, что его слова обращены ко мне. Просто он не хочет выдать, где я. Слёзы наворачиваются на глаза. Безжалостный робот приближается к распростёртому на полу Изеку и прицеливается. Я зажмуриваюсь. – Боже, – шепчу я, – он его убил. Стараясь не шуметь, я преодолеваю последние ступеньки и вбегаю в коридор, по которому мы пришли сюда каких-нибудь четверть часа назад. Кажется, с тех пор минуло уже лет сто.