А нож (я никак не пойму в чем секрет)… Нож если есть… то его сразу нет! Друзья переглянулись, и Данил увидел, как Сашкино лицо заливает смертельная бледность… Голосок умолк. Сталкеры продолжали вслушиваться, обливаясь холодным потом. Дураку понятно – ребенок здесь появиться никак не мог, одно название что детский сад. А тем более – ребенок, знающий стишок Родионыча! Так какого же дьявола там, наверху, происходит?! Топоток маленьких ножек, смех… – Так там все же дети что ли?!.. – с глубочайшим недоумением в голосе прошептал Сашка, поворачиваясь к товарищу и тыкая пальцем в потолок. – Хрень там какая-то завелась, Саня, – также шепотом ответил Данил, косясь наверх. – И хорошо еще, что оно на втором этаже сидит. А если спустится?.. Сашка поежился и потянул напарника за рукав. – Давай тогда быстрее поршнями шевелить, а? Может, все же найдем окошечко… Однако надеждам его сбыться было не суждено. Обойдя изнутри по периметру первого этажа все здание и побывав во всех комнатах, друзья были вынуждены констатировать, что спускаться в подвал все же придется – за оставшимися окнами клубилась лишь мутная серая мгла. Попробовали было разбить одно в туалете, однако по прочности «стекло» не уступило бы, пожалуй, и стальной пластине. И у Данила были серьезные подозрения, что даже и сталь – ничто по сравнению с таким вот стеклышком. Возвратившись на исходную, они долго стояли перед черным провалом подвала. Тьма внутри казалась непроницаемой, какой-то… абсолютной. Она тяжело и безмолвно лежала у ног сталкеров, и казалось, что под ее тонкой поверхностной пленкой прячется что-то, поджидая, когда же, наконец, друзья ступят на первую ступень лестницы. Данилу вдруг вспомнились его – да и не только его, а, наверное, и всех детей Убежища – страхи. Тьма эта живо напомнила ему тьму кладбищенской штольни, под пологом которой его детский умишко прятал оживших и лезущих из своих погребальных ям мертвецов. – А мне в детстве всегда рука представлялась… – словно угадав его мысли, прошептал из-за спины старшего товарища Санька, неотрывно глядя вниз. – Как будто я мимо штольни прохожу, а оттуда длинная такая рука выползает… Я убежать пытаюсь – а она тянется, тянется… Хватает меня – и внутрь тащит. Данил, перехватив поудобнее цевье двустволки, решительно вытащил фонарь. Нажал на кнопку, направляя вниз, яркий голубой луч, разогнав мрак, упал на ступени, пробежался по потолку, уперся в кирпичную стену с прямоугольником дверного проема… И – пропал, канув в чернильную тьму, будто та мгновенно сожрала его без остатка. – Идем? – подрагивающим от напряжения голосом спросил Сашка. – Или… – Чем дольше стоим – тем больше шансов, что внутрь мы не сунемся, – ответил Данил, ставя ногу на первую ступень. – Так навсегда здесь и останемся. Подсвечивая фонарями, сталкеры осторожно спустились к подножию лестницы. Данил заглянул в чернильное нутро подвала, посветил – но луч бессильно гас, раздвигая тьму лишь на длину вытянутой руки. Дальше как бы сталкеры ни вглядывались, власть ее была абсолютной. – Держись за меня, – сказал Данил и тут же почувствовал, как напарник крепко ухватился за лямку его рюкзака. – Иначе если мы здесь потеряемся – вовек не найдемся. Шаг, другой, третий… Данил двигался осторожно, короткими, скользящими, неслышными шажками, держа двустволку направленной вперед, готовый при малейшей опасности спустить оба курка. Сзади слышалось напряженное прерывистое дыхание Саньки. Оглянулся раз – напарник, левой рукой уцепившись за рюкзак, правой держал за пистолетную рукоять автомат, прижав приклад к плечу, и палец его, лежащий на спусковом курке, дрожал от напряжения. – Спокойнее, Сань, спокойнее, – тихо сказал Данил – и поразился, насколько изменился его голос. Он стал глухим, доносился теперь будто сквозь толстый слой ваты, и звуки, казалось, растворялись в окружающем пространстве, едва только вылетев изо рта. – Тыл и левый фланг держи. Остальное мое. – Понял, – прошипел Сашка – и вдруг, крякнув от удивления, затормошил старшего товарища. – Слышь, Дан… Дверь пропала… Данил опять оглянулся – двери, через которую они вошли, больше не было, и теперь сталкеров окружал лишь безмолвный чернильный кокон мрака. – Сглупили мы. Нужно было веревку на выходе привязать. Тогда хоть назад можно было вернуться… Сашка только вздохнул. Сколько они шли? Потом, возвращаясь иногда в воспоминаниях к тем событиям, Данил не мог бы дать точного ответа. Время исчезло, проглоченное окружающим их мраком, вокруг осталось только пространство. Да и пространства того было-то всего ничего. Лучи фонарей, с трудом пробиваясь сквозь плотную, вязкую тьму, гасли уже на расстоянии вытянутой руки, и казалось, что сталкеры, даже двигаясь вперед, – стоят на месте. Ориентиров не было – вокруг стояла непроницаемая темнота, и, поглядев раз на пол, в надежде зацепиться хоть за что-то, что могло бы показать даже само наличие их движения, Данил увидел лишь черную матовую поверхность, которая поглощала лучи фонарей еще быстрее, чем окружающая тьма. Спустя какое-то время, когда усталость все ж стала брать потихоньку свое, и следить за окружающим пространством с прежним неослабным вниманием стало уже просто невозможно, Данил вдруг понял, что Санька давно уже что-то тихо бормочет себе под нос. Прислушался – напарник считал… – Шестьсот пять… шестьсот шесть… шестьсот семь… – тихонько бормотал он почти на пределе слышимости. – Шестьсот девять, шестьсот десять… – Ты чего? – прошипел Данил, обернувшись на мгновение. – Секунды считаешь? Сашка мотнул головой. Лицо его в свете фонаря было бледно, на лбу бисером выступили мелкие капли пота. – Шаги. – Шаги?! – Шаги, шаги. Понимаешь? – зашелестел чуть слышно товарищ. – Шестьсот шагов! Мы уже далеко за пределы здания должны бы выйти! И за территорию детского сада тоже!.. – Должны бы… – Слушай, а может, свернем, а? – вдруг быстро, сбивчиво, зашептал Сашка, будто пытаясь его уговорить. – Или назад вернемся! Сколько можно… – Свернем – заблудимся, – отрезал Данил. – Успокойся, не паникуй. Иначе точно конец нам… Он вдруг представил, как, сбившись с пути, потеряв направление и заплутав во мраке, они останутся, словно призраки, бродить тут до конца своих дней, и почувствовал острый укол страха… – А вдруг мы по длинному коридору идем?! – продолжал Сашка. – Случайно угодили в него – вот и идем вперед! Длинный прямой коридор – куда он может вывести? Давай хотя бы в сторону свернем немного – вдруг стенку нащупаем? Тогда хоть ясно станет!.. – Умолкни! – зарычал Данил, лишь невероятным усилием воли заставляя себя медленно и осторожно продолжать движение, а не броситься бежать, поддавшись накатившему внезапно приступу черной паники. Сашка заткнулся. Когда, наконец, впереди вдруг забрезжил сереющий прямоугольник дверного проема, Данил мог бы поклясться, что они идут вперед уже не один десяток – а может быть, и не одну сотню лет. – Свет, Саня! Свет! – бешено, еле сдерживаясь, зашептал он, хотя хотелось орать от радости во весь голос, да при этом еще и пуститься в пляс. – Добрались! А ты свернуть хотел, дурында! Сашка молчал. Данил оглянулся и увидел, что напарник как-то подозрительно смотрит на него, напряженно хмуря редкие черные брови. – Когда это я свернуть хотел? – А кто мне говорил: свернем, повернем… – Да я что же – дурачок, по-твоему? Если б мы свернули, не имея ориентиров – где б ходили теперь? – медленно проговорил напарник, и Данила от этих его слов пробил ледяной озноб. – Ты… уверен?.. – Абсолютно! – И шаги ты не считал? – Шаги – считал, – ответил Сашка. – Но свернуть – даже в голову не приходило… Данил с шумом выдохнул, вытирая со лба проступивший внезапно пот. Буркнул: – Ладно, проехали… – и ткнул пальцем вперед. – Вышли – и слава богу. – Неизвестно еще, куда вышли, – проворчал Сашка, держа автомат наизготовку. Данил осторожно заглянул в проем, готовый при малейшей опасности уйти влево, открывая напарнику сектор огня. И хотя то, что он увидел, при любых других обстоятельствах поразило бы его до глубины души, теперь, после всего, что довелось сегодня увидеть и испытать друзьям, это были лишь детские шалости. Взгляду Данила открылась не лестница, выводящая на первый этаж и не долгожданный выход из детского сада, а еще одна комната. И широкое трехстворчатое окно в противоположной стене, через которое лился яркий дневной свет и виднелся захламленный двор детского сада, говорило о том, что комната эта находится на втором этаже. – Второй этаж, Дан! – вдруг яростно зашептал ему на ухо подобравшийся сзади товарищ. – Хрен его знает, каким образом – но это выход! Бьем стекло – и уматываем отсюда! Данил дернулся было вперед – но тормознул, озираясь по сторонам. Если это и впрямь второй этаж – то вполне стоит ожидать неожиданностей в виде выбирающегося из темного уголка хозяина этого местечка. Да и человек без противогаза может быть где-то тут шарится, если не свалил еще… – Прикрывай. Сашка тут же уставился стволом автомата на дверь в противоположном конце комнаты, а Данил, подобравшись к окну, выглянул наружу. С первого взгляда все здесь вроде бы было на месте – заросший двор детского сада, за ним – обшарпанная пятиэтажка с вьюном на крыше, выродок, ковыряющийся у подъезда… Словом, знакомая и привычная картина – однако Данил явственно чувствовал, что снаружи было что-то не так. – Ну, ты чего там застыл?! – послышался сзади яростный шепот напарника. – Уходим, быстрее! Но Данил, вдруг как-то разом сообразив, что же не так за окном, вытащил дозиметр и поглядел на часы. – Ты на время смотрел? Как думаешь, сколько мы уже здесь? – Да знаешь – не до того как-то было, – голосом, полным издевки, ответил товарищ. – У меня вообще ощущение, что мы тут год бродим! – У меня тоже, – кивнул Данил, – но бродим мы здесь шесть часов. Пришли вечером, около девяти, и снаружи сейчас ночь должна быть или хотя бы раннее утро, – он ткнул пальцем в окно. – А там – солнце. Сашка бочком выдвинулся на середину комнаты и, продолжая страховать дверь, глянул одним глазом за окошко. Лицо его тут же вытянулось: – Ах ты ж… – Понял теперь? Что-то со временем здесь не так творится. Сильно не так, совсем не так, как надо бы. На часах три часа ночи – а снаружи утро. Да и чувство у меня то же самое, что и у тебя, – будто мы год тут сидим, выбраться не можем… Сашка вдруг вздрогнул, продолжая глядеть из глубины комнаты в окошко, и лицо его, побледнев в одно мгновение, приняло какой-то неживой, мертвенный землистый оттенок. Данил резко повернулся, высматривая, что ж так могло напугать напарника – из подъезда дедова дома, того, что не скрывали еще толстые щупальца вьюна, один за другим выходили фигуры в ОЗК, и во всей их повадке, во всех движениях и даже в навешенном на них снаряжении сквозило что-то донельзя знакомое… Первым шел коротышка с СВД в руках, одетый в ОЗК явно не по фигуре – рукава подвязаны, задница свисает чуть не ниже колен… За ним следовал человек чуть повыше, тащивший за плечами бандуру радиостанции с мотающейся антенной. Третьим двигался длиннющий тип ростом под два метра, с калашом наперевес – и, чуть приотстав, замыкал шествие широченный субъект, в чьих руках Данил наметанным глазом определил ВСС. И винтовка эта до такой степени походила на его собственную – с надставленной полочкой под щеку и прикладом, обмотанным в некоторых местах черной изолентой, – что он машинально протянул руки и пощупал, проверяя ее наличие на своем законном месте за спиной.