— Езжай домой, я сам тебя найду. — Но… — Никаких «но», — перебил голос. — Или сейчас и том, или никогда. И кстати, почему ты плакала? — настороженно спросил голос. — Да надоели вы мне все!! — Кто все? — еще более настороженно спросил голос. И я взяла себя в руки. В мокрые от слез и трясущиеся. — Ты думаешь прятаться легко?! От тебя, от Назара, от милиции! Небось, твоими молитвами на мне труп висит. — Кстати, где он? — успокоено спросил голос. — Да иди ты в задницу! — наконец-то мне удалось исполнить мечту — послать хоть кого-то. — Тебе, какая разница? Пока не нашли. Надеюсь. — Хитрая ты штучка оказалась, Софья, — похвалил Самоед. — Да уж не дура, как ты надеялся. — Тело Кирилла будут долго искать? — А тебе какое дело? — старательно изображая подозрительность, буркнула я. Самоед выманивал Назара на похороны, но мне об этом догадываться не имеет смысла, умные долго не живут. — Да есть небольшое, — сознался киллер. — Принесешь ноутбук, получишь Кирилла, — отрезала я. — Договорились, — сказал убийца и оборвал связь. Господи, ну почему ты не можешь остановить этот маховик?! Я мало молилась, мало взывала? Я не могу-у-у больше! — Антон, это снова Софья. — Слушаю, Софья Николаевна. — Он снова звонил. — Я знаю. — Откуда? Начальник охраны Туполева замялся на секунду и все же признался: — Теперь мы вас слушаем. — То есть мой телефон? — Да. — А раньше? Вместо голоса Антона в трубку прорычал бас Назара: — Что вы теперь собираетесь делать? — Вы, это кто? — язвительно поинтересовалась я. — Ты! — рявкнул Туполев. — То-то же. А то, видишь ли, об этикете вспомнил. Тыкал с самого начала как заведенный, а теперь до третьего лица повысил. Неужто заслужила? — выпустив с каплей яда пары, я ответила на вопрос. Твердо и безапелляционно: — Я собираюсь принять ванну и лечь спать. — Сказала, дождалась какого-то гортанного рычания и положила трубку. Ну не хочу прикрывать свой задницей чужие амбразуры! Не хочу и все, чего уж тут поделаешь. Я нормальная среднеарифметическая девушка, во мне и на процент авантюризма нет. Я честно пробовала, но не получилось. Выдохлась. Буквально через минуту в прихожей раздался колокольный грохот дверного звонка. Подтянув штаны, на цыпочках, я приблизилась к косяку и тихонько спросила «кто там?». — Софья Николаевна, здравствуйте, — прозвучало из-за двери весьма вежливо, — не могли бы вы открыть? Нам поговорит велено. — Кем велено? — более спокойно, но, тем не менее, все еще насторожено, поинтересовалась я. — Ну… сами знаете. — Не знаю, — вредно не согласилась я. Мужчина за дверь потоптался на коврике и, видимо склонившись к замочной скважине, прошептал в дырочку: — Назаром Савельевичем. Ох уж мне эта паранойя. Заразная штука, оказывается — подчиненный не может громко произнести имя шефа в пустом подъезде. — Чего ему надо? — Откройте, пожалуйста, — более уверенно, словно произнесенное вслух (хоть и шепотом) громкое имя хозяина, весомости добавило, сказал посланник. «Как вы мне все надоели», — прошептала я и открыла дверь. На пушистом коврике под дверью топтался верзила, запихивавший меня в машину на дороге к Речному Вокзалу. Когда же это было? Надо же, оказывается только позавчера. Мне казалось, что я живу в этом кошмаре лет шесть. Как школу закончила, так и живу, без права переписки и свиданий с родственниками. Свекровь не в счет, мы не родня. — Что надо? — и нахмурила брови изо всех сил. — Вас просят приехать. — Я уже сказала… — Пожалуйста, — перебил парень. Волшебное слово было произнесено с интонацией кабацкого вышибалы. Так говорят, когда вежливо намекают — вы, уважаемый сам уйдете, или вас вынести? — Вам лучше проехать с нами. — Для кого лучше? — моментально окрысилась я и вперилась в оловянные очи охранника с абсолютной стервозностью. Мокрый воды не боится. — Ну… — растерялся огромный парнище, подумал что-то про себя, вздохнул и съежился сантиметров на десять: — Для нас, наверно. Верзила опустил глаза, и мне тут же стало стыдно. Нехорошо, Соня, срывать зло на подчиненных магната. Хочешь поизображать шерсть дыбом, езжай к Туполеву и изображай сколько влезет. Фырчи, кусайся, спину гни дыбом… Если получиться. — Хорошо, — буркнула я и, не закрывая двери, но, тем не менее, не приглашая охранника в дом, начала менять тапки на ботинки. Надела куртку, закрыла дверь на все замки и сказала: — Идемте. Шагая от подъезда до огромной черной машины, мы встретили на дорожке Анну Леопольдовну с Агафьей на руках. — Куда ты, Софья? — строго спросила меня Леопольдовна, глядя, впрочем, на очнувшегося от неловкости, внушительно-монументального верзилу. Парень сделал шаг влево, тем самым, пресекая возможность сближения подопечной Софьи и дамы с подозрительной собачкой, но свекровь так на него взглянула, что охранник почел за благо дать нам время немного пообщаться. Я хорошо помнила этот особенный взгляд Анны Леопольдовны. От него у персонала больницы, где работал Великий Хирург, сами собой застегивались пуговицы на пиджаках и медицинских халатах. — Мне нужно уехать, Анна Леопольдовна, — сказала я, хотела добавить «не поминайте лихом», но улыбнулась и приободрила. — Все в порядке. Возможно, к вам я уже не вернусь, так что спасибо за все, привет Виталию. — Это почему ты уже не вернешься? — спросила свекровь, адресуя вопрос из-за моего плеча, огромному парнище. Тот вопрос призрел. Сделал вид, что считает ворон на газоне. — Все будет хорошо. Может быть, я и вернусь сегодня. Коньячком угостите? — И в поцелуе прижалась к ней щекой. — Угощу, — кивнула свекровь, и мне почудилась в ее голосе слеза. Наверное, от моей горячей щеки, ледяная бабушка подтаяла. Пока машина не исчезла за углом дома, Анна Леопольдовна стояла с Агафьей на руках и смотрела нам вслед. — Включите, пожалуйста, музыку, — устав от сопения, идущего трио от шофера и двух охранников, вежливо попросила я. Водитель нажал кнопку под приборным щитком, и из динамиков грянуло — «а я простой советский заключенный и мой братишка серый брянский волк». Слов нет, я бы предпочла Шаинского, но здесь репертуар выбирают другие. Под рычащие стенания о непростой воровской доле, мы ехали по улицам Города. Почти не проверялись, не петляли переулками, к знакомому дому, оказавшему действительно в Московском районе. Ворота снова распахнулись на мгновение и тут же закрылись, пропустив машину во двор. На крыльце никого не было. «Голуби летят над нашей крышей», пропел певец, и мне помогли выбраться из машины, проводили до гостиной с камином и оставили одну. Дрова только-только разгорались в камине, комната опять казалась промерзшей и, от нечего делать, я придумала особняку название — Дом Свиданий. Скорее всего, данную резиденцию Туполев использовал под штаб — собирал полки, допрашивал свидетелей и раздавал приказы. Жил он, что вероятно, в другом месте. Не исключено в землянке, обустроенной под бункер с годовым запасом провианта и автономным электроснабжением. Слегка озябнув, я подошла к окну, выглянула во двор и увидела царский выезд. Точнее, въезд — три автомобиля накатом скользили к крыльцу. Из средней машины, не дожидаясь помощи в открытии дверцы, почти на ходу, выпрыгнул Туполев и бегом взбежал по крыльцу. Напор и натиск проглядывали в каждом шаге хозяина и не предвещали его гостье ничего хорошего. «Та-а-ак, сейчас начнется, — уныло подумала я и заклинанием пробормотала несколько раз. — А пошли вы к черту, я вам не ручная обезьяна, трюки выделывать». Если можно объединить в одно выражение два слова «обескураженность» и «ярость», то именно оно наиболее точно определило бы выражение лица Назара Савельевича. Обескураженная ярость играла на лице магната и искажала его черты. Он ворвался в комнату, провел зачем-то пальцем по заново вставленному дверному стеклу, и только после этого, обратился ко мне: — Нам надо поговорить.