Господин Бундо вздохнул. В его взгляде Дайна с удивлением увидела искреннее понимание и сочувствие. – Задержитесь после занятия, – добродушно предложил он. – Я вам расскажу кое-что. Целый час, пока шел урок, Дайна сидела как на иголках. В конце концов, Аделард обернулся к ней и негромко спросил: – Все в порядке? Девушка постаралась принять максимально спокойный и невозмутимый вид и ответила: – Да, конечно. А что? – Впечатление такое, что у тебя стул горит, – сообщил Аделард. Урок был посвящен зелью легкого парения: выпьешь его – и любая тоска и хандра отступят. Сначала первокурсники старательно толкли в ступках черные орехи жуженицы, которые сердито брызгали во все стороны синим соком, потом высыпали черно-синюю пыль в дымящиеся котелки с корнем асфенделя, добавляли пыльцу с крыльев ночного череповника – бабочки, которая водилась только на старых кладбищах, и мешали варево ровно семнадцать раз по часовой стрелке. Зелье в котелке Петера вдруг взорвалось с громким шумом и вышибающей слезы вонью, и господин Бундо воскликнул: – Семнадцать, Петер! Я же сказал: семнадцать раз, а не восемнадцать! Петер сконфуженно провел ладонью по лицу, стирая копоть. Когда все зелья были сварены и остужены, господин Бундо раздал первокурсникам серебряные стаканчики и сказал: – Ну что, пробуем! Дайна пригубила светло-зеленый напиток с едва уловимым запахом груши и почувствовала, как невыносимая горечь отступает, растворяется, дает возможность дышать. Может быть, и не надо ее убивать, эту несчастную любовь? Может, надо просто варить зелье легкого парения, пить его и не страдать? Господин Бундо обвел улыбающихся первокурсников оценивающим взглядом и раздал им маленькие орешки. Когда орешки были съедены, преподаватель сообщил: – Запомните раз и навсегда: к зелью легкого парения стоит прибегать только в исключительных случаях! У мага может появиться соблазн пить его при малейшей проблеме. Но зелье, которое пьют чаще чем раз в год, вызывает отек мозга. Петер нахмурился. – И когда же его варят? – спросил он. – И для кого? – Например, для матери, потерявшей единственное дитя, – ответил господин Бундо. – Для девушки, которую обесчестил мерзавец. Для старика, которого сыновья выгнали на улицу. Это зелье не для пустяков вроде сломанного ноготка или обиды на родителей, которые не взяли на прогулку. – А орешки зачем, господин Бундо? – спросил Гровир. – Чтобы не позволить вам злоупотреблять, – ответил преподаватель. – Захотите выпить еще стаканчик – и у вас начнется неудержимая рвота. Приятного мало, честно говоря. Запомните, порядок именно такой: безутешное горе, зелье легкого парения, орешек. Когда первокурсники покинули кабинет – следующим уроком была история магии, которую вела госпожа Эмилия, – Дайна подошла к господину Бундо, и он поинтересовался: – Недавняя, но сильная любовь? От которой болит сердце? Принцесса кивнула. Да, все верно. Что тут еще скажешь? Принимая предложение Валентина, она и подумать не могла, что все кончится вот так, что любовь вырастет из благодарности и страсти. Та ночь оказалась тонкой иглой, которая намертво пришила друг к другу таких разных и одинаково несчастных людей. – Надо перетерпеть, дитя мое. Надо взять себя в руки и перетерпеть, – с искренним, почти отцовским сочувствием произнес господин Бундо. – Вы разговаривали с предметом вашей любви? – Да, – откликнулась Дайна. Это сочувствие сделало ее такой слабой и мягкой, что она с трудом сдерживала слезы. – Мы не можем быть вместе. Ему тоже тяжело… Он сказал, что нам лучше не оставаться наедине и не травить друг друга. Слезы все-таки побежали по щекам. Господин Бундо протянул Дайне бумажную салфетку и быстро принялся смешивать какое-то зелье: пузырьки и склянки с разноцветным содержимым мелькали в его руках быстрее шариков, которые подбрасывает жонглер. – Вот, выпейте. – Преподаватель поднес Дайне серебряный стаканчик, от которого пронзительно пахло апельсином. – Это оно? – спросила Дайна с надеждой. – Средство, убивающее любовь? – Нет. – Господин Бундо мягко улыбнулся. – Просто успокоительное. Пейте, пейте! Дайна сделала глоток, и та буря, что бушевала в ней, улеглась. Девушка смахнула слезы со щек и спросила: – А зелье, убивающее любовь? – Видите ли, – сказал господин Бундо с грустной улыбкой. – Мне двести пятьдесят три года. Когда мне было девятнадцать, как и вам, я тоже влюбился и тоже не мог быть вместе с любимой. И я выпил то зелье, о котором вы так настойчиво просите. Потому что было слишком больно, жить с той любовью. Дайне вдруг стало страшно – так, что даже в животе заныло. – А потом? – спросила она. – Зелье подействовало, – откликнулся господин Бундо. – И вот уже двести тридцать четыре года я живу без любви. Оно всегда дает результат, забирает любовь. Оно очень простое, в общем-то, любой может смешать. Но примете его – и любовь никогда больше не прорастет в вашем сердце. Как по мне, это прыжок в пасть льва, чтобы спастись от медведя. Дайна присела на край парты – ноги подкосились. – Ну вот, – удовлетворенно произнес господин Бундо. – Вы все прекрасно понимаете. – Что же мне делать… – растерянно прошептала Дайна. – Любить, – решительно ответил преподаватель. – И пусть он любит вас. Любовь – это ведь не стремление присвоить человека. Это искреннее желание счастья тому, кого ты любишь. – Да, – кивнула Дайна. – Он говорил об этом. – Допейте. – Господин Бундо кивнул на стаканчик зелья, который девушка так и держала в руке. – И поверьте, скоро вам будет легче. Как только вы почувствуете, что любовь – это радость, а не чувство собственности, то вам сразу же станет спокойнее. – Правда станет? – с надеждой спросила Дайна. Господин Бундо уверенно кивнул. – Правда, поверьте специалисту. Вы ведь прошли на отбор невест? Сама мысль об отборе для принца Эжена сейчас казалась Дайне кощунственной. А ведь она будет в нем участвовать, проходить этап за этапом… Может быть, Валентин попросил ее об этом потому, что хотел, чтобы она отвлеклась и обо всем забыла? Маги быстро влюбляются и сильно любят, но, возможно, они и остывают так же быстро? Может, и она остынет, участвуя в отборе? – Да, – кивнула Дайна. – Сегодня в полдень будет объявлено задание первого этапа. – Тогда желаю вам сил, – произнес преподаватель. – Все будет хорошо. Принцесса поблагодарила его и, выйдя в коридор, побрела в сторону лестницы. Мимо прошел Кристиан, он осторожно нес в руках маленький ящик, оплетенный металлическими полосами. Пробежали второкурсники – должно быть, опаздывали на урок. Дайне казалось, что все это происходит во сне. Она надеялась, что сможет проснуться – и никак не могла. День прошел, как и полагается, – в праведных трудах. Валентин даже не успел пообедать с Эженом. Брат вроде бы не обиделся – заглянув в кабинет, он увидел, как Валентин тонет в бумагах из министерства, банковских сводках и хозяйственных отчетах. Но было ясно, что ему хотелось бы побыть с младшим после тех лет, что они провели в разлуке. После похорон Валентин уехал. В тот момент он и сам не знал, куда направляет коня – лишь бы подальше от Саалии, от облетевшего черного леса, звонкого лая собак, кровавой клюквы на траве. Подальше от отца с его неловким сочувствием и тяжестью вины на плечах, подальше от самого себя. Он скитался чуть больше года. Когда над Саалией закружились снежинки первой метели, Валентин вернулся – могущественным магом, чье лицо было скрыто маской. Леон его понял – просил прощения, не задавал ненужных вопросов и говорил, что сделает все, о чем попросит младший сын. Валентин сказал, что хочет возглавить академию магии и что придет на помощь отцу и семье, если потребуется, но больше никогда не вернется в Саалию. Момент был удачным, тогда как раз скоропостижно скончался прежний ректор, и министерство магии объявило конкурс на его замену. Стать ректором оказалось непросто: несмотря на финансовую поддержку отца, министерства трех стран знатно потрепали Валентина, оценивая уровень наглого выскочки, – и остались довольны. Он до сих пор помнил их улыбки. «Девять лет, – думал ректор, принимая очередную стопку писем. – Вся моя сознательная жизнь прошла здесь, в этих стенах». Замок скрыл его от мира надежнее, чем маска. Замок стал его домом и склепом, опорой и надеждой, и в какой-то момент Валентин успокоился и просто стал жить дальше – великим магом, который хранит давнюю тайну за броней своего бесконечного могущества. Он интриговал; к нему не раз и не два подходили студентки, предлагая перевести отношения в более приятную плоскость. Одну из второкурсниц Валентин однажды вытащил из собственной ванны – полностью обнаженная девица лежала в воде, и лепестки алых роз кокетливо прикрывали ее грудь и лобок. В ответ на все предложения он смеялся и говорил, что будет очень рад и встречам, и отношениям, но только после того, как девушки получат золотой листок диплома. Ни одна не пришла – Валентин этому не удивлялся. Когда отношения строятся не на любви, а на власти, из них хотят извлечь только выгоду. Думал ли он, что однажды возненавидит академию? Думал ли он, просто поступая так, как велел ему долг, что рухнет в эту глупую взаимную любовь – рухнет глубоко и не сможет выбраться? В дверь снова постучали. Валентин оторвался от бумаг, мельком подумав, что если это опять пришел Шайло с рассказами о том, как в очередной раз обнаглела молодежь, то он бросит в него чем-нибудь тяжелым. Но это был Эжен – сейчас он выглядел смущенным и виноватым, словно понимал, что отрывает брата от дел, и ему было за это до невозможности стыдно. – Привет! – сказал он с обезоруживающей светлой улыбкой. – Извини, я тебе мешаю, но сегодня новый этап отбора. И здешний глава отделения боевой магии сказал, что уже все приготовил. Валентин улыбнулся, откинулся на спинку кресла и понял, что брат сейчас не видит его улыбки. На мгновение ему стало жаль, и он решил, что иногда надо все-таки изменять своим привычкам. По большому счету он уже пережил свою давнюю боль. Маска стала не нужна. – Заходи, – махнул рукой Валентин. – И закрой за собой дверь. Эжен послушно прошел в кабинет. Валентин провел ладонью перед лицом, и маска рассыпалась белыми искрами. Принц оторопело замер и какое-то время рассматривал брата так, словно ожидал увидеть кого-то другого и боялся этого. Потом он снова улыбнулся и, пройдя к креслу для посетителей, произнес: – А ты совсем не изменился. Правда. Валентин пожал плечами. – А ты повзрослел и стал намного серьезнее, – сказал он. Эжен смущенно улыбнулся.