— Да. Извини за банальность, понимаю, как глупо это звучит, но ты такой же стойкий оловянный солдатик. Мне так кажется. Если вспомнит сказку Андерсена как следует, сомнительный комплимент. И я приняла его с оговоркой: — Надеюсь, Самоед мне ногу не отрежет. — Так дорогие мои, — с интонацией Регины Дубовицкой, в комнату вернулся генерал. И разрушил кованными сапогами атмосферу романтических воспоминаний. А дал бы нам с Туполевым еще пять минут поболтать, глядишь, магнат всему классу букеты отправил. Пустячок вроде, а людям приятно. — Софья Николаевна, ваши ключи вам передадут на месте, — генерал оставил отеческие замашки и разговаривал со мной уважительно, на равных. — Ребята сделают дубликаты и встретят вас на остановке. Где вы хотите выйти? — За квартал от дома, — тихо сказала я и поднялась. — Мне уже пора? — Увы, — без тени печали хрюкнул мент. — Время работает против нас. Туполев вышел проводить меня до машины, и когда увидел, что начальник личной охраны усаживается на переднее сиденье автомобиля, недовольно нахмурился. Как мне показалось. Но Антон на шефа даже не взглянул, захлопнул дверцу, и машина тут же тронулась. Улицы города заполнялись людьми, спешащими с работы домой, машины медленно двигались по, перегруженным автострадам, я смотрела в лобовое стекло и думала о том, как странно закончился мой разговор с двумя мужчинами. Я ехала отказываться, но согласилась помочь, собиралась предложить интеллектуальную помощь, а меня вежливо ткнули мордой в салат. Я всего лишь очередной оловянный солдатик в шеренге войск Туполева. Меня обманули, обласкали и отправили на амбразуры. Дай бог здоровья Белле и господину Борисову, надеюсь, помянут добрым словом и принесут букетик к вечному огню, к сгоревшей брошке и кусочку расплавленного олова. — Приехали, Софья Николаевна, — сказал Антон, но остался сидеть. Я вздохнула и выбралась из машины. Антон вышел вслед за мной, захлопнул дверцу и подошел вплотную. — Софья Николаевна, — начал он, но я перебила с усмешкой: — Еще раз скажешь «Николаевна», я в тебя плюну. — Софья, — согласился он, — не бойтесь ничего. Точнее… бойтесь, будьте очень осторожной, но… я вам обещаю, я сделаю все возможное для вашей безопасности. — Спасибо, — сказала я, сжала его руку под черным рукавом пиджака, и медленно отправились прочь с пустынного двора. Антон смотрел мне вслед. Дверца машины не хлопала, мотор не урчал, Антон смотрел мне вслед. Как это все печально. * * * В коммуналке случился Вселенский Канализационный Потоп. Братья троцкисты сновали с ведрами и тряпками и ждали вердикта сантехников — два хмурых, знакомых мужика из нашего ЖЭКа пытались извлечь из толчка некую затычку. Из-за этой преграды почему-то лопнула труба, и сантехники старались представить вредный предмет для всеобщего обозрения и осуждения. — Повезло тебе, Софья, — буркнул Коновалов. — Только ты можешь быть уверена, что не твоя тряпка забила унитаз. — Давно трудитесь? — спросила я, размышляя, стоит ли снять ботинки или в уличной обуви пока походить. — Часа полтора. Сантехники говорят, в трубе что-то застряло, ржавое железо не выдержало напора и, говно, простите, в магазин протекло. — Вот беда-то, согласилась я и пошла в свою комнату. В ней ничего не изменилось. Уходя на свидание с Туполевым у касс Речного вокзала, я тщательно убралась, вытерла пыль, расставила учебники и книги в должном порядке. Если бы в эту комнату с печальным или служебным визитом зашли люди, то увидели бы келью воспитанной девушки и примерной студентки. Заподозрить грязные помыслы в столь образцовой мадемуазель не просто, я постаралась. Привычные вещи, фотография котят в клубках шерсти на стене трогала до слез, я сняла ботинки у порога комнаты и прошла к окну. В квартире Туполевых не горело ни единого огонька, не смотря на пугающие серо-фиолетовые сумерки, я тоже не хотела включать свет, села у подоконника, поставила на него локти и начала ждать. Спросите чего? Не знаю. Звонка мобильного телефона и сигнала «отбой, Софья»; движения серых людей в бронежилетах к наружной лестнице; или, может быть, прихода Самоеда. Чего-то ждала. В коридоре топали кирзачи сантехников, и шумели, ругались соседи, высоким фальцетом в общем гомоне выделялся обеспокоенный голос Лопаты. Голоса перемещались — от кухни до лестницы и обратно, накал страстей повышался, и, наконец, с истерическим выкриком «Сонька!! Выйди!!», на мою дверь опустился чей-то кулак. Я таки вышла. И уперла руки в бока. — Что надо? — Сонька, скажи им, что не моя это майка!! — визжал Гарик и отпихивал от себя ведро с некой серой субстанцией. Серой субстанцией оказалась некогда белая футболка с логотипом клуба любителей пива. Татьяна Сухомятко брезгливо, двумя пальцами обеих рук в резиновых перчатках, придерживала навесу расправленную футболку и следила, чтобы капли с нее падали в ведро. Продемонстрировав в виде доказательства дыру и лозунг «Губит людей не пиво», выругалась и шлепнула тряпку обратно в ведро: — Не твоя, говоришь?! Мурло неумытое, хоть бы смотрел, чего в унитаз выливаешь! — Да я и полов-то никогда не мою! — молитвенно прижав ладони к желудку, лепетал Гарик. — Скажи им, Сонька, ты видела, чтобы я когда-нибудь полы мыл?! — Не видела, — честно, со вздохом, призналась я. — Вот! — взвизгнул Лопата и ткнул в меня пальцем. — Мой свидетель! — Софья! — с укоризной взревел Тарас Сухомятко и, размахивая ведром как пращей, погнал Гарика от моей двери к кухне. Видимо для того, что бы прибить там без некоторых свидетелей. — Сумасшедший дом, — один голос сказали я и Татьяна и разошлись по разные стороны. Я вернулась к фиолетовым сумеркам и подоконнику, мадам Сухомятко отправилась защищать Лопату от разъяренного мужа. Случись что, в суде разбираться не будут, по какой причине Тарас Сидорович Сухомятко нанес тяжкие телесные повреждения (помойным ведром) своему соседу Игорю Владимировичу Лопатину. Канализационные катаклизмы и привычный спектакль из нормальной жизни троцкистов, добавили к горечи капельку меда, — когда вокруг все так привычно и прекрасно, чего бояться? Дом полон людей, в ближайшее время эти люди не угомоняться, в туалете два крепких сантехника латают трубы на живую нитку. Все прекрасно и даже в удобства через пару часов запустят… Что же от генерала-то не звонят?! Неужели не могут в трех мужиках разобраться?! — Софья Николаевна, можно к вам? — раздался вместе с легким троекратным стуком тихий голос у двери. Я подскочила со стула и метнулась к порогу. — Кто там? — спросила тихо-тихо. — Алесей Петрович, — ответили из-за двери. — Откройте, пожалуйста. — Минуточку, я не одета, — пробормотала я. Что ему нужно?! Лицо моментально покрылось испариной, руки мелко задрожали, пересохший язык прилип к небу. — Софья, Мария Германовна приглашает вас выпить чаю, — говорил за дверь инженер Сидорчук. — Вы придете? Что ей передать? — Да, да, конечно, — без всякого энтузиазма проскрипела я и, открыв, наконец, дверь, но перегородив вход плечом, уставилась на невозмутимого фиктивного мужа актрисы. — Пойдемте? — Я только… только переоденусь. — Пожалуйста, без церемоний, — улыбнулся Алексей Петрович, и я поняла, что он собирается меня ждать. — Минуточку, — сипло пробормотала и захлопнула дверь. В том, что Мария Германовна приглашает меня выпить чаю, не было ничего необычного. Мое общество актриса предпочитала другим троцкистам, — она вообще любила все молодое и свежее, — и часто, иногда по два раза в неделю, зазывала меня на чаепитие. Порой при помощи «мужа», порой звонила мне на сотовый. «Случайность или заготовленная акция?» — переодеваясь в приличную футболку, лихорадочно размышляла я. Что если никакая Мария Германовна меня никуда не приглашала? В ее комнате все приготовлено для нежного допроса и тихого убийства, а сама актриса крепко спит под влияние снотворного. Но по коридору шныряет куча народу, Сидорчук даже переговаривался с кем-то, дожидаясь меня у двери. Я связала нервы крепкими узлами и отправилась… куда? Овцой на заклание? Или пить чай и коротать вечер в милом обществе? Пожалуй, второе. Слишком много свидетелей бегает по коридору. Подкрасив губы и причесавшись, я вышла, к непонятно чем, довольному инженеру и медленно поковыляла к двери актрисы. Сидорчук топал в арьергарде и вел себя вежливо — придерживал дверь, пока я просачивалась в заставленную мебелью комнату травести. Нового гостя Марии Германовны я разглядела не сразу. А когда разглядела — тот сидел за массивным сервантом из мореного дуба, — то подпрыгнула, развернулась в воздухе на сто восемьдесят градусов и слету врезалась в грудь подпирающего сзади инженера. Как мячик. Смешно получилось. Инженер от неожиданности рухнул в ширмы. — Что с тобой, Софьюшка? — всполошилась актриса. — Утюг! Я забыла выключить утюг! — выкрикнула я и, перешагивая через ноги рухнувшего Алексея Петровича, устремилась к двери. — Постой! — крикнула Мария Германовна. — Ты вернешься? Стоя на пороге и одним глазом наблюдая за людьми в комнате, а другим за неубывающим количеством троцкистов в районе санузла, я спросила: — Зачем? — Чаю попить, — удивилась актриса, — у меня гости. Я посмотрела на «гостя» и вспомнила описание Самоеда из аналитической справки. «Лицо в меру широкоскулое», — остроносая физиономия гостя напоминала лезвие топора. «Волосы русые, средней густоты», — гость Марии Германовны был лысоват, а то, что осталось, даже средней густотой обозвать нельзя. Мог Самоед в конспиративных целях повыдергать половину?! Мог, конечно, но не так много. — Хорошо, — вздохнула я, — только утюг выключу. Шагая к себе, я размышляла о том, что будет, если я сейчас позвоню Антону и спрошу совета? Генерал, отправляя нештатного агента на задание, задачу определили четко — сиди у себя тихо и никуда не высовывайся. Главное, молчи, в комнате может оказаться подслушивающее устройство. А я чего делаю? По гостям расхаживаю и собираюсь с Антоном беседовать. Страшно до ужаса, ни в какие гости не хочется совершенно, но сказать честно, сидеть одной в комнате и бояться, тоже занятие из малоприятных.