— Вчера был твой день рождения. — Я знаю, папа. Люциан кивнул. — Да, и мы все собирались поужинать с тобой на твой день рождения. Именно это мы и запланировали, Лючия. Или ты забыла? Мысленно она проклинала себя за то, что сделала именно это и забыла о своих планах с родителями. Очевидно, она отвлеклась на что-то совершенно другое. Это был Ренцо. Она все еще не была уверена, стоило ли это того. Особенно с учетом того, что ее сердце было слишком тяжелым, немного болезненным. Ей было странно, что она вообще так себя чувствовала. Ей еще никогда не приходилось быть достаточно хорошей для кого-то. Никогда не приходилось доказывать свою ценность кому-либо или чему-либо. Этот парень заставлял ее чувствовать, что она должна делать именно это для него каждый раз, когда оказывалась в его присутствии. Лючия не была уверена, хочет ли она продолжать играть в эту игру. Ей не нравилось, когда ее заставляли чувствовать себя никчемной. — Что случилось? — спросил Люциан. Лючия перекинула сумочку через плечо и направилась к крыльцу. Она решила, что этот разговор лучше будет провести в доме — даже если она не собирается говорить отцу, где была, что делала, или с кем это делала — вместо того, чтобы стоять здесь, где соседи могли их увидеть. Вместо этого ее отец не сдвинулся с места на верхней ступеньке лестницы. Он полностью преградил ей путь, удерживая ее на две ступеньки ниже себя, и уставился на неё с жёстким выражением лица. Как бы он ни старался казаться сердитым, она заметила, что он тоже обеспокоен. Это было ясно как божий день. — Прости, что забыла позвонить, —сказала Лючия. — Больше этого не повторится. — Я не об этом спрашивал тебя, — ее отец произнёс. Будь она умнее, Лючия просто выдумала бы какую-нибудь ложь и покончила бы с этим. Не похоже, чтобы ее отец когда-либо вмешивался в выбор своих детей или заставлял их идти тем или иным путем, когда дело касалось отношений. Если уж на то пошло, он приложил все усилия, чтобы остаться в стороне от всего этого. Лючия оценила это, и знала, что ее старшие братья и сестры тоже. Это вообще не было обычным явлением в их культуре или в удушающей жизни мафиози, чтобы родители делали это в первую очередь. Почти ожидалось, что мужчины, подобные ее отцу, будут решать, с кем их ребенок может или не может встречаться, а кто подходит или не подходит для их образа жизни. Люциан никогда не делал этого — никогда. Но в последнее время Лючия явно не отличалась умом. Разве ее недавние действия не были достаточным доказательством этого? Она вообще ничего не хотела говорить отцу; отчасти потому, что не знала, о чем, черт возьми, думает, а отчасти потому, что не считала, что это какое-то чертово дело Люциана. И вот она здесь. Целая и невредимая. Этого должно быть достаточно. — Мне восемнадцать, — сказала Лючия, поднимаясь по лестнице и протискиваясь мимо отца в дом. — Я не обязана отвечать на твои вопросы, когда ты спрашиваешь, куда я иду и что делаю. Я уже взрослая, папа. Отец что-то пробормотал себе под нос, но Лючии было все равно. Она потянулась к дверной ручке, чтобы открыть ее, но отец опередил ее. И снова преградил путь. Она была вынуждена посмотреть на него снизу вверх и изо всех сил старалась не сердиться, но, вероятно, потерпела неудачу. Люциан, казался, совершенно не беспокоило ее поведение. Она никогда раньше не подводила родителей. Она не была нарушительницей правил в их семье. Знала, чего от нее ждут, и строго следовала правилам. У нее было отчетливое чувство, что это будет совсем не то же самое. Ее отец выглядел так, будто тоже это знал, если судить по его напряженной позе. — Я хочу зайти в дом, принять душ и вздремнуть, — сухо сказала Лючия. — Так что извини меня. Люциан покачал головой и снова скрестил руки на груди. Предательский знак, что он не сдвинется с места, совсем. Она видела, как он снова и снова использовал ту же позу на протяжении многих лет с ее упрямым братом Джоном. Люциан был кирпичной стеной, и ни одно чертово тело не могло пройти сквозь него. Все очень просто. Лючия сегодня была не в настроении. — Папочка, отойди, — сказала она. Но он этого не сделал. — Знаешь ли ты, — пробормотал он. — Что несмотря на то, сколько свободы я давал всем своим детям на протяжении многих лет включая