Заседая в девять часов утра в нижней зале замка Typ-Нев, судьи посылают за обвиняемым, чтобы пытать его (с. 200). Когда Жиля выводят вперед, он смиренно молит перенести пытки на следующий день — он постарается говорить без пыток, так, что судьи сочтут излишними какие-то дополнительные «допросы». Он предлагает допросить его в каком-нибудь другом помещении, а не там, где готовятся его пытать, и чтобы допрос провели епископ Сен-Брекский, Жан Прежан, представитель церковного суда, и президент Бретани, Пьер де Л'Опиталь, представитель светского суда. Судьи соглашаются на это предложение и предоставляют необходимую отсрочку. Во втором часу пополудни в той же нижней зале появляются епископ и наместник инквизитора (с. 201); они посылают епископа Жана Прежана и Пьера де Л'Опиталя за Жилем де Рэ. Судьи Отправляют их в «верхние покои» замка, где находится обвиняемый маршал, за которым сохранили привилегии, оставив ему Достойное жилище. Первое «внесудебное» признание Состоялся допрос с участием Жана Пти, нотариуса церковного суда, Жана Лаббе, капитана на службе у герцога Бретонского, который производил аресты в Машкуле, его оруженосца Ивона де Росерфа, который также был в Машкуле, и наконец с участием клирика Жана де Тушронда, который ведет светское расследование. Именно при таких обстоятельствах и состоялось первое, так называемое «внесудебное» (то есть состоявшееся независимо как от церковных, так и от светских судебных процедур) признание Жиля де Рэ (с. 202—204). Отмечено, что состоялось оно «свободно, по доброй воле и со скорбию». Именно в этот момент обвиняемый сознается, что первые свои преступления совершил, когда «скончался дед его, сеньор де Ласюз», то есть в 1432 году. Он утверждает, вопреки настойчивым расспросам Пьера де Л'Опиталя, что совершил преступления, «следуя своему воображению и мысли своей, а не чьим-либо советам, согласно собственному рассудку, стремясь лишь к наслаждению и плотским утехам, а не с какою-то иною целью либо намерением». Тогда двое уполномоченных посылают за Франческо Прелати. Он вместе с Жилем дает детальный отчет обо всем, что касается заклинаний, который происходили по приезде итальянского алхимика, в особенности о приношении детской руки, глаз и сердца, которое было подготовлено, но не осуществлено. Затем Жиль прощается со своим сообщником. После этого допроса двое уполномоченных возвращаются в нижнюю залу замка, где сообщают о признании, которого они добились (с. 201) и которое, должно быть, удовлетворило, ибо в дальнейшем речь о пытках уже не идет. 22.10. Большое признание или «признание в суде» Во время вечери Жиль де Рэ и прокурор вновь предстают перед епископом и наместником инквизитора (с. 205) (скорее всего, в верхней зале замка). Судьи спрашивают у обвиняемого, желает ли он еще что-то возразить против сказанного прежде. Жиль отвечает, что нет, но затем внезапно сознается перед судьями во всем том, в чем сознался «вне суда». В протоколах значится, что говорил он «с сердечным раскаянием и с превеликою горечью — по крайней мере, на первый взгляд, — и со слезами». Не отклоняясь от первого признания, он пытается дополнить его, устранить ошибки и неточности. Рэ с самого начала решительно настаивает на том, что это были грехи юности, и просит опубликовать его показания на народном языке, чтобы их могли прочесть присутствующие, «большая часть коих латыни не знала». Он призывает матерей, отцов и друзей всех детей к строгости… Он уточняет набор пыток, который применялся им и его сообщниками по отношению к жертвам. Он повествует о том, как выбирал самые красивые головы мертвых детей и доходит до того, что рассказывает, как смеялся со своими слугами, наблюдая, как эти дети умирают. По поводу своих убийств он уточняет еще кое-что, относящееся к заклинаниям и его отношениям с Прелати. В частности, вспоминает несколько убийств: в Бургнефе, убийство Жана Юбера и другого пажа, наконец, убийство в Ванне, где обезглавленное детское тело было сброшено в выгребную яму. Кроме того, он повествует о некоторых деталях, касающихся попыток заклинаний, которые состоялись до приезда Прелати в 1438 году, и говорит об овладевавшем им порой намерении отказаться от дурной жизни и отправиться паломником в Иерусалим. Наконец он призывает «народ» и в особенности многочисленных «духовных лиц», присутствующих на суде, чтить Мать и Заступницу нашу, Святую Церковь. Да следят отцы семейств за чадами своими, не «одевают их с чрезмерной пышностью» и не дают им жить «в праздности». Он открыто нападает на чревоугодие, объявляя, что «праздность, ненасытная жажда изысканных яств и частые возлияния более чем что бы то ни было приводили его в возбужденное состояние, в коем он и совершил столько грехов и столько преступлений». Он молит прощения у Бога, а потом у родителей и друзей тех детей, которых он «столь жестоко истребил…», попросив у всех преданных рабов Божиих молиться за него. После этого долгого признания, текст которого только и является для нас решающим, прокурор просит, чтобы объявили день для «окончательного приговора». Жан Прежан и Пьер де Л'Опиталь, наряду с остальными, принимают участие в этом слушании. 23.10 Светский суд, выслушав признания Анрие и Пуату, двух слуг Жиля де Рэ, порой почти буквально повторявшие, а порой дополнявшие их свидетельские показания перед церковным судом (сс. 285–292), приговаривает их к смерти. Они были казнены в тот же день, что и Жиль, сразу же после него. 25.10. Приговор церковного суда Прокурор просит у епископа Жана де Мальтруа и брата Жана Блуина, наместника инквизитора, которые ведут заседание трибунала в девять часов утра, в большой верхней зале замка Тур-Нев вынести решение и произнести окончательный приговор, причем Жиль де Рэ «слушал, постигал и не противоречил» (с. 215). Двойным вердиктом церковного суда обвиняемый признан, во-первых «виновным в коварном вероотступничестве и ереси, равно как и в заклинаниях демонов»; во-вторых, «виновным в том, что злонамеренно совершил преступления и противоестественный грех содомский с детьми обоего пола» (сс. 219–220). Он отлучен от Церкви и подлежит иным законодательным взысканиям. Этот приговор церковного суда предполагает соответствующее решение суда светского, которое последует без промедления, в тот же день. Как только приговор был оглашен, судьи предложили Жилю де Рэ вновь войти в лоно Церкви; Жиль просит их об этом «смиренно преклонив колени», «со вздохами и стенаниями». Будучи вновь принят Церковью, он просит дать ему исповедоваться, и судьи немедленно поручают духовному лицу из Ордена кармелитов, Жану Жувнелю, выслушать его исповедь. Религиозный процесс завершен. Светский приговор Вслед за тем Жиля де Рэ переводят в замок Буффе, находящийся поблизости, дабы предать его светскому суду, собравшемуся под председательством Пьера де Л'Опиталя, президента Бретани. Он признается в преступлениях по эпизоду в Сен-Этьен-де-Мерморте. Посоветовавшись с несколькими помощниками, Пьер де Л'Опиталь объявляет, что за эти преступления обвиняемый должен быть подвергнут штрафу в уже установленном размере (50 000 золотых экю), в форме конфискации имущества, который затем следует выплатить герцогу Бретонскому; а также что за остальные совершенные им преступления он будет повешен и сожжен, а приговор должен быть приведен в исполнение на следующий день в одиннадцать часов (сс. 292–294). Затем Жиль де Рэ просит, чтобы его слуги Анрие и Пуату, приговоренные, как и он, к смерти, были казнены после него, ведь именно он ответствен за их преступления; в противном случае они могут подумать, что он, главный виновник, остался безнаказанным. Пьер де Л'Опиталь оказывает ему такую милость, более того, решает, что тело приговоренного, в нужное время извлеченное из пламени, будет погребено в церкви, которую Рэ выберет сам. Наконец Жиль просит судью, чтобы тот уговорил епископа назначить на следующий день «большое шествие, дабы вселить в него и в названных слуг его твердую надежду на спасение», Пьер де Л'Опиталь соглашается. 26.10. Смерть После того как шествие, за которым следовала огромная толпа, прошло к месту казни, Жиля де Рэ повесили, а затем предали огню, но вскоре оттуда вытащили. После этого он был похоронен «рядом с четырьмя или пятью женщинами или девами благородного происхождения».[68] Анрие и Пуату также, в свою очередь, казнены и обращены во прах, а останки Жиля перенесены в кармелитскую церковь Богоматери в Нанте. Его отпевают и кладут в могилу. Он покоился там вместе с другими знатными людьми. Кладбище при этой церкви, которой больше нет, было разграблено во время Революции. Различные проблемы и исторические данные Количество, возраст и пол жертв На вопрос о том, сколько человек умертвил Жиль де Рэ, ответить невозможно. На светском суде прозвучали следующие, видимо, обоснованные, слова (с. 262): «…помянутый сир похитил сам или силою слуг своих множество маленьких детей, не десять и не двадцать, а тридцать, сорок, пятьдесят, шестьдесят, сотню, две и более, так что в точности их не счесть». Сведения, приведенные в 17 статье обвинительного акта церковного процесса, несколько точнее: Жиль убил или повелел убить «сто сорок детей, а то и более, девочек и мальчиков» (с. 181). Прочие цифры, имеющиеся в документах процесса, не вносят большей ясности: утверждается, что Пуату и Анрие вдвоем убили шестьдесят и более человек. В другом месте это число уменьшено до сорока. Такие сведения сбивают с толку… Кроме того, говорится, что Анрие в доме Ла-Сюз своими руками убил одиннадцать или двенадцать детей… В его показаниях, данных на церковном суде (с. 250), по-видимому, больше смысла. Если верить Анрие, Жиль «наслаждался, глядя на отрезанные головы, показывал их ему, свидетелю, и Этьену Коррийо…, вопрошая, какая из указанных голов является красивейшей — отрубленная[69] в тот самый момент или накануне, или та, что отрублена была позавчера…». Этот жуткий текст, возможно, содержит преувеличения, но, вообще говоря, перед нашим взором трое детей в течение дня одни за другим сложили головы. Вот почему мы склонны считать число жертв, даже по приблизительным оценкам, весьма значительным. Невозможно выяснить число жертв и по свидетельским показаниям, которые на первый взгляд кажутся точными и серьезными. Указанное в них число, при логичной интерпретации, подходит лишь в качестве минимальной оценки. Таким образом, можно сказать, что тридцать пять жертв и составляют этот минимум, хотя в качестве итоговой суммы подобная цифра выглядит неправдоподобно… Что касается возраста, то я уже привел точные данные о двоих детях семи лет, четырех восьмилетних, трех убитых девяти лет, двоих десяти, двоих двенадцати, одном четырнадцати, двоих пятнадцати, одном подростке восемнадцати и еще одном двадцати лет. Известно, что дети были обоего пола. Жиль, вне всякого сомнения предпочитал мальчиков, но если их не было, мог воспользоваться и девочками. Скажем лишь, что среди жертв, упомянутых в свидетельских показаниях, не фигурирует ни одной девочки. Под словом «ребенок», конечно, может пониматься и девочка, и мальчик. Тем не менее, можно считать, что если сир де Рэ и убивал девочек, то в исключительных случаях, когда его поставщикам или поставщицам не удавалось отыскать ребенка другого пола. В признании Анрие, сделанном на светском суде, отношения его господина с девочками описаны с известной точностью (сс. 288–289): «…иногда помянутый сир выбирал маленьких девочек, с которыми имел сношения на животе, таким же образом, как и с детьми мужского пола, говоря, что так он больше получает удовольствия и ему не так больно, как бывало, когда он развлекался с ними естественным путем; затем этих девочек умерщвляли так же, как и помянутых детей мужского пола». Наследники и наследство Жиля де Рэ 1) Катрин де Туар, жена Жиля де Рэ Аббат Бурдо недвусмысленно заявляет, что нам ничего, абсолютно ничего не известно о жене Жиля де Рэ. Вот что он говорит об этой женщине, Катрин де Туар, и о Марии де Рэ, дочери, которую она родила — или по документам считается, что родила — от Жиля де Рэ: «Они вновь и вновь проходят мимо нас, как смутные тени, и ни один их поступок, ни один намек не позволяют нам выявить их моральный облик»[70]. Мы знаем, что Катрин де Туар скорее всего не сопротивлялась намерениям Жиля жениться на ней и завладеть ее наследством. Но ясно, что муж быстро потерял к ней интерес; всю жизнь ею пренебрегали. Как бы то ни было, сложно представить, что она ничего не знала о преступлениях, сведения о которых были обнародованы на судебном процессе 1440 года.[71] Когда Жиля де Рэ не стало, она очень быстро вышла замуж за Жана Вандомского, видама[72] из Шартра, для которого этот брак тоже был вторым. В 1441 году он стал камергером герцога Бретонского. Катрин де Туар получила Пузож, Тиффож и вообще все имущество, которым она обладала до первого замужества. Кроме того, она получила опекунские полномочия в отношении Марии. Однако имущественные права Марии были слишком важны, чтобы долго задерживаться у такого второстепенного персонажа, как Катрин, муж которой лично позаботился об интересах Иоанна V Бретонского. 2) Мария де Рэ, дочь Жиля де Рэ, невеста, затем супруга адмирала Прежана де Коэтиви (1442–1450) Когда Жиль де Рэ умер, его дочери было около десяти лет. Она наследовала все то имущество, которое не было получено Жилем от его жены. С ней вступил в конфликт алчный герцог Иоанн V, срочно объявивший о конфискации. Однако такая конфискация в принципе не могла ущемить в правах ни в чем не повинных наследников. Семья Жиля и суд, всегда готовый пойти наперекор интересам бретонского герцога, решили передать эти права и владения человеку высокого звания, одному из самых блистательных и талантливых людей среди тогдашних приближенных Карла VII, адмиралу Прежану де Коэтиви. Позже король объявит, что он сам выдал Марию де Рэ замуж за адмирала[73]. Всего лишь брак по расчету. Прежан де Коэтиви, бретонец, был хватким и амбициозным человеком. Враг Латремуя (принимавший участие в заговоре 1434 года), он, видимо, точно так же относился и к Жилю де Рэ. Брак был заключен весной 1442 года, но свадьбу играть не стали. С тех пор адмирал вел себя весьма деловито и был готов извлечь наибольшую выгоду из своего положения. Он ничего не стеснялся и не слишком пекся о своей чести (скорее всего, именно поэтому он и был выбран: речь шла о женитьбе на дочери приговоренного к смертной казни). С 1443 года адмирал отказывается от попытки реабилитировать своего тестя в суде. В подготовленном адмиралом документе, который он так и не подал в суд, говорилось, что Рэ был осужден несправедливо. После того, как адмирал пошел на попятный, он избавляется от взятой на себя изначально обязанности носить герб Жиля. Вероятно, на первых порах он верил в возможность реабилитации и даже полного оправдания сира де Рэ, суд Франции, видимо, был в этом заинтересован: любая возможность дискредитировать герцога Бретонского воспринималась положительно. Однако ясно, что с 1443 года никто об оправдании Жиля и не помышлял. Его виновность в то время была очевидна уже для всех. Важными ставками в игре были замки Шантосе и Ингранд. 25 марта 1443 года Коэтиви приобретает у Рене Анжуйского права на эти два имения, за которые шла борьба. Затем он устраивает так, что Карл VII объявляет об их конфискации. Оба имения принадлежали сыну Иоанна V, Жилю, известному под именем Жиля Бретонского, который состоял в сговоре с англичанами. После доказательства этой предательской связи был составлен акт, в котором объявлялось о конфискации, а все права владения передавались адмиралу де Коэтиви.[74] Через год он женился на юной Марии; в то время ей было четырнадцать лет. Так ставленник Карла VII и победил в игре, которую вел в интересах Франции, но, прежде всего, конечно, в собственных интересах. Помогла ему дочь детоубийцы, которую он держал в своих алчных руках, как козырную карту. Видимо, события, последовавшие за смертью Жиля де Рэ, хоть и не столь трагичны, однако отличаются гнусностью. Но наследство преступного маршала не принесло счастья адмиралу. В тот самый день, когда он уже мог хвалиться перед своими друзьями тем, что стал хозяином Шантосе, при осаде Шербура (который все еще оставался за англичанами, 20 июля 1450 года) он был смертельно ранен в голову выстрелом из аркебузы. 3) Мария де Рэ, вышедшая замуж вторично за своего кузена Андре де Лаваля-Лоэака (1451–1457) Вдовствующая Мария де Рэ все еще оставалась привлекательной для каждого, кто, подобно Коэтиви, был способен жениться на ней. Таким человеком стал Андре де Лаваль-Лоэак, который, выступая на стороне Рене де Рэ или Ласюза, защищал права семьи Лавалей от безумной расточительности Жиля де Рэ (см., например, с. 99–100). Свадьбу сыграли в Витре в феврале 1451 года. Аббат Бурдо подчеркивает, что свадьба эта состоялась в тот же день, когда брат Андре, Ги XIV де Лаваль, женился на Франсуазе де Динан, вдове Жиля Бретонского, которого ее брат, герцог Франциск II, оставил умирать на дне выгребной ямы, наполовину залитой водой. «Две эти женщины, — читаем мы[75] — торжественно вошли в град Лавалей». Все время своего второго замужества Мария де Рэ провела в тяжбе с семьей Коэтиви за замок Шантосе, который родственники Коэтиви продолжали считать своим в силу заключенного Марией с адмиралом брачного договора.