– Что… – начинаю я, но Брэндон и Ян проносятся мимо меня, будто это самая естественная вещь в мире – ночью пробираться в спальню для девочек. – Какого черта тебе надо? – Я упираю руки в бока. Брэндон прикрывает дверь и крадется ко мне, как пантера. Я заставляю себя не убегать в ванную и не запираться. Что-то в глазах Яна говорит мне, что устрашающее поведение Брэндона не несет реальной угрозы. Мы смотрим друг на друга в течение нескольких секунд. – Хотим пригласить тебя на час сказок. Иногда мы, школьники из интерната, встречаемся ночью и рассказываем истории. Что, простите? – В половине третьего? С ума сошли? Ян стоит рядом с ним, обе руки спрятаны в карманах джинсов. Словно Макмиллан допрашивает его у доски. – Хм… да, так что встречи… очень редки, – он заикается, – и они добровольные. Тебе не нужно… Но было бы лучше, если бы ты… – В прошлый раз Джаред рассказал нам историю, – грубо прервал Брэндон. Теперь понимаю. – Дай угадаю. Он назвался Синей Бородой. – Верно. Бедный. Он пытался оправдаться, но они не верили ему. Вот почему папа отправил Джареда в Германию. Хочу ударить его от гнева. – И что мне рассказать? – спрашиваю таким холодным голосом, каким только могу. – О девушке, которая стала вороном и вернулась в качестве сокола, чтобы убить своих братьев, – глаза Брэндона слегка расширяются, и он наклоняется ко мне. – Ну, чел, – стонет Ян, – ты не можешь хотя бы подождать, пока она не попадет под трибунал? Зачем пугать сейчас? Трибунал? Становится все лучше и лучше. – Пугаться? Его? Мечтайте! – Могу только надеяться, что они не заметят дрожи в моем голосе. В коридорах включено аварийное освещение. Тем не менее я с подозрением смотрю на черную камеру, висящую в конце коридора над дверью. – Не волнуйся, Шейла разобралась с ней, для нее это детская игра, – шепчет мне Ян. Брэндон идет вперед такими широкими шагами, что я почти перехожу на бег. Шейла на год старше. Гений технологий и математики. По словам Эйдана, ее даром является видеть самые сложные схемы компьютеров. Она владеет всеми распространенными языками программирования и работает над сложными хакерскими программами для взлома кодов безопасности. * * * Кабинеты биологии и химии Sensus Corvi не относятся к моим любимым классным комнатам. Мне хочется развернуться и пойти назад. Пахнет воском, серой и несвежей водой. Чучела сов и куниц оживают в тусклом свете мерцающих свечей, а копии древних человеческих черепов укоризненно смотрят на меня пустыми глазницами. Шторы подвальных окон закрыты, и около сорока учеников школы-интерната сидят на скамейках, расположенных на разных уровнях. Внизу, перед столом, напротив лавок, стоит единственный стул. Вокруг него свечи стоят полукругом на разной высоте. Без сомнения, это мое место. Ярко освещенное, перед массой судей, скрывающихся в полумраке. Разве Ян не сказал, что это добровольно? Возьми себя в руки. Ты ворон, а не трус. Ученики в первых рядах смотрят на меня враждебно. – Хорошо, ребята. Для тех, кто еще не знает, на что похож трибунал, краткое введение, – начинает Брэндон, – прежде всего, Кейра зачитает обвинения, которые мы собрали заранее. У Эммы есть полчаса, чтобы оправдаться. Затем мы голосуем за то, чтобы оставить ее в нашем кругу или объявить бойкот до конца обучения. Воздержавшихся нет. Если вы поддерживаете Эмму, нарисуйте кружок на карточке. Противники рисуют крест. Решение будет передано ученикам, которые не живут в интернате, они должны свершить правосудие, – минутная пауза. Ученикам не из интерната? Холод проникает и добирается до кончиков пальцев. Фай! Это и она тоже. Приговор. – Мне не нужно объяснять вам, что голосование совершенно анонимно. Тот, кто донесет, тоже вне закона, – хладнокровно объясняет он. – И прежде чем ты нас осудишь: никто не придумывал этих правил. Кейра, покажи ей сертификат. Она вытаскивает лист бумаги из своей сумки и протягивает. Документ выглядит мятым, словно его разворачивали и складывали более ста раз. Слегка порван по краям и углам, пожелтевший, с восковой печатью, символ которой уже неузнаваем. Черные чернила струятся по листу необычайно жирными буквами. Даже не будучи графологом, я вижу, что почерк излучает сильную уверенность владельца в себе. «Трибунал – это необходимость, метод и контроль общественного мнения», – гласил заголовок. Радуйся, что они не откопали документы средневековой инквизиции. – Правила написал некий Итан Паркер после того, как его одноклассник Ричард Монтгомери обратил соколов против Фаррана в Sensus Corvi. Паркер хотел, чтобы ученики оказали давление на Монтгомери, прежде чем сообщить о нем Фаррану. Это следует из идеи, что вороны держатся вместе и пытаются решить внутренние проблемы самостоятельно. Затем Кейра зачитывает обвинения: 1. Тайные встречи с соколами. 2. Умышленное разглашение тайн. 3. Подбивание верных воронов к измене и переход на вражескую сторону. 4. Участие в открытом бою против вороньего сообщества. 5. Убийство как минимум одного ворона. – Что скажешь на это? Да, что? С чего начать? Как мне объяснить за полчаса, что произошло за последние девять месяцев? Часы висят над дверью как дамоклов меч. Секундная стрелка прошлась по кругу три раза, но я не могу выдавить ни слова. Не смотри на них! Но взгляд уже скользит по незнакомым лицам, и каждая искра надежды теряется в палящей жаре их ненависти. Кейра – гармонистка, с минимальными частотными изменениями в голосе, она может передавать свои эмоции другим людям с силой, которой сирены Одиссея могли бы только завидовать. Идеальный оратор. Сознательно или нет, я уверена, что она просто использовала свой дар. Все, вероятно, возненавидят меня, даже если она прочитает первую страницу телефонной книги Корка вместо обвинений. Если бы только Фай была здесь! Но она не ученица интерната. Стрелка движется дальше. Пять минут. Я начинаю. – Все обвинения верны. Эйдан Поиски Натаниэля Люди. Чем больше, тем лучше. Они не посмеют стрелять посреди толпы. Ноги несут меня по асфальтированной дорожке, пока я не оказываюсь на мощеной улице. Передо мной конец парка. Уличные фонари, машины, пятиэтажное здание напротив, все ярко освещено. Мой нос улавливает запах прогорклого жареного жира из закусочной. Бело-синий городской автобус внезапно преграждает дорогу. Я пробегаю под небольшой аркой, чтобы пересечь проезжую часть, мимо зеленого уличного фонаря с белым указателем. Только когда автобус уезжает, я понимаю, что на нем написано: камера наблюдения Департамента полиции Нью-Йорка. Черт! Теперь у полиции есть видеозаписи со мной. Я на мгновение замираю. И темно-синий фургон на противоположной стороне улицы проносится мимо меня в нескольких сантиметрах. Писк шин, кто-то сердито кричит. Сконцентрируйся! Но я могу думать только об одном: Имя? Кирпичное здание с зарешеченными окнами на первом этаже и пожарными выходами, ярко-красные двери баптистской церкви, неоновые вывески, голые деревья и мигающие светофоры, – от этого яркого многоцветья кружится голова. В мыслях вертится только одно: имя, адрес, возраст? Я слышу полицейские сирены и громкие крики всего в нескольких кварталах. Бегу через перекресток шумных машин. Запах гниения исходит от водостока. Сворачиваю за угол и натыкаюсь на гору мусорных мешков на тротуаре, отскакиваю, едва удерживая равновесие, и врезаюсь в женщину в темном шерстяном пальто. Она бросает пару оскорблений в мою сторону. Имя, адрес, возраст? Пот течет ручьем по позвоночнику. Что-то со мной не так. Конечности болят. Сердце бьется нерегулярно, я еле дышу. Нужно сделать паузу. Но сирены все ближе и ближе.