— Да продолжай же, Том! — Постойте, дайте подумать немного — ну хоть секунду. Ах да… вы сказали, что, кажется, она отворилась. — Не сойти мне с этого места, так все и было! Ведь правда, Мэри? А дальше? — А дальше… дальше… ну, тут я не уверен, но, по-моему, вы велели Сиду встать и… и… — Ну? Ну? Что я ему велела, Том? Что велела сделать? — Вы велели ему … вы… А, дверь велели закрыть! — Боже ты мой! Отродясь такого не слышала! И не говорите мне теперь, будто в снах нет никакой правды. Вот непременно расскажу об этом Сирини Харпер, еще и на час постареть не успею. Она все время о суевериях рассуждает — интересно будет посмотреть, что она скажет об этом. Продолжай, Том! — О, теперь-то я уже ясно все вижу, ясно, как день. Потом вы сказали, что я не был дурным мальчиком, просто безалаберным шалуном и ответственности у меня было не больше, чем… чем… по-моему, вы сказали, у жеребенка или еще кого. — Так все и было! Господь всемилостивый! Продолжай, Том! — А потом заплакали. — Истинно так. Истинно. И не в первый раз, надо сказать. А потом… — Тут миссис Харпер тоже заплакала и сказала, что Джо точно такой же, и пожалела, что высекла его за сливки, которые она сама же и вылила… — Том! Это на тебя Святой Дух снизошел. Ты пророчествовал — вот что ты делал! Боже праведный, продолжай, Том! — А после Сид сказал… он сказал… — По-моему, я ничего не говорил, — встрял Сид. — Говорил, Сид, — одернула его Мэри. — Закрой рот и дай Тому продолжить! Так что он сказал, Том? — Он сказал… по-моему, он сказал, будто надеется, что мне хорошо там, куда я ушел, но, если бы я здесь вел себя получше… — Вот оно, слышите?! Точные его слова! — И вы велели ему замолчать. — Да еще как велела! Нет, здесь наверняка ангел был. Где-то здесь прятался ангел! — А миссис Харпер рассказала, как Джо напугал ее хлопушкой, а вы ей про Питера и «Болеутолитель»… — Воистину так! — Потом вы все заговорили о том, как нас в реке искали, и про похороны в воскресенье, а после вы с миссис Харпер обнялись, и она ушла. — Все так и было! Все так и было, не сойти мне с этого места. Том, большего ты рассказать не смог бы, даже если бы сам тут с нами сидел. А что было после? Продолжай, Том! — После вы, помнится, помолились за меня, и я видел вас и слышал каждое ваше слово. И вы легли спать, а мне стало так жалко вас, что я взял да и написал на кусочке коры: «Мы не умерли — мы только в пираты ушли» и положил его на стол у свечи; а вы спали и выглядели такой доброй, что, по-моему, я наклонился к вам и поцеловал вас в губы. — Ты поцеловал меня, Том, поцеловал! Вот за это я тебе все готова простить! — и старушка сжала мальчика в объятиях столь крепких, что он почувствовал себя окончательным негодяем. — Очень мило с его стороны, даже при том, что это всего только… сон, — еле слышно произнес Сид. — Умолкни, Сид! Всякий человек поступает во сне так, как поступал бы наяву. Вот тебе самое большое яблоко, Том, для тебя берегла, все думала, а вдруг он вернется, — а теперь иди в школу. Благодарение Господу и Отцу всех живущих за то, что Он вернул мне тебя, за долготерпение и милосердие, которое Он являет всем, кто верит в Него и блюдет заповеди Его. Бог видит, конечно, что я Его милостей недостойна, так ведь, если бы только достойные и получали благословение Господне, если бы только к ним простирал Он длань Свою и выручал из беды, мало кто улыбался бы здесь и мало кто вкушал бы покой Его долгими ночами. Да ступайте же, Сид, Мэри, Том, — убирайтесь, хватит уже путаться у меня под ногами! И дети отправились в школу, а старушка поспешила к миссис Харпер, чтобы ниспровергнуть ее материализм пересказом чудесного сна Тома. Сиду хватило ума не высказать, покидая дом, мысль, которая вертелась у него в голове. А мысль была вот какая: «Странно, однако ж, — такой длинный сон и ни единой ошибки!». Но в какого героя обратился теперь Том! Он больше уж не подпрыгивал на ходу и ногами кренделей не выписывал, но выступал горделиво, как и положено пирату, сознающему, что к нему приковано всеобщее внимание. А так оно и было; Том делал вид, что не замечает бросаемых на него взглядов, не слышит никаких замечаний на свой счет, однако они были для него все равно, что хлеб и вода. Мальчики помладше толпой валили за Томом, так же гордясь тем, что их видят с ним рядом, что он терпит их общество, как если бы Том был возглавлявшим некое шествие барабанщиком или слоном, вступающим в город, ведя за собой бродячий зверинец. Мальчики же его возраста притворялись, будто и не слышали о побеге Тома, и тем не менее, их снедала злая зависть. Чего бы они только ни отдали за его густой загар, за блеск его славы, которую сам он не согласился бы обменять и на целый цирк. В школе дети подняли вокруг него и Джо столько шума, из всех обращенных на них глаз изливалось такое восхищение, что в самом скором времени два героя преисполнились несносного высокомерия. Они начали рассказывать жадным слушателям о своих приключениях, но всего только начали — конца их рассказу не предвиделось, поскольку воображение подкидывало им все новые и новые подробности. А уж когда оба достали трубки и принялись невозмутимо попыхивать ими, слава обоих достигла наивысших пределов. Том решил, что может теперь обойтись и без Бекки Тэтчер. Довольно с него и славы. Ради нее и будет он жить отныне. Теперь, когда он стал такой знаменитостью, Бекки, наверное, захочет с ним помириться. Что же, пусть попробует — увидит, что и он может быть таким же холодным, как некоторые другие. И вот она появилась. Том притворился, что не замечает ее. Отошел в сторонку и завел разговор с компанией мальчиков и девочек. Вскоре он отметил, что Бекки резво носится по двору, что лицо ее раскраснелось, а глаза пританцовывают, что она делает вид, будто увлеченно гоняется за подругами, что заливается тонким смехом, когда ей удается поймать одну из них. Отметил он и то, что такая удача неизменно постигает Бекки вблизи от него, что при каждой поимке она поглядывает в его сторону. Наблюдения эти польстили обозленному тщеславию Тома, но сердца его не смягчили, нет, они лишь распалили мальчика еще пуще и заставили с еще большим усердием следить за тем, чтобы не показать ненароком, будто ему есть до нее дело. Кончилось тем, что резвиться Бекки перестала, — она нерешительно подошла поближе к Тому и даже вздохнула раз или два, украдкой бросая на него томные взгляды. А затем сообразила вдруг, что с рассказами своими Том обращается скорее к Эмми Лоренс, чем к кому-либо другому. Острая боль пронзила сердце Бекки, она смутилась, вознегодовала — и все это сразу. Ей захотелось уйти, однако ноги ее не послушались и понесли прямиком к тем, кто окружал Тома. И Бекки с деланной живостью сказала девочке, стоявшей бок о бок с ним: — О, Мэри Остин! Какая ты нехорошая — ты почему не пришла прошлый раз в воскресную школу? — Я пришла — разве ты меня не видела? — Да нет! Пришла? Но где же ты была? — Где и всегда, в классе мисс Питерс. Я-то тебя видела. — Правда? Как странно, что я тебя проглядела. Ведь мне так хотелось рассказать тебе про пикник. — Ой как интересно. А кто его устраивает? — Моя мама хочет устроить его для меня. — Как хорошо! А мне она позволит прийти? — Конечно, позволит. Это же мой пикник. Кого я приглашу, тем она прийти и позволит, а я тебя приглашаю. — Какая ты милая. А когда? — Да скоро уже. Может быть, на каникулах. — Замечательно! Ты думаешь всех девочек и мальчиков пригласить? — Да, каждого, кто дружит со мной — или хочет дружить, — и Бекки исподволь взглянула на Тома, однако Том продолжал описывать Эмми Лоренс ужасную грозу на острове и то, как молния разбила «в щепу» огромный платан, от которого он стоял «всего в трех футах». — А можно и я приду? — спросила Грейси Миллер. — Да. — А я? — спросила Салли Роджерс. — Да. — И мне тоже можно? — спросила Сьюзи Харпер. — И Джо? — Конечно. Так оно и тянулось, пока все, радостно хлопая в ладоши, не напросились на приглашение — все, кроме Тома и Эмми. Том, продолжая свой рассказ, холодно отвернулся и отошел вместе с Эмми в сторонку. Губы Бекки задрожали, на глаза навернулись слезы, однако она укрыла обиду под натужной веселостью и продолжала щебетать, хоть мысль о пикнике и утратила для нее обаяние, да и все остальное тоже. Девочка поспешила укрыться от чужих глаз и проделала то, что называется у представительниц ее пола «вдоволь нареветься». А потом просто сидела, угрюмая, терзаемая израненой гордостью, пока не ударил школьный колокол. И тогда Бекки встала, тряхнула косами и сказала себе, с мстительным блеском в глазах, что теперь она знает, как ей поступить. На перемене Том, охваченный самодовольным ликованием, снова принялся ухаживать за Эмми. И все разгуливал с ней по двору, стараясь отыскать Бекки и уязвить ее представлением, которое он разыгрывал. И, наконец, отыскал, а отыскав, тут же и скис. Бекки, с удобством расположившись на скамеечке за зданием школы, разглядывала вместе с Альфредом Темплом картинки в какой-то книжке, — и оба были до того поглощены этим занятием, что забыли, казалось, обо всем на свете. Эти двое еще и щеками едва не касались друг дружки! Жгучая ревность опалила Тома. Он уже возненавидел себя за то, что отверг все предпринятые Бекки попытки примирения. Он назвал себя идиотом и осыпал всеми ругательствами, какие только сумел припомнить. Его обуяла такая досада, что он чуть не расплакался. Эмми, чье сердце пело от счастья, весело тараторила что-то, шагая с ним рядом, а он словно язык проглотил. Он не слышал того, что говорила Эмми, и когда она умолкала, ожидая ответа, лишь бормотал в знак согласия нечто бессвязное, да по большей части и неуместное. Ноги же Тома раз за разом приносили его на задний двор, чтобы еще раз обжечь ему душу ненавистной картиной. Он просто не мог ничего с ними поделать. В особое же исступление приводило его то, что Бекки Тэтчер, казалось (то есть это Тому так казалось), забыла даже о том, что он вообще существует на свете. Хотя она, разумеется, видела его и понимала, что выигрывает сражение, и радовалась, что Том страдает так же, как заставил страдать ее. Радостная болтовня Эмми становилась невыносимой. Том пару раз намекнул ей, что у него имеются некие не терпящие отлагательств дела. Тщетно — девочка продолжала щебетать, как ни в чем не бывало. «Ах, пропади ты пропадом, как же мне от тебя избавиться?» — думал Том. В конце концов, он заявил напрямик, что должен заняться этими самыми делами, — она же простодушно сообщила, что после уроков «будет здесь». И Том поспешил покинуть Эмми, возненавидев ее еще сильнее. «Ну хоть бы другой кто-нибудь! — думал Том, скрежеща зубами. — Любой мальчишка, а не этот расфуфыренный хлыщ, прикативший из Сент-Луиса и строящий из себя аристократа! Ну ладно, я уже накостылял тебе в день твоего приезда и еще накостыляю! Подожди, попадешься ты мне в руки! Вот уж тогда я…». И Том вступил в бой с воображаемым врагом — месил кулаками воздух, лягался и уворачивался от ударов. «Ну что, получил, получил? Пощады просишь? Так вот тебе напоследок, чтобы знал!». В общем, будущее побоище завершилось полной его победой. А в полдень Том сбежал домой. Совесть его не могла и дальше сносить благодарное счастье Эмми, а ревность — терпеть то, другое злосчастье. Бекки вновь принялась рассматривать с Альфредом картинки, однако минуты шли, страдающего Тома нигде видно не было, торжество ее начало омрачаться, и она утратила к книжке всякий интерес — на смену ему явилась рассеянная хмурость, а там и грусть; раза два или три она навостряла уши, заслышав чьи-то шаги, однако надежда обманывала ее — Том не появлялся. В конце концов, она совершенно пала духом и пожалела, что зашла так далеко. Бедный Альфред, заметив ее непонятное равнодушие, продолжал восклицать: «А вот еще интересная картинка! Посмотрите!», и Бекки, потеряв, наконец, терпение, сказала: «Да отстаньте вы! Не нужны мне ваши картинки!» — и залилась слезами, и встала, и пошла прочь от него. Альфред засеменил следом, пытаясь утешить девочку, но Бекки заявила: — Уйдите, оставьте меня в покое! Я вас ненавижу! Мальчик замер на месте, гадая, что он такого сделал — она же обещала смотреть с ним картинки всю полуденную перемену, — а плачущая Бекки удалилась. Альфред, теряясь в догадках, забрел в опустевшую школу. Он был унижен и зол. И вскоре истина открылась ему — Бекки просто-напросто воспользовалась им, чтобы насолить Тому Сойеру. От этой мысли ненависть к Тому вспыхнула в нем с новой силой. Ему захотелось устроить этому негодяю какую-нибудь пакость, но так, чтобы не пострадать самому. И тут он увидел на парте оставленный Томом учебник. Удобнейший случай! Альфред, возблагодарив судьбу, открыл его на предстоящем уроке и залил страницу чернилами. Бекки, заглянувшая в этот миг в окно, к которому Альфред стоял спиной, увидела, что он делает, и тихонько, не обнаружив себя, отступила от окна. Она поспешила домой, намереваясь найти Тома и все ему рассказать — Том поблагодарит ее и все их горести останутся позади. Однако, пройдя всего лишь половину пути, Бекки передумала. Ей вспомнилось, как обошелся с ней Том, когда она приглашала всех на пикник, и стыд ожег ее душу. Нет уж, пусть его высекут за испорченный учебник, она не станет мешать этому, потому что ненавидит его и будет ненавидеть до конца своих дней! Глава XIX Жестокое «Я не подумал» Домой Том пришел в настроении пресумрачном, однако первые же слова, услышанные им от тети Полли, показали, что здесь ему утешения не найти. — Том, я с тебя шкуру заживо сдеру! — Но что я такое сделал, тетя?