Вэл назвала его кратким именем, переходя последнюю черту. Специально, желая вывести его на эмоции, какими бы разрушительными они ни были. Ей хотелось сломать бледную маску спокойствия, увидеть в ее глубоких трещинах пусть и ярость, но что-то настоящее, из самого сердца. Не получилось. — Это было только между нами, понимаешь? Ты должен был довести дело до конца. Ты ведь почти это сделал. Раза поднял темный, очень ровный взгляд. — Ты ошибаешься. Я не убил бы тебя. Глупости, конечно. Пустая фраза, которую можно было понимать как угодно, но сердце, не спрашивая разум, решило само, подскакивая до самого горла. Вэл провела вспотевшими ладонями по коленям. — Что? — Даже когда лезвие коснулось твоего горла — я не убил бы тебя, — повторил он. В уголках его глаз затаилось напряжение — единственная эмоция, которую он себе позволил. — Если ты хочешь знать правду, то вот она тебе — правда. Я убил мальчишку, чтобы сохранить тебе жизнь. — Ра, — неслышно, одними губами сказала Вэл. В груди стало тесно и немного больно. Раза окинул прямую, застывшую, словно превратившуюся в лед фигуру задумчивым взглядом. — Ты столько времени провела в этом городе и до сих пор не понимаешь наших законов. Ты удивительный человек, Вэл. Ты всегда закрываешь глаза на то, что мешает тебе спокойно жить, просто переставая замечать это. Как я мог сохранить тебе жизнь, не пролив крови? Вэл молчала, внимая спокойному голосу. Холодок опустился в живот, выкручивая кишки, разрезая внутренности острыми ножами. Раза протянул руку, отщипывая еще одну виноградинку. Оценивающе, с прищуром посмотрел на нее, будто в его руках был драгоценный камень. — Ты вернулась так внезапно, ниоткуда, и все это на глазах толпы. Конечно, тебя мало волнует, но я все же скажу — нас обсуждали во всех тавернах и на каждом углу. Мое имя полоскали, как только можно, все кому не лень. А когда все забылось, когда я заткнул поганые пасти — ты возвращаешься, и что я должен был делать? — Черные глаза устремились на Вэл, рассыпая по ее спине дрожь, болезненно сбегающую вниз по позвоночнику. — Ты хамишь мне, ведешь себя, как будто это я виноват перед тобой. Они кричали, чтобы я убил тебя. Ты хоть слышала их, скажи мне? Или была ослеплена собственной гордостью? Вэл мучительно сглотнула, затем чуть кашлянула, прочищая горло, опасаясь, что иначе не сможет вымолвить ни слова. — Слышала, — сипло произнесла она. — Слышала. Хорошо, — удовлетворенно кивнул Раза, играя с виноградинкой, перекатывая ее в длинных пальцах, — что ж, раз ты слышала, скажи мне, как я должен был поступить? Щеки полыхнули жаром. Возможно, это был единственный вопрос, на который Вэл знала точный ответ. — Ты должен был убить меня. Меня, Ра! Но не невинного ребенка, — горячо воскликнула Вэл, сжимая ладони в кулаки. Раза долго молчал, меряя ее тяжелым непроницаемым взглядом. Вэл тяжело дышала, сердце прыгало в груди, билось в горле, но она не смела опустить голубые, сверкающие влагой и пламенем глаза. Черные ресницы дрогнули. Раза пожал плечами, его кожаная куртка чуть скрипнула. — А если я не хочу убивать тебя? Что тогда? Кровь за жизнь, Вэл. Это наши порядки, и я дал им кровь. Вэл замолчала, ослепленная и оглушенная. Так просто, да? Одна фраза черноволосого демона, а она уже забыла обо всем, слушая, как с грохотом рушится ледяная корка, захватившая в плен ее сердце. «О боги, что происходит? Возьми себя в руки и вспомни о гордости». Она пыталась, но не могла. Разрозненные рваные мысли все никак не желали собраться в единое целое, насмешливыми птахами порхая в опустевшей голове. Вэл проглотила горькую слюну, опустила голову, прячась от пронзительных, вдруг ставших невыносимыми глаз Раза. — Я не просила тебя оставлять меня в живых, — смотря на свои дрожащие ладони, понизив голос, проговорила Вэл. — Ты спрашивал, зачем я вернулась. Я думала, что здесь у него мог быть шанс, а оказалось, все решает случай. Встреть мы тебя не на улице, он был бы жив, верно? Ответ последовал незамедлительно: — Не веди ты себя так глупо, он был бы жив. Вэл глотнула воздух и замерла, вмиг уничтоженная. Голубые глаза, распахнутые в тихом безумии, смотрели в никуда. Влага, скопившаяся в уголках глаз, пролилась парой крупных слезинок, прочертивших влажные дорожки по побледневшим щекам. — Значит, в его смерти виновата я? — Вэл не узнала свой тихий, полный боли голос. Она знала ответ. Ей не нужно было слышать его. Каждый день она гнала прочь мысли о том, что одной меткой фразой озвучил Раза. Легко и просто, в один удар сердца ставя свою бывшую любовницу на колени. Вполне в его стиле. Жестоко, больно и очень действенно. Поэтому, когда он наконец заговорил, Вэл, еле удерживающая себя в разуме, изумленно вскинула на него влажные глаза. — Нет. В его смерти виноват я. Это я принял решение. Это мой выбор — и его кровь на моих руках, а не на твоих. Вэл молчала, рассматривая серьезное, бледное и сдержанное лицо. Черные волосы падали на лоб, чуть закрывали кончики ушей. Высокий ворот кожаной куртки скрывал шею до самого подбородка. Уверенный наклон головы и положение рук, расслабленный разворот плеч, прямая осанка. Идеальный, словно выточенный из мрамора образ. И все же Вэл видела его усталость. Скрываемую за броней самоуверенности и силы, она сквозила в морщинках у верхнего века, в линии напряженного рта, в черных радужках тусклых, но знакомых до щемящей боли глаз. «Что происходит? Что с тобой, долбаный ты пес? Почему я вижу твою слабость?» — Как я должен был наказать свою Вторую, сбежавшую с любовником? — продолжил Раза размеренным незаинтересованным тоном. — Я не сбегала с любовником, — терпеливо сказала Вэл, выдыхая полной грудью, — я просто хотела, чтобы он жил. Не будь ты таким жестоким… Она замолчала, теряясь в мыслях. Горечь затопила ее. Бессмысленный, тяжелый для них обоих разговор. Вина, боль, разрушенные надежды — круг вновь замкнулся. — О, обвиняешь меня? — Едкий смешок превратился в язвительный тон. — Привычно и знакомо. Что еще? Я жестокий. Давай продолжай. — Нет. — Вэл стиснула губы, качнув головой. «Остановись, Ра. Умоляю. Будь умнее меня». Но он не желал останавливаться. — Зверь. Монстр. Чудовище. Это уже было, Вэл. Не ново для меня. Вэл подняла глаза и едва не зарычала, как животное, понимая, что Раза добился своего. Вывел ее на эмоции. — Ты подавлял меня. Всегда. С тобой невозможно, — жестко проговорила Вэл, смотря в зрачки, полные беспросветной черноты. — А ты всегда меня боялась. Это я тоже знаю. Она промолчала, внутренне содрогнувшись от уверенного ледяного тона. Раза вдруг хмыкнул, отвел глаза в сторону, уставившись на маленькую ягодку в руках будто бы с интересом. — Знаешь, о чем я сейчас думаю? За то, чтобы сидеть в этом кабинете, чтобы обращаться ко мне на «ты». — Раза ловким движением закинул виноградинку в рот, прожевал, а затем неторопливо, с некой ленцой в каждом движении поднялся с кресла. — Чтобы иметь возможность обедать со мной, полгорода готово лечь на спину и раздвинуть ноги. Но ты, как всегда, недовольна. Вэл мгновенно задохнулась от накатившего страха. Холод пробежал по рукам, выгнул столб позвоночника, заставил судорожно сглотнуть пересохшим горлом. Раза обогнул край стола, сделал шаг, останавливаясь рядом. Вэл чуть повернула голову, рассматривая оказавшуюся на уровне ее глаз блеклую металлическую пряжку кожаного ремня, продетого в тонкие шлевки обтягивающих узких штанов. Она стиснула челюсти, вдыхая носом, а потом подняла голову, заглядывая в хладнокровное лицо с гуляющей по губам нехорошей улыбкой. — Я не собираюсь спать с тобой. — И без того неуверенный голос дрогнул, выдавая волнение. Ну, вот оно — то, о чем предупреждал ее Шейн. Черный баргест не оставит ее, и глупо было думать иначе. Никакой свободы, никогда, пока она не наскучит Раза. Пока жив Раза. Мысль вгрызлась в душу, и алая кровь закапала, влажным теплом собираясь внутри. Потому что так устроен этот сильный, пугающий зверь — наполовину человек и наполовину животное. Двуединство разрывающих его изнутри противоположностей в одном существе. Вэл почти понимала его. — Правда? Ты хоть осознаешь, что у тебя совсем нет выбора? — Черная бровь удивленно приподнялась. — Если мне будет угодно — ты будешь делать то, что я скажу. — Не буду, не надейся. Лучше сразу убей меня, — тихо прошипела она сквозь стиснутые зубы. В мире воцарилась гнетущая, ощутимая кожей липкая тишина. Сердце часто загромыхало в груди, страх расползался по спине, скручивал внутренности, заставлял до боли кусать губы.