Профессор покрутил бокал. – Мозг удивителен. Даже взять конкретно ваш случай. Возможность запоминать лица у вас ослаблена в значительной степени. Но при этом! Способность узнавать и запоминать предметы абсолютно сохранна. Мозг может убедить нас в чем угодно. Может создать ложные воспоминания. Или заставить поверить. Ценна идея. Допустим, французский король Карл считал, что он сделан из стекла. Конечно, высшего качества. И потому боялся стекольщиков. Ведь они могли вставить его в оконную раму. Несмотря на поздний час, профессора явно тянуло поговорить. – Занимательно, но все же какое это отношение имеет к Нанбергу? – Сейчас в обществе, – он потер пальцами, подыскивая слово, – повышенная нервозность, склонность к патологическим реакциям. Масса случаев нервных заболеваний. Кстати, часто во времена сильных социальных потрясений именно психопаты приходят к власти. Уверенность в своей правоте – заразительна для окружающих. Нечто вроде бреда Котара, идеи о величии. Внутреннее неустройство они приписывают внешнему миру. И тогда желают его разрушить, чтобы перестроить правильно по их разумению. Ого, какие разговоры. – Я говорю в медицинском смысле, конечно. И только. – Разумеется. Жизнь, если ее описывать медицинскими терминами, профессор, вообще разочаровывает. Посмеиваясь, он сделал глоток, покатал на языке, отставил бокал в сторону. – У насилия и власти – прямая связь. Взять хотя бы Нерона. Так вот, о насилии. Пропала именно молодая женщина, верно? – Верно. – А вы помните дело Радкевича? Мания, тяга к насилию. Жертвы – молодые женщины. Лет десять назад о Радкевиче писали все газеты. Его окрестили «петербургским Джеком-потрошителем». Бывший матрос зарезал нескольких женщин. Все брюнетки и с желтым билетом. Первых жертв он обчистил, поэтому связь между убийствами нашли не сразу, сочли банальным грабежом. На одну из жертв он напал с матросским кортиком посреди улицы, выкрикивая «смерть красавицам». На суде Радкевич твердил, что его цель – очистить город от скверны. – У него был, кажется, сифилис? – Которым его наградила проститутка в ранней молодости. Верно. На поздних стадиях болезни доминируют психические расстройства. Симптомы – бред, галлюцинации, возбуждение. Но был ли Радкевич сумасшедшим, как называли его газеты? Не уверен. Скорее садистом, отдающим себе отчет в своих действиях. Р. любил пофилософствовать. Натура преступника, или, как он говорил, «природа любого зла», занимала его, как китайская головоломка. – «Люди злы и дают простор дурным качествам своей души всякий раз, когда для этого есть легкая возможность»[24]. Фрейд утверждает, что люди движимы двумя инстинктами – жизни и смерти. Но все же психопатию, манию мы отрицать не можем. Он немного помолчал и продолжил: – Заметьте, душевнобольные свои поступки оправдывают логикой. К примеру, дегенерат в плену ложных сверхидей, вообразивший себя Наполеоном или вовсе – Богом, не сможет объяснить себе свое бездействие. Бог – если таков бред больного, – должен карать «нечистых», вершить «правосудие». Что он и делает. В самом деле, а неплохо бы всерьез поставить на службу милицейскому ведомству психологию. В Петрограде есть институт судебно-психиатрической экспертизы, Р. следил за их публикациями. Но, несмотря на занимательный рассказ, я начинал терять терпение. Профессор это заметил. – Обширная тема – половые преступления. Наблюдался у меня пациент. Управляющий крупным заводом. По словам жены, обнаруживал во все время их брака чрезмерную половую страсть. Принуждал ее к совокуплению, угрожая револьвером. Однако в клинике он держался прилично, превосходные манеры. И свои поступки полностью оправдывал. Винил жену в холодности, мол, она и толкнула его на все. Никаких расстройств в психике, но этические чувства отсутствуют. Кстати, у него были в молодости эпилептические припадки. Есть теория, что эпилепсия вызывает разрушение личности. Вам знаком термин «эпилептическая личность»? Подойдет Нанбергу? – Вы полагаете, что в пропаже, а может быть, и смерти жены виновен он сам? Я об этом думал. – Просто рассуждаю. Я, разумеется, не сыщик, – он выделил слово, – ваша прерогатива. К тому же мне он не показался способным убить жену. Всерьез о ней беспокоится. Даже потрясен, как вы верно сказали. – Смею вас уверить, внешнее впечатление крайнее редко имеет значение. – Нет «печати Каина», вы хотите сказать? Однако существует теория Ломброзо, черты типичного преступника… – В теории Ломборозо я, признаться, не уверен. К тому же Нанберг не вписывается. Да и потом, он сам получил серьезную травму, чуть не погиб. Жену любит, это подтверждают все. В пылу ревности? – Она может быть поводом. Или как говорят? – Мотивом. – Благодарю. Итак, мотивом. Мавр Отелло явно страдал эпилепсией. Как там было, – профессор задумался – «… у него выступит пена на губах, и он впадет в неистовое бешенство», – процитировал он Шекспира и с каким-то даже удовольствием заключил: – Определенно эпилепсия! Что же касается Нанберга, то можно попробовать гипноз, чтобы восстановить воспоминания. Я задумался. Не отрицая гипноз как возможно передовой метод, я все же не слишком ему доверял. Это, однако, было коньком профессора, и зря обижать его не хотелось. Р. разгадал мое замешательство. – Да, все-таки служба влияет, влияет. Не нужно быть таким скептиком! Вот раньше ипохондрию лечили собачьим маслом. Сейчас же меняется взгляд на многие болезни. Есть исследование Бехтерева о лечении гипнотическим внушением нервных заболеваний. Он поднялся, убирая бокалы. – Считаете, поможет? – Вполне. Если больной пойдет на это. Я прихватил с собой из клиники «Вестник психологии, криминальной антропологии и гипнотизма». Может, и стоит предложить гипноз Нанбергу. И посмотреть отчеты по пропавшим молодым женщинам, поискать сходные обстоятельства. Бумажная работа велась кое-как, все не хватало времени. В архивы полиции на базаре заворачивали донскую селедку. Флегматичный, ничему не удивляющийся дежурный, насвистывая «не влюбляйся в черный глаз, черный глаз – опасный, а влюбляйся в голубой…», притащил мне тощую стопку листов. Что бы там ни говорил профессор, зло отвратительно примитивно. Дела все как под копирку. Обстоятельства их просты. Огнестрельные и ножевые ранения, травмы тупым предметом в результате ограбления. Кокаинистки. Проститутки, нарвавшиеся на пьяного клиента, замерзшие утопленницы, которых достают по весне из Дона. Бандиты, те действуют жестоко и просто. Улик на местах налетов и ограблений предостаточно. Толку от них мало. И без того обычно все знают, чья банда тут «работала». Локар называл вещественные доказательства немыми свидетелями и призывал искать их как можно тщательнее. А наши свидетели чаще всего немы просто от страха. Благоразумно молчат, если повезло уцелеть. Изощренные преступления ушли на второй план и, казалось, исчезли. Но ведь я и сам часто думал: сколько преступлений, как деревья в лесу, все же могли быть скрыты тогда среди бытовой поножовщины и стрельбы? Поэтому стоило вернуться к бумагам. Цепные убийства хоть и случались крайне редко, неизменно будоражили публику. Кроме Радкевича был известен маньяк, который убивал гулящих в Британии, в Лондоне. У нас из недавнего, положим, дело извозчика в Москве. Убивал каждый раз одним и тем же способом. Так называемый «почерк». Заманивал жертву в дом. Душил и увязывал в мешки, которые сбрасывал в реку. Не учел, что, когда лед вскроется, тела понесет к берегу – так и вышло. Милиционеры рассмотрели в мешках с трупами зерна овса и обошли чуть ли не всех московских ломовиков. Да так и наткнулись на преступника. Десятки жертв. Но никакой мании. Все просто, убивал ради денег на выпивку. Жена знала и помогала ему замывать следы крови. Алкоголик, но психически здоров, вердикт врачей. Я потратил несколько часов, тщательно проверяя отчеты. Листая и перечитывая их, пытался нащупать сходство в действиях преступника, подобные обстоятельства. Безрезультатно. Все-таки утонула? Не сумела выбраться с парохода в суматохе, тело унесло течением. Или же причастен сам Нанберг? Что же, по крайней мере, он согласился на сеанс гипноза. Находка Камни мостовой на улице, ведущей вниз к порту, скользят от мокрой грязи. Здесь могут спуститься только лошади-тяжеловозы, их подковывают особым манером, с шипами. В дожди, вот как сейчас, возы идут зигзагами, преодолевая крутизну. Наш драгиль[25] – силач, амбал, как все они. Возы у порта караулят уголовники, часты драки за товар. Спускаемся мы медленно, держась за края телеги. Осень в этом году непривычно холодная, камни мостовой, уложенные ребрами вверх для «зацепа» копыт тяжеловозов, покрыты инеем. Утром в милицию пришли несколько рабочих с портовых складов и рассказали, что найдено тело женщины, которая, видимо, утонула в реке. Я не сомневался, что это именно Агнесса Нанберг. Они подробно описали то, что осталось от утопленницы. Развалины стен крепости из пористого камня поросли бурым и бледным мхом. Тут сыро, сочится вода, весь склон в источниках. Зыкин впереди поскользнулся, успел ухватиться за телегу, выругался. Драгиль придержал лошадь, ее фырканье повисло в воздухе, смешавшись с запахом гари и речных водорослей. Впереди в просвете видна серая река. Черные трубы пароходов. Тело утопленницы нашли левее порта. За длинной тенью склада заметна кучка зевак. Метнулся и погас огонек, папиросу прикрыли от ветра, гражданин, который нашел тело, курит в стороне. По берегу нагло расхаживают мелкие чайки. Тело лежит на боку, правая ступня почти полностью в песке. Без обуви, на правой руке перчатка из замши. На другой, обнаженной руке тусклый металл кольца. Черное пальто сильно обгорело с одного бока. Осторожно приподнимаю волосы на шее, обернув ладонь платком, осматриваю. В лужицах у волос копошатся мелкие прозрачные рачки. Я выпрямился, посмотрел на реку – прикинул, течение могло принести прямо сюда. Возможно, все эти дни, когда шли опросы и давались объявления, она ждала нас в мелкой воде у берега. Странно, что следов волочения на песке нет. Зыкин говорил с тем, кто ее нашел, я прислушался: – Пальто ее приметное плещется, потом уже, ну это, живот скрутило паскудно так, когда разглядел! Запах гари идет от камышей. Там разведен костер, на листе жести жарят перловицы – донские ракушки. Я встал, отряхнул колени и подошел к костру. Их первый порыв был, несомненно, убежать, но потом остановились, посмеиваясь. Несколько беспризорных мальчишек. Краем глаза я заметил знакомое движение – пальцы поигрывают гирькой. Он что-то сказал своим – тоже узнал. Я сполоснул руки в воде и поманил их. Подходят, как уличные животные, осторожно, не близко, вмиг улепетнут. Не торопясь я достал папиросы, прикинул, чем еще могу заинтересовать их. В пальто нашлась плитка шоколада для сестры в клинике. Весьма кстати плитка обернута в серебряную бумагу, я потянул ее из кармана, покрутил, – обертка заблестела: – Видели, как утопленницу нашли? – Иди куда шел, дядя. Мы лягашам не стучим! – Как хотите. Я сел на тонущую в песке старую сваю. Достал шоколад, отломил. – Это не по милицейской линии. Просто вот гражданка пропала на пожаре. Искали ее. – Тю, а то глядишь приплыла! – смешки, пихают друг друга. – Мелецанер, ты пошукай у камышо́в, там, может, еще есть. Скупаца не хочешь? Тот, что с гирькой, мой старый знакомый воришка, подошел поближе. Волосы слиплись от мазута и грязи. Загорелое лицо в царапинах. Черт, как назло с собой почти нет денег. Я кинул ему плитку. – А что фраер тебе брешет? Говорит, утопку он вытащил? – С чего вдруг брешет? Гражданин дает показания, не растерялся. Они закричали наперебой: – Брешет! Он на берегу шарился. Она уже тут была. Гашник[26] заставь его вывернуть! – А раньше вы видели ее в порту? Беспризорные крутятся тут постоянно. Нанберги – хорошо одетая пара, могли приметить. У таких, как Нанберг, шпана «колола марочки» – воровала носовые платки, а при случае и деньги, конечно. – Гражданка видная, блондинка. С ней был мужчина, очень высокого роста, крупный, бритая голова. – Может, и была. Может, с бритым, а то с бру́нетом. Мне без интересу тебе вспоминать. – А если интерес найдется? – Давай свой интерес. Найдется гривенник или пошамать, я те мигну[27]. Я порылся в кармане, вынул несколько монет, прибавил к ним папиросы, коробку спичек. Положил на край сваи. – Видел навроде я эту мазиху[28]. Пальтецо с мехом, – он замысловато выругался, – фраер ее завел на пароход, под локоть ухватил, фу ты ну ты. Муж видать али кавалер. Обомшелый бурш в фуражечке! Я с трудом вспомнил, откуда это выражение. Вовсе не из блатной фени. Так гимназисты называют взрослых студентов. Пока беспризорные делили добычу, я подошел к гражданину, который нашел тело. – Вы ведь ее не вытаскивали из воды? На песке нет следов, воды вокруг тела не много. Одежда у вас сухая абсолютно.