— Что ты всех нумеруешь? — поморщился Сыроежкин. — Сам-то ты какой? — Сам я такое изобретение задумал, что вы все ахнете, — пообещал Макар. Смирнов закрыл кастрюлю крышкой, деловито взялся за ручки. — Отнесу домой. Пока мать не вернулась. В целях конспирации, — пояснил он, — опыт проводится под кроватью. — Да, да, — кивнул Таратар. — Ребята, помогите, пожалуйста. Восьмиклассники окружили кастрюлю, увели изобретателя. Учитель складывал тетради в шкаф, перечитывая названия: «О стереометрии бочек», «О движении материков», «Теорема Ферма». Он был в прекрасном расположении духа, очень доволен результатами. Сколько работы задал ему любимый класс! Придется потратить все свободные часы на проверку тетрадей восьмиклассников… Как они себя называют? «Обыкновенные гении»… Смелость и даже некоторая дерзость в творчестве приемлемы, а вот скромности этим гениям явно не хватает… На столе, вопреки, кажется, всем законам науки, горела лампочка. Таратар сделал несколько витков вокруг стола. В чем тут дело? Что за двигатель придумал Сыроежкин? Обращаться к другим учителям Таратару не хотелось. И так в школе ходят легенды о его классе, об Электронике, Рэсси. Не хватает еще истории о вечном двигателе. И все же консультация была необходима. Таратар уложил двигатель в коробку, спрятал в портфель. — Обыкновенные гении, — бормотал он, — вздумали подшутить над обыкновенным математиком. Но есть высшая инстанция — эксперимент. Так говорил мой учитель, а он, как я давно уже убедился, был мудрец. Второе апреля. Отныне и впредь… Таратар пришел в Институт физики и сказал, что хочет показать прибор. — Зайдите в двести девятую комнату, — посоветовала секретарша. В комнате под этим номером молодой сотрудник стучал на машинке. Стол его был завален бумагами. Физик мельком взглянул на Таратара. — У меня двигатель… — начал Таратар. — Понятно, — сказал физик и указал пальцем на плакат. Плакат был во всю стену, но Таратар сразу его не заметил. Плакат гласил: «Проекты вечных двигателей не рассматриваются». — Вся штука в том, что он работает, — усмехнулся Таратар. Он вынул из объемистого портфеля коробку, из коробки достал изобретение Сыроежкина. По непонятной причине лампочка все еще светилась. Физик оторвался от клавиш, внимательно осмотрел изобретение. — Понятно, — вежливо произнес он. — Школьный прибор. Вертишь за ручку — лампочка горит. — Правильно, — обрадовался учитель. — Крутишь и горит. Но эта лампочка горит уже три часа. Теперь усмехнулся сотрудник: — Не может быть. Сейчас она погаснет. Подождем несколько секунд. Присядьте, пожалуйста. Они присели возле стола. Физик кивком головы указал на бумаги. — Проекты вечных двигателей. Бездарная трата свободного времени. Но на каждое письмо надо ответить. — Сочувствую, — пожалел физика Таратар. — Ничего, у других бывает и похуже, — неопределенно ответил физик. — Посылки нам, правда, не присылают… Но ваш случай наилегчайший. Собеседники говорили еще несколько минут о значении открытия электричества, об Эдисоне, о том, что недавно на Марсе зажгли лазером маяк… Научный сотрудник явно нервничал, поглядывая то на часы, то на лампу. Лампочка светилась. — Простите, в этой вашей штуке нет другого источника электротока? — поинтересовался научный сотрудник. — Как видите, отсутствует. — Непонятно… Подождите, пожалуйста. Я скоро вернусь. Он бережно уложил двигатель, ушел с коробкой. Таратар читал развешанные на стенах фотокопии документов. Это были постановления академий наук разных стран о тех задачах, которые не рассматриваются учеными. Самый первый документ, датированный 1775 годом, был принят Парижской академией: «Отныне и впредь не рассматривать представленных разрешений задач удвоения куба, трисекции угла, квадратуры круга, а также машин, долженствующих осуществить вечное движение…» Прошли столетия, а сотрудник все еще отвечает на письма неуемных изобретателей… Вернувшись, физик протянул коробку Таратару: — Простите, как ваше имя и отчество? — Семен Николаевич. — Семен Николаевич, кто вы по профессии? — Я учитель математики. — Замечательно! — сказал физик. — Вами очень интересуются двое моих коллег. Они тоже математики. Я вас провожу, если не возражаете… Что касается прибора… Это вы сконструировали?… — Мой ученик… Сыроежкин. — Способный парень, — похвалил физик. — Устройство прибора известно давно. Но он действует как-то поновому. Весь секрет, нам кажется, заключен в движущихся частях… — Так я и предполагал. — Мы не можем определить, из какого металла они сделаны. Советуем вам показать его в Институте твердых сплавов. — Я знаю, что в двигателе практически ничтожное трение, — с достоинством ответил Таратар. — Ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос: этот двигатель можно назвать вечным? Физик весело взглянул на учителя: — Из всех проектов, которые я просмотрел, — наиболее, оригинальное устройство. — Спасибо. Именно это я и хотел знать, — поблагодарил Таратар. Физик привел Таратара в комнату, в которой работали два научных сотрудника. Здесь бумаг было значительно больше: пухлые пачки разложены на столах, стульях, стеллажах. Возле стены набитые письмами мешки. Математики обрадовались, узнав, что их гость учитель, усадили Таратара. — Видите ли, Семен Николаевич, — сказал один из математиков, — мы находимся в очень тяжелом положении. Дело в том, что в настоящий момент мы фермисты. — Фермисты? — спросил Таратар. — Случилось так, — пояснил его коллега, — что математический журнал для школьников «Пи» и еще ряд изданий напечатали статьи о теореме Ферма. И вот… — Математик красноречиво указал на мешки. — Если бы вы, уважаемый Семен Николаевич, согласились с вашими математиками помочь нам ответить на эти письма… — У меня восьмиклассники, — сказал Таратар. — Восьмиклассники способны футболом пожертвовать ради теоремы Ферма!.. — Сейчас в школе четвертая четверть, — хмурясь, сказал учитель, — самая ответственная… Но я поговорю о вашем предложении с классом. — Отныне и впредь!.. — сказал Таратар классу и процитировал, какие задачи не рассматривают уже более двух веков академии наук всех стран. — А вы заставляете старого учителя бегать по институтским кабинетам с «вечным двигателем»!.. Он водрузил на шкаф прибор Сыроежкина. Лампочка горела. — Кто хочет отвечать на письма фермистов? — продолжал Таратар. Добровольцев не нашлось. — Эх вы, гении, — сказал Таратар.