Хорошо, что я пришла. У Каримы настоящий дар. Не знаю, может, все старики им обладают? В Зоне Затопления люди редко доживают до шестидесяти. Постоянная сырость, плохое питание, болезни… Родители отца и матери умерли ещё до моего рождения. Карима для меня – нечто вроде приёмной бабушки. Я – одна из немногих, кто отваживается навещать её. Остальные боятся. Карима выглядит лет на двести. Её кожа, покрытая бесчисленными морщинами, похожа на жёваную бумагу. Длинные белые волосы заплетены в аккуратную косу, которая покоится на плече. А тело – такое маленькое и съёжившееся, что кажется, будто Карима уже начала развоплощаться… Но когда сталкиваешься с ней взглядом, понимаешь, что это обманчивое впечатление. Её чёрные как ночь глаза, не утратившие юношеского блеска, впиваются в собеседника с поразительной остротой и проницательностью. – Ну что, красавица, плохой день? – Вроде того, – отвечаю я. И рассказываю всё. Даже про моё разочарование в Орионе и про ненависть, которую с новой силой испытываю к этому Неприкосновенному. Потом говорю о матери, надеясь, что Карима даст какой-нибудь совет. Но та молчит. Только мерно покачивает головой. Я даже начинаю опасаться, не началось ли у неё старческое слабоумие… – Удивительно… – произносит она наконец. – Что? Что моя мать снова беременна? – Что ты обманулась… Я хмурюсь. Разговор с Каримой часто напоминает хождение по канату. Надо быть очень сосредоточенной, чтобы не оступиться и не потерять опору… – В Орионе? Карима трясёт головой. – Ты всегда правильно судила о людях… – Но не в этот раз. – А что говорит твоё сердце? – Ты разве не слушала, о чём я рассказывала? Обо всех тех гадостях, которые он наговорил про меня этой гнусной Миранде? – Это ты не слушаешь, Исис Мукеба. И упираешься, как упрямый ишак. Карима умеет поставить на место. Но она знает, что я её люблю. И я знаю, что она любит меня. Поэтому, даже когда она говорит вещи, которые я не хочу слышать, между нами сохраняется горячая симпатия. И всё-таки я не решаюсь признаться ей в том, что гложет меня изнутри. Из уважения к её возрасту, надо думать… Что говорит мне сердце? Моё сердце кровоточит, Карима! Потому что на несколько часов я позволила себе слабость. Позволила себе подумать, будто Орион увлечён мной. Мной – одной из миллионов Серых, полным ничтожеством… Да, он ранил меня! Унизил. «Ты слышала, как он произносил эти слова?» — говорит чей-то голос внутри меня. Я смотрю на Кариму. Но старуха молчит, прикрыв глаза. Может, она владеет телепатией? Я мотаю головой, словно пытаясь вытряхнуть оттуда эту дурацкую мысль. Но вопрос уже задан. Действительно ли Орион произнёс эти слова? И даже если да, то правда ли он так думает? А вдруг эта крашеная девка их просто выдумала? Хотя нет, она слишком глупа для этого. – А ты тоже считаешь, что у меня «гигантские буфера»? – ляпаю я, не подумав. Карима начинает смеяться. Очень странно наблюдать, как хохочет столь старый человек. Кажется, она сейчас рассыпется. – У тебя прекрасная грудь, малышка Исис, – произносит она наконец. – А ты не думала, что маленькая гадюка, выпустившая в тебя свой яд, попросту ревнует? Миранда ревнует? Неприкосновенная, богатая, красивая блондинка ревнует ко мне? С её идеально белой кожей и огромными голубыми глазами? Невозможно. Хотя как знать. Однако это не снимает моих вопросов к Ориону. И не решает проблему с беременностью матери. – Решения сами приходят к тем, кто заслуживает, – сонно произносит Карима, а потом начинает бормотать нечто вроде молитвы на языке, который я никогда не слышала. Я хорошо её знаю. Больше она ничего не скажет. Я целую пергаментную щёку и выскальзываю из хижины. В голове крутится ещё больше вопросов, чем когда я пришла. Орион, Миранда, мать… Мысли бегают по кругу, толкаются, перемешиваются… Решения сами приходят к тем, кто заслуживает… Хорошо ей говорить, она, кажется, всегда знает, что делать… А вот я вовсе не уверена, что заслуживаю чего бы то ни было… 13. Исис Я редко бываю печальной. Я предпочитаю серому– разноцветное. Так же и с чувствами. От грусти всё вокруг тускнеет, становится безвкусным. Я не удивилась бы, узнав, что депрессия одной природы со смогом, скрывающим наше небо… Я должна поговорить с Орионом. Эта навязчивая мысль не покидает меня всю ночь. С самого утра я жду возможности осуществить своё намерение. И постепенно прихожу в бешенство. Да, вот он, парадокс нашей школы. Весь день мы учимся бок о бок, но моменты, когда есть шанс вступить в контакт, можно пересчитать по пальцам одной руки. Как если бы каждый клан жил обособленно, внутри невидимого мыльного пузыря. Не зря их называют Неприкосновенными! День идёт своим чередом, а я так и не могу приблизиться к Ориону. Вот и последний урок. «Пересечение водной поверхности в горизонтальном положении с продолжительным погружением головы под воду на стандартную глубину». Проще говоря – плаванье в бассейне. Никогда не понимала, почему наши уроки физкультуры так сложно называются. Кажется, это какая-то традиция прошлого века… Я постаралась попасть на соседнюю с Орионом дорожку. Разумеется, не на ту же самую. Учитель ни за что не допустил бы такой близости. А что, если мы случайно прикоснёмся друг к другу… Когда Орион ныряет, я тоже бросаюсь в воду и пытаюсь его догнать. Это сложно. Он плавает быстрее, чем я. Но я не сдаюсь. Нас разделяет меньше метра, когда он, видимо, заметив меня, сбавляет темп. Наши глаза встречаются. – Надо поговорить, – произношу я между двумя гребками. – О чём? – Кажется, я тусклая и неинтересная. Я хватаю ртом воздух и продолжаю: – Кажется, моя мечта – стать одной из ваших служанок. Мы доплываем до конца дорожки. В тот момент, когда надо оттолкнуться от стены, чтобы плыть в обратную сторону, наши взгляды снова пересекаются. И я вижу по его глазам, что он действительно говорил эти слова. – Ты хорошо посмеялся надо мной, – бросаю я, прежде чем нырнуть. Я плыву под водой долго-долго. Дольше, чем когда-либо в жизни. И не уверена, что хочу подниматься на поверхность. Но инстинкт выталкивает меня наверх, я глотаю воздух и начинаю яростно молотить по воде, представляя, что осыпаю ударами Ориона. Я позволяю телу выплеснуть гнев в бассейне. И даже роняю несколько слезинок. К счастью, никто их не видит. Три дорожки в таком темпе – и я уже изнурена до предела. Выхожу из воды. – Урок не закончен, Исис, – замечает учитель. – Я сегодня не в форме, извините. Учитель хорошо меня знает. Я – Исис-воительница, которая никогда не отступает на полпути. Он верит мне. – Можешь идти переодеваться. Надеюсь, ты скоро поправишься. Когда я выхожу из бассейна, слышу шаги за спиной. Орион Паркер тоже вылез из воды. – Подожди. Исис, подожди! – зовёт он и делает это так громко, что множество любопытных взглядов тут же устремляется к нам. Я колеблюсь – не обернуться ли. Но продолжаю следовать своим курсом. Зачем я буду откликаться? Чтобы дать ему удовольствие лицезреть меня в столь жалком виде – с покрасневшими глазами и расстроенным лицом? – Это совсем не то, что ты думаешь… – слышу я, хлопая дверью женской раздевалки. Сидящая на бортике бассейна Миранда не упускает ни единой детали из этой удивительной сцены. В её глазах загораются предвестники приближающейся бури… 14. Миранда Ирина Бергсон принадлежала к тому типу женщин, что возделывают свою красоту, как будто шлифуют драгоценный камень. Она отлично понимала, что внешность – её главный козырь, и использовала его на все сто, чтобы достичь высокого положения в обществе. Мельчайшие детали имели для неё огромное значение. Поэтому, когда служанка, красившая ей ногти, случайно капнула лаком на кожу, Ирина Бергсон мгновенно взорвалась: – Ты можешь быть внимательнее, Летиция?! Не понимаю, почему я вообще тебе так много плачу! Ты ведь знаешь, с той стороны Купола тысячи тебе подобных спят и видят, как бы занять твоё место! – Да, мадам. Простите. Этого больше не повторится. Лицо Ирины Бергсон немного смягчилось – она увидела, что в комнату входит Миранда. Те же голубые глаза, та же горделивая осанка. Ирина гордилась дочерью. «Грудь всё же маловата, – отметила она про себя. – Ну ничего. Небольшая операция – и девочка будет само совершенство». – Как прошёл твой день, дорогая? – Хорошо, мама. Я проплыла около двух километров.