— Пятнадцатилетнюю девушку. — Ой! — Именно так. Единственную дочь состоятельных родителей. Однако если ты захочешь выдумать старшего брата, не стану возражать. В подробности накопления капитала не будем вдаваться, тебе нужно лишь запомнить, что у отца есть гражданство Великобритании, а вы с матерью вскоре его получите. — Где мы живем? — Я начала включаться в игру. — На Рублевке? Ясногородский поморщился. — Нет, лучше в Раздорах. Там у вас загородный дом, а квартира — на Фрунзенской набережной. Учишься ты в гимназии Примакова. Найди о ней в сети все, что сможешь, как и о поселке, и запомни детали: цвет стен в коридорах и кабинетах, особенности школьной формы, имена учителей… — …количество ступенек… — подхватила я. — Ступеньки оставь Шерлоку Холмсу. Это, так сказать, внешняя сторона. Теперь внутренняя… За один вечер мы с ним успели побывать в Испании, Италии и на горнолыжных курортах Австрии, не слишком, однако, увлекаясь, — маман строго относилась к моей учебе и не позволяла пропускать занятия. Я училась разбираться в марках одежды, знала, где в Москве самые дорогие бутики, запоминала, какие машины стоят в гараже у отца. — Ты не золотая молодежь, и не пытайся ею прикидываться, — учил Леонид Андреевич. — До того, чтобы жить в Акулинино, вашей семье очень и очень далеко. — Каком еще Акулинино? — Неважно. Расскажи мне, чем ты увлекаешься. И кстати — как тебя зовут? Звали меня скромно: Полиной. Я любила петь — с этим оказалось проще всего, так как, по словам Ясногородского, голос у меня имелся, — фанатела от Шона Мендеса («Он тааааакой сладкий!»), и, как ни странно, рэперов: решив не выдумывать лишнего, я уверенно назвала Басту с Бумбоксом, которых мы слушали с моим бывшим парнем. Полина тащилась от аниме и корейских дорам, писала в закрытой группе фанфики по «Наруто», выкладывала в Инстаграме комиксы собственного сочинения (я за пятнадцать минут изобразила на двух листах короткую серию, и Ясногородский уважительно кивнул). Ее кумиром был Бэнкси (о нем Леонид Андреевич мне подробно рассказывал). — Да ты ниспровергательница основ! — Только если это хорошо оплачивается, — скромно возразила я. Рядом засмеялась Октябрина Львовна. — Леня, твоя протеже далеко пойдет! Редкий комплимент от старухи. Мы с ней существовали в параллельных пространствах, несмотря на то что делили одну квартиру. Она ни разу не высказала недовольства моим присутствием, и за эти месяцы я так и не смогла определить, как она ко мне относится. Леонид Андреевич говорил, что у нее ужасная близорукость. Возможно, когда я сидела не двигаясь, она меня просто не замечала. С Ясногородским у них были какие-то свои дела. Октябрина всю жизнь проработала в театре, она постоянно сыпала в разговорах известными именами, но без оттенка панибратства или самодовольства, а скорее, с деловитостью повара, перечисляющего необходимые ингредиенты для блюда. Несколько раз в неделю она куда-то уходила, завернувшись в длинное черное пальто с богатым лисьим воротником и попшикав на бедную лису духами с запахом болгарского розового масла. Она была из тех людей, которые не выглядят таинственными, но иногда вы ловите себя на мысли, что даже о кассирше в «Карусели» знаете больше, чем о них. — Не забывай, что ты ребенок, и, как всякий ребенок, перенимаешь манеры родителей, — учил Ясногородский. — Тебе в голову не придет взять сумку с экипировкой, потому что для этого существует водитель. В твоем случае — он же и охранник, что составляет предмет твоего огорчения, так как показывает, что вы экономите. Ты привыкла к тому, что большинство людей вокруг тебя — обслуживающий персонал. Запомни: твоя история тебя не выдаст, даже если ты ошибешься в деталях. Но тебя могут выдать повадки. Заучить марки машин и названия отелей — дело нехитрое, куда сложнее общаться с официантом так, словно тебя с трех лет таскали по самым знаменитым ресторанам Москвы. Кстати, по каким? Я откинулась на спинку стула, прищурилась и лениво перечислила пять заведений, которые особенно любила воображаемая мать. Подумала — и присовокупила к ним те два, которые нравились нам с отцом. — Интонация хорошая, — одобрил Ясногородский. Этот был тот же Леонид Андреевич — и в то же время неуловимо отличающийся. По-прежнему мягкий и добрый. Но в его голосе время от времени прорезались новые требовательные ноты. Мне это даже нравилось. Мною опять руководили, и пугающая взрослая жизнь — с самостоятельными решениями, с необходимостью вписываться в новые сообщества, опять что-то искать и кому-то доказывать, будто я что-то из себя представляю, — отодвигалась на неопределенный срок. Засада была в мелочах. Мне вручили две — две! — пластиковых карты. И портмоне. Я-то всегда таскала наличку в кармане и, как выяснилось, не умела пользоваться банкоматом. Или вот расческа. Ерунда же! Но Леонид Андреевич положил мне в рюкзак странного ежа с блестящей золотой спинкой. Ежа неудобно было держать, я морщилась и роняла его. — Привыкай, — строго сказал он. — Айфон освой сегодня же. Клавиши быстрого доступа, плейлист… кстати, возьми наушники. — Потеряю же! — взвыла я в ужасе, рассматривая изящные белые закорючки. — Дина! Ты не можешь бояться что-то потерять, разорвать или испачкать! Это не статусная вещь для тебя, не предмет гордости, а удобный гаджет, только и всего. Потеряешь — родители купят новые. Запомни: ты лишена доброй половины своих нынешних страхов. Кстати, завтра тебя отвезут на первый спектакль. Отвезут? Две недели спустя — Смотрите, кто пришел! Полина, опаздываешь! — Привет, Полин! — Привет, Злата! Привет, Мария-Тереза! Я достала из шкафчика свой шлем и краем глаза заметила, как девчонки, хихикая и вытягивая губки, делают селфи перед зеркалом. Скоро настанет очередь бедных лошадок. Хотя приветствовалось, если мы самостоятельно чистили и седлали коней, многие брезговали этим заниматься. «Фу, они грязные! Фу, они страшные!» Вообще-то за конями тут был такой уход, что позавидуешь! Зверюги лоснились, как малосольная сельдь, шерсть у них сияла и переливалась. Как не поселфиться с конягой! Одно движение пальца — и картинка летит в Инстаграм. Дзынь! Дзынь! — посыпались лайки и комменты, точно монетки на поднос. — Артур лайкнул! Написал, что я богическая! — Фигическая! — Иди ты! — Себяшку! Полин, давай к нам! Щелчок! Три прелестных мордашки и страдальческий глаз коня. — Я богическая! — Девушки, занимаемся! Полина, ты сегодня на Монахе. Первое задание Ясногородского я выполнила с блеском. Прошло всего две недели, а меня уже звали в гости и к Злате, и к Кристине, и к Яромире, и к Марии-Терезе. Я бы хотела сказать, что все эти богатенькие куколки оказались самыми обычными девчонками, как те, с которыми я училась в школе. Однако это было не так. Может быть, беззаботность наложила на них одинаковый отпечаток, может быть, налет высокомерия, но я их иногда путала, что удивительно — ведь они столько усилий прикладывали к тому, чтобы выделяться и быть ни на кого не похожими. Они были до смешного самодовольны для таких юных девушек и неприкрыто грубы. Грубость сквозила во всем: в обращении с конюхами, с тренерами, с собственными водителями. Когда я рассказала об этом Леониду Андреевичу, Октябрина заметила, что во мне говорит классовая зависть. — Картина маслом, — проскрипела она, — пролетарий и горстка сытых буржуа. — Если ты продолжишь смотреть на них с осуждением, тебе будет труднее вписаться в их компанию, — предупредил Ясногородский. Но я вовсе не смотрела на них с осуждением. Просто они были скучные, скучные и одинаковые, как желуди, — вот и все. И еще боялись лошадей. Зато очень нравились себе в полной экипировке. Я-то считала, что мне не составит труда найти общий язык с соплюхами на три года младше! Но все оказалось сложнее. Пришлось самой учиться издавать такие сигналы, чтобы они считывались как речь. Недостаточно было уметь составлять слова в осмысленные предложения, если я хотела сойти среди них за свою. Почти неосознанно я стала подражать их капризным интонациям, тягучим голосам. Ясногородский считал, что мне нужно подчеркивать свою заинтересованность, но я поступила наоборот: держалась независимо, хоть и приветливо. После тренировок, ожидая водителя, постоянно рисовала в альбоме — и приманка сработала. «А что ты делаешь?» «Ты художница?» В них вспыхнула искра интереса. Оставалось лишь раздуть из нее стойкий огонек. Однажды ко мне подошла мать Яромиры, высокая блондинка с таким коротким носом, словно она шла путем любопытной Варвары и доигралась. К этому времени я уже могла определить, у кого из местных мамаш общие пластические хирурги. — Привет! Меня зовут Ника. Пойдем, выпьем кофе. Мы поднялись на второй этаж, расположились на диванчике, и Ника принялась бомбардировать меня вопросами. Она и не скрывала, что это смотрины. «Ты извини, но сама понимаешь, кого попало в дом пускать нельзя». В ней сочетались прямолинейные ухватки деревенской бабы и противная жеманность. Я смотрела на нее во все глаза, не забывая играть свою роль. Люди, подобные Нике, отчего-то всегда уверены в своем праве задавать любые вопросы. Курю ли я? Встречаюсь ли я с мальчиком? Есть ли у меня серьезные увлечения? А серьезные заболевания? О, разумеется, она спрашивает лишь затем, чтобы если со мной случится приступ чего-нибудь страшного, они могли бы предупредить врачей! Как же! Эта холеная стерва беспокоилась, чтобы я не принесла в их дом какую-нибудь заразу. У нее на лбу все было написано, и мне стало смешно. Она разве что в зубы мне не заглянула. Но в итоге осталась довольна. — Какая воспитанная девочка! — восхитилась Ника, не стесняясь меня. — Не то, что ты, Яромира! Невоспитанная Яромира злобно показала матери средний палец. В тот же день мой «шофер» привез меня к ним домой.