— Давай с самого начала — начал я — ты понимаешь, что тобой могли просто воспользоваться? Чтобы потом подставить? Лось криво усмехнулся — Кто? — А сам не въезжаешь? Ты понимаешь, что произошло за последние годы? Санкционные запреты административно закрыли целые рынки. Рубль недооценен на семьдесят процентов, и это не домыслы, а расчеты Блумберга. Сформировалась целая когорта людей… которые зарабатывают либо на санкциях, либо на слабом рубле, либо и на том и на другом разом. Для них любая нормализация, подписание договоров — как нож острый. Они имеют огромные деньги, доступ к СМИ, к аналитическим службам… да к кому угодно. Ты можешь быть частью провокации, которая послужит вторым делом Скрипаля. У нас поднимется визг о детях, у них — о том, что по стране разъезжают убийцы Кремля… — Хватит… ты сам то себя слышишь? … — Это — дети! Б… дети! — Лось! И что с того — дети? В нашей игре — нет ничего святого! Тем более, если на кону деньги… — Ну, да. У вас так. — У вас? — У вашего поколения. Я еще понимал, зачем иду служить. — А я — нет? — Ты — нет — Лось говорил как будто для себя — ты уже не понимал. Ты просто потерял друзей в Грозном. И решил мстить. Это правильно — мстить за погибших друзей… за погибшую страну мстить. Но это — не всё. — Да пошел ты. Лось не обиделся. Только укоризненно покачал головой — Ты так ничего и не понял? — А что я должен понять? Что мы вступили в большую вонючую кучу дерьма и теперь от нас так воняет, что в приличном доме нас и на порог не пустят? … — Да, ты нарыл что-то. Может, что-то очень серьезное. Но это делается не так, Лось. Ты должен вернуться в Россию. Передать то, что ты нашел службе. Это будет правильно. Это надо сделать, Лось. — Хочешь, скажу, что будет? ??? — Они сядут на этот компромат и будут сидеть на нем. Может, используют для шантажа. И в самом крайнем — сольют в прессу. Вы так работаете. — Хватит говорить — вы. Ты — один из нас. Лось пристально посмотрел на меня — Помнишь, был такой Володя Бегунов? Я вспомнил сразу. Он мечтал об Альфе, но не прошел отбор. Работал в обеспечении. — И? — У него умерла сестра. Мать — одиночка. Детей забрали в детдом. Володя пытался оформить опекунство, но не успел. Мальчика оформили по программе международного усыновления и забрали сюда, в Англию. С нарушением закона. Вот с этого — все и началось… Прошлое. Подмосковье, Красногорск, Россия. 2012 год Говорят — кто что охраняет, тот то и имеет. В большинстве случаев — это правило верно. Так оно и есть… Даже если то, что охраняешь — дети. Надо быть кем-то… мало похожим на человека, чтобы превратить детей в товар. Но превращают. И это не один человек, не два. Это целая прослойка чиновников нового времени. Из тех же, что назначают многодетной семье пособие в сорок два рубля и семьдесят две копейки, или говорят, что вас рожать не заставляли. Они чаще всего намного более образованные, чем их предшественники, лучше соображают в менеджменте, прошли многочисленные курсы и семинары. Но в них нет того, чего никто не даст ни на одном семинаре. Нет человечности. Если ты духовно глух и морально слеп, если ты не можешь чувствовать боль другого человека как свою — то это не исправить ни одним семинаром… * * * Горяева Елизавета Владимировна — очень гордилась своим кабинетом. Потому что в нем была ее фотография вместе с Путиным. Путин тогда был по каким-то делам в Подмосковье — и решил по пути прошвырнуться по нескольким социальным объектам, увидеть, что и как своими собственными глазами. Его повезли понятное дело, что не по худшим местам — заехал он и в детский дом, где директором была Елизавета Владимировна, их выбрали, потому что они только что переехали в новое здание. Там еще не все было сделано, строители как всегда нахалтурили — но Путину понравился сам факт того что для детей построено новое здание, он отпустил беззлобную реплику насчет строителей — а через несколько дней грузовик привез коробки. За счет президентского фонда — установили компьютерный класс. Понятно, что когда стали искать человека на освободившуюся вакансию в Министерство образования Московской области — лучшего кандидата и придумать нельзя было. Так Елизавета Владимировна в тридцать три оказалась «в обойме». Или «номенклатуре», как раньше говорили. Теперь она уже не просто равна со всеми остальными — она равнее. Система будет защищать ее, как защищает любого. И чем выше иерархия — тем яростнее защищает тебя система. Конечно, образование… не самое хлебное, что можно придумать — но и не самое худшее. Деньги выделяют, в нацпроект попали — тоже будут деньги. С отчетностью все тип-топ — у нее всегда было тип-топ с отчетностью, этим она отличалась. Ну, а все остальное… Зависит только от нее самой. Кормушка — если она сможет от нее и сама кормиться, и наверх засылать — ее заметят, обласкают, повысят. Дяди наверху любят, когда кто-то умеет зарабатывать деньги даже на таких неденежных темах как дети. Ремонт… с родителей кое-что… Подмосковье регион богатый. А дети есть дети, всем учиться надо. И если кто-то, к примеру, не хочет на второй год… От размышлений ее отвлек звонок. Она посмотрела, поморщилась, но ответила — Чего тебе? — Ты не забыла? По голосу подруги она сразу въехала — опять влюблена. Вот дура то… — Нет. — Тогда как договорились, да? Елизавета Владимировна прервала звонок. * * * Встречались, конечно же, в Москве. Дорогой ресторан… ну, по меркам окраины дорогой, а в центр ехать долго, да и пробки. А здесь и прилично, и по кошельку и вообще. Барышева… с ней они росли, с ней учились в одном классе. Они совершенно не были друг на друга похожи — собранная, расчетливая Горяева и авантюристка Барышева. В их паре Барышева предлагала идеи, а Горяева отвечала за их реализацию. И они дружили… женщины вообще редко дружат — но они именно что дружили. И даже парни, которых они делили — дружбу не рушили. Просто пока Горяева рассматривала очередного кавалера, размышляя, годится ли он — Барышева уже снимала трусы. Потому-то Горяева пока была одна — а Барышева и замуж сбегала, и развелась, и с ребенком на руках осталась… — Катерина… — Привет. Они поцеловались. Мужик, которого привела Катерина — с интересом на все на это смотрел. Потом подошел официант с меню. Горяева начала заказывать, понимая, что за стол расплачиваться не ей. Потому заказывала с размахом… — Лиз… — щеки Барышевой горели, она как будто уже стопку-другую хлопнула — я сейчас только что из Лондона… — И как там… — Шикарно… ты даже не представляешь. Чисто так, магазины на каждом шагу. И цены — представь себе — такие же, а на что-то даже ниже. И алкашей нет. Алкаши для Барышевой были больной темой — алкашом был ее бывший, оставивший ее с ребенком. В молодости не думаешь… по крайней мере головой… а потом поздно думать. С тех пор — Барышева сохранила ненависть ко всем представителям мужского пола… точнее, не ко всем, а только к русским. Русский для Барышевой был как таракан или мышь… с поволокой в глазах она вспоминала только о турках из отельной обслуги Анталии. И еще о кавказцах… Барышева встрепенулась. — Да, что это я. Крис — Елизавета, Елизавета — Крис. Лизку у нас зовут как вашу королеву. — Очень приятно — поклонился безукоризненно вежливый англичанин лет сорока.