Слова Фаррана раздаются пронзительно и тревожно в моей голове. До ужаса громко, из-за чего волосы на затылке и руках встают дыбом. Яркие огоньки пляшут перед глазами. Но потом в голове я слышу голос мамы, и мое дыхание медленно успокаивается. Кислород наполняет легкие. Никогда не забывай, что я тебя люблю. Поэтому береги себя. Якоб Весна Слишком много людей. И выход расположен в шестистах метрах от нужной могилы. Он хотел сказать Монтгомери об этом. Что, испугался насмешек, Макэнгус? – было написано заглавными буквами на лице Патрика Намары, и Якоб промолчал. Да. Он боится за свою жизнь. Кто позаботится об Эмме, если вороны поймают его? Монтгомери, что ли? Он сглатывает горький привкус во рту, когда они едут вдоль стены кладбища. Здесь назначена встреча с Миллером, сыном человека, который угрожал сломать шею Рине восемнадцать лет назад. Обеспокоенность Филлис тем, что частный дом Миллера находится под наблюдением, не беспочвенна. В любом случае его компания кишит шпионами, поэтому вся информация поступает из первых рук. Намара останавливает фургон с тонированными окнами примерно в десяти метрах от ворот и позволяет Якобу вылезти. – Удачи! – бормочет Филлис, она улыбается, но глаза остаются серьезными. Миллер занимает пятое место в списке Якоба, списке влиятельных людей, ненавидящих Фаррана. Соколы навещают первых четырех, придерживаясь четкого плана. Так они смогут избежать болтовни и заведомых предупреждений, подвергающих опасности соколов. Или, может, они тоже не доверяют этому списку. Но даже самое тщательное планирование не помешает страху парализовать каждую мысль о сопротивлении. Кто поймет это лучше ворона, который в прошлом только и делал, что трясся от страха? Встреча с Миллером сегодня вечером выглядит как попытка самоубийства после предыдущих неудач. Если хотя бы один из четырех связался с Фарраном после визита, чтобы выслужиться перед ним, каждый шаг Миллера будет контролироваться воронами. Ну, кроме Филлис и Денниса, большинство соколов предпочли бы, чтобы Якоб находился по другую сторону стены. И не в качестве гостя. * * * Якоб перелезает через ворота и снова желает, чтобы могила Миллера тоже находилась на одном из небольших кладбищ Дублина. Мертвые Гласневина[2] могут наполнить город миллионами призраков, поэтому размер этого района велик, как репутация ирландских борцов за свободу, похороненных здесь. На площади перед памятником Даниелу О’Коннеллу[3], освещенной зеленым светом, в День всех святых толпится больше туристов, чем любителей кладбищ. Якоб натягивает капюшон на лицо, прежде чем луч света падает на него. Он никогда не понимал, что особенного в том, что некоторые общественные здания в День святого Патрика закрашены зеленым. Весна быстро наступила в этом году. Ночь мягкая, и свежие цветы на могилках источают аромат, который прилипает к одежде, словно мед. По крайней мере, птицы бодрствуют в это время суток. Каждое утро счастливое чириканье кажется Якобу насмешкой над клятвой вырвать дочь из лап врага к концу зимы. Но после новогодних сражений Фарран ужесточил меры безопасности, так что проще похитить наследного принца Англии из Букингемского дворца, чем Эмму из Sensus Corvi. В домах и на подъездных дорожках шпионы круглосуточно наблюдают за всеми приближающимися машинами. Портреты высокопоставленных соколов и фотографии пропавших без вести висят в каждом полицейском участке. Благодаря хорошим отношениям Фаррана с министром внутренних дел надежда отправить соколов, переодетых рабочими, в школу, растаяла, когда директор предоставил каждому работнику удостоверение личности и ввел контроль по пропускам в пункте за два километра от Sensus Corvi. Проклятье! Все эти годы он любил его как старшего брата. Но теперь может желать ему только смерти. * * * Якоб отбрасывает мысли о Фарране в сторону и поднимает плечи, когда приближается к надгробию. Миллер стоит спиной к нему перед двухметровым кельтским крестом. Семья, которая ценит традиции. Его дед со стороны матери был расстрелян во время пасхального восстания 1916 года. Говорят, отец Миллера поддерживал ИРА[4] как минимум финансово. – Ну, Макэнгус, как тебе это? Когда-то я был хорошим борцом. Поверь мне, я все еще знаю, как свернуть шею. Глаза Рины расширились, мускулистая рука обняла ее нежную шею… Якоб сжимает руки, продолжая идти. Не думай об этом прямо сейчас! Он нужен тебе. На руках Джеймса Миллера не угадываются мускулы. Он на семь лет старше Якоба, примерно такого же сложения, но лысый и толстый, как индейка на День благодарения. Он стоит, опустив плечи, этот человек, на которого Якоб возлагает все свои надежды, стоит перед могилой, как сгорбившийся великан. Беспомощный. Ничего не подозревающий. – Чего вы хотите? Ты не должен недооценивать его, Якоб. – Поговорить. – Симус предупредил меня. Ответ – нет. По крайней мере, один из четырех – трепло. Якоб с беспокойством смотрит через плечо. Камни и камни. Город мертвых, а не живых насколько хватает глаз. Хорошо. – День рождения вашей матери в День святого Патрика, не так ли? – Убирайся! Его тон становится более раздражительным. Но он все еще стоит спиной. – Это не принесло ей удачи[5], – бормочет Якоб скучающе. Наконец-то! Миллер разворачивается, словно его ужалила оса. Якоб поднимает руку и медленно опускает капюшон. Маленькие глаза на пухлом лице расширяются. – Ты! – Он тяжело дышит. – Неужели охотничья собака Фаррана еще жива? Какая удача для всех нас! Уголки рта Якоба дергаются. Недурно. Может, от деда он взял больше, чем думает. – Фарран видит это по-другому. Ветер шепчет между могильными камнями, но Миллер молча смотрит на него. Дай ему больше! Якоб поднимает руку и указывает на крест. – Предполагаемое самоубийство отца должно было стать серьезным ударом для вас. Два быстрых шага, и Миллер оказывается так близко, что Якоб чувствует запах его дыхания. Ви́ски, но глаза у него ясные, как небо над ними. – Предполагаемое? – Странно это для такого бойца. Случайность могла бы быть такой. Но иногда стоит и учитывать жажду мести Фаррана, которая порой выходит за пределы разумного. К ним приближаются голоса. Девушка ведет пожилую даму к могиле в нескольких метрах от них. Якоб реагирует спустя долгую секунду. Когда он набрасывает капюшон, красивое лицо Кейтлин Каллахан уже повернуто в его сторону, она смотрит прямо на него. Узнала? Третий раз за этот вечер Якоб проклинает тот факт, что это самое известное кладбище Дублина. Подыщи себе надгробную плиту. Неужели каждая хоть немного известная семья в Ирландии похоронила здесь родственников? Так близко, так чертовски близко. Сможет ли он снова поймать Миллера на крючок? Шаги Якоба становятся быстрее, ведь нельзя снова попасть в поле зрения женщин. Он смешивается с посетителями кладбища, доходит до двух могучих каменных столбов с крестами из черного металла. Темный фургон через дорогу от входа. Намара натягивает вязаную шапку на уши и бросает в окно горящую сигарету, когда видит его. Дверь автоматически открывается, когда Якоб бежит через дорогу. – ПОГНАЛИ! – Он кричит и закрывает дверь, машина уже тронулась. Они не уйдут далеко. Якоб ударяется о подголовник лицом, он думает, что у него сломан нос. Кровь течет по рту. Он поднимает голову и достает пистолет из кармана пиджака. Какого черта… Намара издает хриплый звук. В нескольких сантиметрах от бампера фургона стоит человек, раскинув руки. Его круглое лицо малиновое, а тело сотрясается от усилий после быстрого бега. Якоб открывает дверь и пробирается мимо Филлис. Кряхтя, Миллер втискивается на сиденье рядом с ним и закрывает дверь. Когда он оборачивается, на лице появляется самодовольная улыбка. – Вот как я хотел поприветствовать тебя раньше, Макэнгус. Но тебе не следовало бежать, пока я не раскрасил кулаком твою высокомерную физиономию. Эмма Ненависть Послания везде.