— Я это знаю, и вы, голубушка, тоже. — Тогда почему же после всех своих увлечений он все равно возвращается ко мне? — Он привык к вам. Он к вам привязан. Он не может без вас. Но он вас не любит и, похоже, никогда не любил. Хотя я могу ошибаться. Любовь — очень тонкое понятие. Но в любом случае муж вас любит не так, как Игорь. Пусть он резок и порою грубоват, но этот человек может умереть за вас. Помните об этом. — Вы предлагаете мне бросить мужа и спасать Игоря? — Я вам ничего не предлагаю, — серьезно сказал экстрасенс. — Просто я ставлю вас в известность, вот и все. В вашей ситуации все очень непросто. Мы — всего лишь люди и не всегда правильно оцениваем ситуации. Если вы просите мужа, он может заболеть или даже погибнуть. Но если вы не примете любовь Игоря, будете жестоко наказаны. Любовь нельзя отвергать. Я вспомнила притчу, рассказанную Гошей, и попыталась сопоставить ее со словами экстрасенса. Слова были разные, но суть одна. — И что же мне делать? — спросила я. — Молитесь! — ответил Роланд Петрович и, перехватив мой удивленный взгляд, пояснил: — Молите бога, чтобы послал вам верное решение. Искренняя просьба всегда доходит до господа. — Что ж, спасибо, конечно, но я пришла сюда не за этим. — Мне придется огорчить вас. — Он пристально посмотрел на меня. — Я не могу точно сказать вам адрес. Мне было бы проще работать с фотографией, но ваша подруга сейчас находится в темной холодной комнате без окон. Рядом почему-то много мертвой плоти. Неподалеку — море. Место это недалеко отсюда. На мою грудь словно положили огромную ледяную плиту. Я глотнула воздух и выдавила: — Она жива? — Пока да. В этот момент раздался звонок в дверь, и приход Игоря прервал нашу нелегкую беседу. Глаза его блестели, а с губ не сходила довольная улыбка. Сразу было видно, что Гоша пребывал и прекрасном настроении. — Скажи мне, кудесник, любимец богов, — почти пропел он. — Жива ль еще наша Татьяна? — Татьяна жива! — поспешила сказать я, вставая ему навстречу. — Она очень замерзла. И ей страшно. Страх — очень сильная эмоция. Если бы не это обстоятельство, я мог бы узнать еще меньше. Это все, чем я могу помочь вам. — Мачульский выжидающе посмотрел на Игоря. — А ведь вы правы, — засмеялся тот. — Прямо в яблочко попали. Наташка, догадайся с трех раз, где они держат Ситнюшу! — Неужели в морге? — Ничего другого в голову не приходило. — Христос с тобой, — замахал руками Игорь. — Мертвой плоти там навалом, это точно. Но это не люди, а животные. Мы с Мачульским недоуменно переглянулись. — Ну, сдаетесь? — торжествовал Гоша. — Она в холодильнике. В холодильнике пищеблока санатория «Прогресс»! А мертвые тела — это, поди, туши для разделки! — Но как вы догадались? — Роланд Петрович был обескуражен. — У меня тоже связь с высшими сферами. — Игорь ткнул пальцем в небо. — Так мы коллеги? — Не думаю. Дело — проще пареной репы. Пока вы тут выходили в астрал, я свез Эдика в милицию. За помощь следствию ему пообещали оформить явку с повинной. Наш друг, недолго думая, рассказал, где обычно его кореша держат заложников. — Хлипкий нам с тобой бандит попался. — Вот и я о том же. Хоть бы поломался для вида, что ли. Не пошел бы я с таким в разведку. Ом, не пошел! — То есть я трудился напрасно, — упавшим голосом произнес Роланд Петрович.. — Отчего же. Вы выросли в моих глазах. Теперь я знаю, что ваши слова не пустой треп. — Благодарю вас, — обиделся Мачульский. — Не надо сердиться, уважаемый Роланд Петрович, — миролюбиво сказал Игорь. — Я принес вам приятную новость. В УВД мне сказали, что если вы правильно решите эту задачку, они время от времени будут обращаться к вам за помощью. То есть круг ваших клиентов расширится. Вы довольны? — Пожалуй, — смягчился тот. — Тогда позвольте откланяться. — Игорь протянул ему руку. Мачульский с чувством пожал ее и спросил: — У вас не найдется еще несколько минут? — Операция по освобождению началась, — Игорь посмотрел на часы, — семь минут назад. Время у нас пока есть. — Тогда позвольте кое-что спросить у вашей спутницы. — Спрашивайте, — разрешил Игорь. — Присядьте, прошу вас. — Мачульский указал Игорю на диван. Гоша сел, предварительно проверив наличие опасных пружин. — Наташенька, Гончарова — это ведь ваша фамилия по мужу? — спросил экстрасенс. — Да. — Но, скажите на милость, нет ли среди вашей родни потомков рода Гончаровых? — Вся родня моего мужа — из Смоленской области. У них там Гончаровых — полдеревни. — Гончаровых по всей России — пруд пруди, — согласился Игорь. — Тогда вопрос. Почему ваша подруга постоянно думает о вас и о Наталье Николаевне? — О какой? — Я совершенно растерялась и не понимала, о чем идет речь. — Конечно, о Гончаровой. Натали Гончаровой. Жене Пушкина. — Немудрено. Она знает, что мы немного похожи. — Вы не поняли. Дело в другом. Она пытается сказать, что вас что-то связывает с поэтом. — Бред какой-то! Мне кажется, вы ошибаетесь. — Или Танька свихнулась в заточении, — подсказал Гоша. — А это вполне возможно. — За душевное здоровье той женщины можно не опасаться, — ответил Мачульский. — И я не ошибся. А еще всплывали цифры восемнадцать и тридцать один. Но это шло уже не от вашей Татьяны, а от Александра Сергеевича. Мы с Игорем недоверчиво смотрели на экстрасенса. — Вы что, и Пушкина потревожили? — восхищенно сказал Гоша. — Он сам пришел, — ответил Роланд Петрович. — Пришел и сказал. Снова возникла пауза. Игорь задумчиво чесал кончик собственного носа, потом встал, походил по комнате, снова сел. При этом он что-то бормотал себе под нос, а потом посмотрел на меня так, словно никогда в жизни не видел. «Видимо, одним душевнобольным на планете стало больше», — огорчилась я. — Наташ, вспомни, что они сказали про бриллианты-то? — изрек наконец он. — Брюлики, — подсказала я. — Не то, — отмахнулся Гоша. — Чьи серьги? — Мои. — Да не твои, — поправил Игорь, — а гончаровские! — А что, есть разница? — Есть, однако… — задумался он. — Роланд Петрович! Так вы говорите, Пушкин приходил? — Он самый! — с готовностью подтвердил экстрасенс. — Помнишь, в школе все говорили, что ты похожа на молодую жену Пушкина? Точнее, на тот ее портрет, что висел у нас в кабинете литературы? — Ну говорили, и что с того? Ты хорошо помнишь этот портрет? — Стану я забивать голову всякой ерундой! Что у меня, других забот нет? — А я помню. Я на литературе только на него и глядел, если тебя в школе не было.