Игорь, словно его разбудили, долго смотрел на меня, соображая, о чем это я, собственно, говорю. Явно, он не мог сразу понять течение моих мыслей. — Странная, говоришь? Пожалуй, ты не права. В определенных кругах о нем совсем иного мнения. Там он фигура не первой, конечно, величины, но и не мелкая сошка. — Эрдель идти по делам передумал и теперь терся блохастой головой о Гошины джинсы. Тарховский гладил собаку и, как мне казалось, обращался скорее к ной, чем ко мне: — К нему авторитеты прислушиваются… Да и вообще Башкир мужик интересный. На трех языках свободно говорит. — Он что, лингвист? — Бог с тобой. — Игорь перестал гладить собаку и посмотрел на меня, как на глупого ребенка. — Он вообще университетов не кончал. Поступил в политех и тут же сел по восемьдесят девятой старого УК… А языки в тюрьме учил. — Мне это ни о чем не говорит… Я все-таки врач, а не юрист. — Ты перстень у него на руке видела? — И что с того? Я вообще у мужиков, кроме обручального кольца, на руках ничего не приемлю, — не поняла я. — А так блямба как блямба. Массивная. Абсолютно безвкусная. А в центре — ромбик с баксом… — Если бы к твоему вниманию еще б знаний чуток, цены бы тебе, Наташка, не было… Его печатка тоже многое о владельце расскажет… Тем, конечно, кто понимает. — Вот теперь-то я узнавала прежнего Игоря. Если он о чем-то знал больше меня, непременно должен был ткну меня носом. Чтобы отличница не зарывалась. Сидел он в первый раз…. — Стой, стой, — перебила я. — Я сама догадаюсь! Сидел твой Башкир за валютные дела! — Молодца! — похвалил Тарховский. — Может, работу сменишь? Мозги у тебя шустрые, нервы крепкие. Деньги будешь большие зарабатывать. — Мне и так неплохо. — Я уже поняла, что Игорь опять прикалывается. — И денег мне хватает. — Ой ли, — недоверчиво сказал он и пододвинулся ко мне поближе. — Хватало бы тебе денег, ты бы не стала бегать между институтом и клиникой. И куда только твой муж смотрит! Женщина вообще ишачить не должна. Будь ты моей женой, я не позволил бы тебе надрываться! — Вот как?! — только и смогла сказать я. — Да, — твердо, не замечая иронии в моем, голосе, сказал Игорь. — Читала бы свои лекции; толкала бы науку вперед, а зубы сверлила бы так, для удовольствия, чтобы квалификацию не растерять… — А тебе не кажется, что, будь твоей женой, я сама решила бы, где и как мне работать… — Я начала закипать. Эрдель сидел напротив нас и удивленно поглядывал то на одного, то на другого. В глазах его явно читалось: «Эх, люди, люди, что ж вы ругаетесь! Мне бы ваши заботы! Побегали бы по помойкам за какой-нибудь завалящей косточкой, смотрели бы на жизнь по-другому!» — Ух ты, самостоятельная какая, — неожиданно беззлобно засмеялся Гоша. — А спорим, не подеремся… — Стану я с тобой драться, — для вида огрызнулась я. — Вон ты как Эдика отделал. Мне свой портрет дорог как память, да и руки-ноги еще пригодятся! Лучше расскажи мне про Башкирцева. — Зачем тебе? — мягко сказал Игорь. — Тебе лишнее знать ни к чему. Да и мне язык распускать нельзя. — Я интересуюсь не ради того, чтобы языком почесать. Он на Таньку глаз положил и, похоже, не отступится. Да и Ситнюша пока ничего против более теплых отношений не имеет. Поэтому лучше знать сразу, во что ей предстоит вляпаться. — А может, они сами разберутся? — Может, и разберутся. Люди они, конечно, взрослые, но и мне Танька не чужая. У нее после ухода Ивашова совсем крыша едет. Было бы глупо не дать ей хотя бы какую-то информацию. — А она ее примет? — ухмыльнулся Гоша. — Уж я постараюсь… — уверила я. — Давай рассказывай, не жмись. Я же не спрашиваю, чем на самом деле занимается «безопасность бизнеса». Мне личность интересна. Пьет или колется… Сколько раз сидел, был ли женат… — Ладно, ты меня уговорила, — сломался Игорь. — Башкир не женат. Но есть дочь, которая живет во Владимире с матерью. Пьет он умеренно, кокаин не нюхает… То, что я узнала от Игоря, сильно моего мнения о Башкирцеве не изменило. Олег — парень неглупый. Как говорится, с ярко выраженными задатками лидерства. Вырос в семье очень даже благополучной. Дедушка — академик, папа — известный психиатр, а мама — скрипачка в местной филармонии. Отсюда — и манеры английского лорда. Башкир до сих пор в минуты меланхолии садится к белому роялю и по памяти играет «Лунную сонату» очередной даме сердца. «Воспитание-то не пропьешь», — говорит он. Но, несмотря на такое благородное, скажем, происхождение, судим Олежка Башкирцев был три раза. Первый раз — по глупости: хотел с родителями за границу поехать и прикупил долларов на дорожку. Это сейчас доллары можно продавать и покупать. А тогда за подобные дела наказывали строго. Поездка сорвалась, и решил юный валютчик баксы продать. Нашел «надежного» клиента, вместе их и повязали. Дали прилично, но случилась амнистия, и он вышел на свободу. Потом нашлись добрые люди и приобщили парня к делу. Как говорилось выше, парень он неглупый, да еще и с амбициями, поэтому по «служебной лестнице» в одной из местных группировок он поднялся довольно быстро. — За что его судили второй и третий раз, я рассказывать не буду. Незачем. История долгая и запутанная, а выпускали его быстро. — К тому времени у него, думаю, уже были деньги на адвокатов. — Зришь в корень, Наташка! — удовлетворенно кивнул Гоша. — С твоей-то головой… — закончить дифирамбы моей голове он не успел. Эрдель решил, что мы — самая подходящая для него компания, без предупреждения прыгнул на лавку и начал устраиваться между нами. Как известно, эрдельтерьер — животное не мелкое. А места на лавочке было сантиметров сорок, не больше. Поэтому большая часть собачьего тела оказалась прямо у Игоря на коленках. — Куда ж ты, Бобик, мать твою… — выругался Гоша, спихнул жаждущего нежности пса и начал чистить куртку и джинсы. В это время дверь распахнулась и на пороге, кутаясь в свое легкое пальто, из-под которого виднелось то самое сексапильное платье, появилась Танька. Лицо ее заметно осунулось, а рыжие волосы были не причесаны. Ситнюша растерянно оглядывалась по сторонам, сжимая в руке бланк с печатью. — Танюша, мы здесь! — заорала я и бросилась к ней. Эрдель, помахивая хвостом, побежал следом. — Натулечка! — Танька со слезами кинулась в мои объятия. — Ну не реви, не реви, все самое страшное уже кончилось! — У меня самой в горле стоял комок, но я предпочитала свои эмоции держать при себе. — Лучше посмотри, кто помог тебя вытащить! — Привет заключенным! — помахал рукой Игорь. — Гоша Тарховский?! — близоруко прищурилась Ситнюша. — Нет, голубь мира! — засмеялся Игорь и сгреб ее в охапку. — Вот ты теперь какая стала! — Поехали отсюда, я хоть вымоюсь по-человечески. — Танька вырвалась и поспешила к машине. — Законное желание, — отметил Игорь. — Кажется, в номере есть горячая вода! — Ну как ты, рассказывай, — затеребила я ее. — Нечего рассказывать, — отрезала она. — Как в страшном сне. Потом как-нибудь напьемся, расскажу. А сейчас хочу есть и спать! Мы пошли к машине. Эрдель поплелся следом, прекрасно понимая, что остаться с нами ему не суждено. — Прости, друг. Надо тебе искать других хозяев, — сказал Игорь, погладив пса по голове. Мы сели в машину, а собака, пока хватило сил, бежала за нами следом. Все дорогу до гостиницы мы с Танькой сидели, молча обнявшись. В зеркальце заднего вида можно было наблюдать за довольной физиономией Игоря. У гостиницы мы столкнулись со шведами. — Как ваши дела? Почему вы не разрешили мне позвонить? — Потому что мы, к счастью, сами сумели помочь Татьяне. — Я расплылась в улыбке. — Познакомьтесь, это и есть Татьяна Ивашова. — Улоф Свенсон. — Швед склонился и поцеловал протянутую руку. — Рад вашему освобождению. — Благодарю вас за участие, — на хорошем английском ответила Танька. Я обалдела. В школе она учила немецкий, и язык был ее самым ненавистным предметом. Но после всех последних событий удивляться приходилось все меньше, и мы проследовали в холл. Уладив с администратором Танькино заселение в мой номер, мы поднялись наверх. — Скажи на милость, — не выдержала я, входя в номер, — откуда такой английский? Не в тюрьме же учила? — Помнишь, Перова год назад меня на суперкурсы отправляла? Хотела на стажировку в Штаты послать… Так там же не только международные финансы были! Ну, я в душ. — Танька, забыв о присутствии Игоря, начала сбрасывать вещи. Гоша тактично отвернулся, и наша Венера рванула в ванную. — Мы — просто молодцы! Так быстро все провернули! — сказал Игорь, когда Татьяна скрылась за дверью. — Ладно, я пошел! Вдруг Эдик что сказать захочет. — Погоди-ка, дорогой друг, — спохватилась я. — А что в том свертке, который мы отдали Улофу? — А зачем тебе знать? Дело-то уже прошлое… — Как зачем! Ты же обещал! «Вот так и раньше, — надулась я. — Наобещает с три короба, а когда дойдет до дела, скажет, что мне все это ни к чему. Обычные, мол, мужские заморочки…» — Я думала, мы партнеры. А от своих тайн нет… — Да?! — Игорь подошел ко мне и, взяв за руку, прошептал на ухо: — Ты уверена, что хочешь это знать? — Еще бы. — Я никогда еще так не жаждала информации. — Там дубликат кассеты с компроматом на влиятельных людей, — громко сказал Игорь в самое мое ухо. — Чего? — Меня оглушила не сколько сама новость, сколько способ ее подачи. — Что слышала! Не за красивые же глаза Ситнюшу отпустили. Против нее были такие классные улики. — Я ничего не понимаю, — честно сказала я. — Объясняю: мне привезли кассету, на которой человек, как говорится, похожий на одного высокого милицейского чина, вместе с парой воров в законе и крупным городским начальником резвится в баньке с девочками. Думаешь, этим грешат только московские господа? Дело-то обычное. Я пришел к одному из киногероев и показал ему пленку. В обмен на нее он скре-пя сердце и выпустил Татьяну. Они чуть было дело не раскрыли, а я им все карты спутал. Им же без разницы, кого сажать. Нашли козла отпущения в лице нашей Танечки, вот и все. Представь, как обидно; им позвонили, сообщили про убийство. Сказали, что убийцу можно взять на месте. Тут же, мол, находится нож с отпечатками пальцев. Все так чудно складывалось, а теперь придется копать заново…