Из угла раздался протяжный звук – это печально вздохнул Сашка. Полковник повернулся к нему. – А ты не вздыхай там, в уголку-то, не вздыхай! Сами думайте: за каким хреном Прапору бойцы понадобились? Уж не по нашу ли душу? Он на нефтебазу давно зубы точит, вдруг да решился пострелять? Войсковые человек шестьдесят – семьдесят выставят, да этих пятьдесят. Считать по максимуму – сто двадцать. Наших – сотня, да только дело-то в том, что Прапор всех разом на штурм пустить может, а мы только человек семьдесят в оборону выставим – ОЗК не хватает! Да еще огневая у них помощнее нашей будет. Сомнут – а там и остальных выковыряют, это уж не долго. Ну как, расхотелось вздыхать? Перспектива и впрямь рисовалась не из лучших. Война? Данил поднялся. Вслед за ним встал и Сашка. – Так что, в ружьё, товарищ полковник? – В ружьё. * * * Дрых Данил аж до девяти вечера, пока Иришка с Ольгой со смены не вернулись. Жены возвратились уставшие, да к тому же принесли очень неприятную новость: снова уреза́ли паек. Уже в четвертый раз за все то время, пока существовали грибные фермы. Для успешного разведения грибов необходим был субстрат: солома, кукурузные стебли, древесная стружка, опилки, кора, подсолнечная лузга, отходы хлопка и риса, а также любые другие растительные компоненты, либо просто древесные отрубки определенных размеров. Доставать же все это с каждым годом становилось все сложнее и сложнее. Раньше таскали опилки с мебельного комбината, на котором их были тонны, либо подсолнечную лузгу и сено-солому с элеватора. Делали вылазки за деревом, рубили стволы на подходящие по размеру чурбачки и выращивали грибы на них. Но с каждым годом опилок, соломы и подсолнечной шелухи оставалось все меньше, а на древесных пеньках грибы развивались не так уж и хорошо. И медленно, и урожай меньше. Вот потому-то нормы и приходилось урезать. Не сказать, что Убежище голодало, – на складах все ж имелись еще кое-какие запасы, – но администрация уже била тревогу. Единственное, что пока худо-бедно выручало, – проходящие мимо караваны, выбирающие бартером на продукты порой по полтонны питьевой воды за раз. А уж ее-то трудолюбивые агрегаты Убежища поднимали из земных глубин предостаточно. И тем не менее – продуктовые запасы неуклонно таяли, и совсем скоро людям предстояло столкнуться с очередной угрозой – угрозой голодной смерти. Поужинав, девчонки улеглись спать, а Данил направился к Сашке. Напарник тоже проснулся не так давно, но уже успел сходить к Додону и вычистить оружие, причем не только свой новый автомат, но и винтовку товарища. Сашка был единственный, кому разрешалось притрагиваться к «винторезу», потому как Данил знал, что косяков с оружием напарник не допускает. Чистит всегда основательно и обращается бережно, не хуже самого хозяина. – Спасибо, Сань, – Данил принял ВСС, осмотрел. Блестит, что сказать. – Опять в ночь наверх? – Хорошо хоть в ночь, – проворчал Сашка. – Не париться, по холодку… – И рейд наш накрылся… Сашка с философским видом развел руками. – Куда ж деваться-то. Тут видишь, как все оборачивается… К Родионычу-то идем? – Пошли… Полковник был не один – сидел вместе с Германом над подробным планом прилегающей местности, составленным когда-то им самим. Чиркали карандашами, обсуждали что-то вполголоса. Напарники даже зайти не успели. – В дежурство, – безапелляционно заявил Родионыч. – Будете передовым дозором, смените Тандемов. Они где-то в районе опушки. Основная задача: в случае подвижек со стороны войсковых отходите назад и докладываете начальнику караула. Дополнительная: если появится возможность взять языка из прибывших товарищей – берите. – А не обидим? – усомнился Данил. – А ну как это и впрямь паранойя и они никакого нападения не планируют? – Обидим – извинимся. – А если смешанный отряд? Придется и войсковых глушить. – Глушите, да осторожнее. Чтоб без двухсотых. – А извинялки-то хватит? Полковник наградил воспитанника тяжелым взглядом. Проворчал: – Не сомневайся. Все, выдвигайтесь. Сегодня Верблюдыч начальствует, найдите его, пусть карты минных полей выдаст. И зайдите на склад, ночной монокуляр получите. Да осторожнее там, кроме Тандемов в районе части еще группа Арийца ползает. – Так серьезно? – удивился Сашка. – А с минами когда успели? – Так серьезно, – ответил племяннику Герман. – Весь день ставили. Лучше перебдеть, чем недобдеть. Чешите, хватит болтать. Переодевшись, экипировавшись и натянув ОЗК, друзья выбрались на поверхность. На улице дуло. Лопасти ветряков на крыше шумели особенно сильно, заглушая и без того неразборчивый бубнёж из-под резины. Пришлось общаться знаками. Каждая группа сталкеров разрабатывала свою азбуку для глухонемых. Очень помогало, надо сказать, особенно в тех случаях, когда нарушение тишины было равносильно смертному приговору. Нашли Верблюдыча, обходящего посты, – длинного, сутулого мужика с висящей верхней губой, которая действительно придавала ему некоторое сходство с кораблем пустыни. Кроме того, Верблюдыч был нереально вынослив, мог хоть несколько дней кряду не спать, довольно бодро двигаться и не падать с ног от усталости. За все это он и получил это свое почетное[32] погоняло. Верблюдычу даже объяснять ничего не потребовалось – сунул в руки исчерченый лист бумаги, знаками показал направление и полез с обходом на крышу. Напарники склонились над картой. Минеры постарались на славу – обработали всю прилегающую территорию. И не только растяжками, но и монками[33] и «лягушками»[34]. Только аллея оставалась практически пустой, несколько растяжек стояло лишь в самом начале и конце. Мин там не ставили, вероятно, потому, что все пространство аллеи простреливалось КПВ на колесном станке, стоящем на подоконнике у главного входа в амбразуре из мешков с песком… Лезть на такой – самоубийство. Напарники, внимательно глядя под ноги, прошли по аллее, обошли приснопамятный домик на площади элеватора и перед наркологическим диспансером ушли с дороги влево, держа путь через двор трехэтажного дома, пялившегося на сталкеров пустыми глазницами окон. По дороге между наркологией и детским садом они перестали ходить после одного случая несколько лет назад. Возвращались как-то вечером из рейда – и сунулись глянуть, что ж это за смешки из детского сада раздаются. Как мимо ни идешь – так каждый раз детский смех слышится… Сходили. Так сходили, что еле ноги унесли… Смешки, шепот, голоса, шорохи, раздающиеся из ниоткуда, от которых буквально встают дыбом и шевелятся волосы. И комнаты, ведущие совсем не туда, куда положено. Когда поднимаешься на второй этаж, а оказываешься в подвале, или входишь из коридора в раздевалку, а выходишь через эту же дверь, но уже на чердак – хватит того, чтоб крыша съехала? Данилу с Сашкой, во всяком случае, едва не хватило. Проплутали всю ночь в поисках выхода, а под утро вылетели оттуда с круглыми от ужаса глазами и насквозь мокрыми портками. И это еще повезло, можно сказать. Сильно повезло. Потому как Хребёт, поднявший их после рассказа в «Тавэрне» на смех и сунувшийся в детсад следующей ночью, исчез бесследно, как в воду канул. Так и не нашли с тех пор. Да, признаться, и не искали особо, обходя с той поры проклятый детсад десятой дорогой. Пробравшись через загаженный и заросший двор трехэтажки, вышли к сосновой рощице. Той самой, где когда-то, в первый еще выход, рубили дрова на дерево для ветряков. Только рубили-то с другой стороны, на окраине, в проходе у гаражей. Там за десять прошедших лет так и не выросло больше ничего – пеньки серебристым переливающимся шатром оплела какая-то паутина с тончайшими нитями, под которой шурухалась таинственная живность, ни разу не показывавшаяся наружу. Кто там живет, что делает, чем питается – никто не знал. И выяснять тоже как-то не тянуло. Знали, правда, что паутина каким-то образом вытягивает из любого касающегося ее предмета все радионуклиды, и частенько этим пользовались. Особенно когда дерево для ферм тащили – положат сталкеры ствол в паутину, отойдут минут на пятнадцать – и все, можно забирать и быть уверенным, что ни единого лишнего рентгена сверх нормы в дереве не обнаружится. Вполне возможно, что шебуршашиеся существа радиацией как раз и питались. А иначе как объяснить? Но свойство полезное, что и говорить. Сашка пробовал было от этой паутинки клок оторвать, чтоб в Убежище унести, – да куда там. Эластичная! Сантиметра три еще тянется, а дальше – ни в какую. Даже отрезать пытался – шарахнуло так, что еле уцелел. Заикался потом целую неделю. Так и оставили паутину в покое. Ну ее к дьяволу, пусть хоть так пользу приносит. Лесок был хоженый, изученный. Три небольших локалки да маленькая стайка псинок, обитающая где-то в глубине, – вот и все его опасности. Сашка шел впереди, поглядывал на всякий случай время от времени на светящийся экран дозиметра, Данил пас окружающую местность. Пару раз тормознули – вдали, между стволами, мелькнули мощные загривки псин, но сталкеров они, видимо, не заметили. Или сытые были, внимания не обратили. Так или иначе, но до опушки рощицы напарники добрались без происшествий. Тандемы устроили наблюдательный пункт именно здесь – бетонный забор части, если смотреть вверх по улице, упирающейся в рощицу, видно не было, дома загораживали, но зато отлично просматривался пятачок перед воротами. Логика была проста: выходить будут – не через забор же полезут, в ворота пойдут. Тут-то их и засекут. А отсюда – ходу к Убежищу. Путь через рощицу до вокзала самый короткий изо всех возможных. Этим-то путем близнецы и задумали воспользоваться. Тандемами из прозвали за то, что везде появляются только вдвоем. Вот уж воистину: куда один – туда и второй. Близнецы тоже были мутантами. И вот же интересно: двигались и действовали они будто единый организм. Понимали друг друга не только с полуслова или полувзгляда, но и чувствовали один другого даже на некотором расстоянии. Ничего особенного. Уж если обычные близнецы друг друга чувствуют, то до какого же предела эта способность может развиться у мутантов? Потому, зачастую, на поверхности им было гораздо легче, чем другой спарке сталкеров, затянутых в резину и не имеющих возможности порой не то что обменяться словами, но даже и жестами. Сейчас один из них, Серега, торчал на сосне, наблюдая окрестности в бинокль, а Пашка караулил внизу. Сидел, упершись спиной в ствол, вертя головой по сторонам. Завидев подходящих сталкеров – обрадовался: – Смена пришла! Наконец-то! С утра тут заседаем! Серега уже сползал с дерева. Обменялись рукопожатиями. Сашка осведомился: – Ну, как тут? – Да спокойно все! – ответил Пашка. – Кажись, моросит чего-то Родионыч. Что за спешка была: утром как на пожар рванули, даже пожрать не успели! – За весь день ни единого шевеления, – подтвердил брат-близнец. – Лады, чапайте тогда, а мы в дозор, – Данил огляделся – место, выбранное близнецами, его не устраивало. – Да ты чего, лезь прям на дерево! – обиделся за свой насест Серега. – Я там гнездо состряпал, удобно! – Мы в ночь, а ночью с такого расстояния хрен чего разглядишь, – Данил продолжал озабоченно осматриваться. – Давай-ка ближе подойдем. В общаге обоснуемся. Сказано – сделано. Распрощавшись с Тандемами, напарники вдоль домов пробрались в пятиэтажное здание общежития нефтебазы – наискось через дорогу от части и, забравшись на самый верхний этаж, затаились в угловой комнате у окна. Данил высунулся осторожненько, оглядел в бинокль территорию войсковых, лежащую, как на ладони. Ага, вон она, стоянка-то дальняя. И впрямь не соврал язычок, тут техника! Хотя в сумерках было видно плоховато, он все же сумел разглядеть и кунги, и три тента, и цистерну, стоящую боком. На ее фоне серел «Тигр» с пулеметом на крыше. Какой пулемет – отсюда не разобрать, но и дураку ясно, что седьмой калибр на такую серьезную самоходку ставить не будут. Двенадцатый – это еще куда ни шло. А то и четырнадцатый, чего там мелочиться. – Что видно? – просипел лежащий рядом Сашка. – Техника тут. Все, как пацанчик сказал. Точь-в-точь. – Все-таки опасаешься, что наколол? – Было такое подозрение, – честно ответил Данил. – Но теперь вроде как все сходится. Сашка завозился, устраиваясь поудобнее. – Кто первый дежурит? – Я. – Ну, я покемарю тогда… – Давай. Солдат спит – служба идет. Сашка поворочался еще пару минут, угнездился и затих. Засопел. Данил продолжал разглядывать стоянку. Ага, вон и «квадрик» торчит из-под тента. Тяжелый, кубов на шестьсот, не иначе. Квадроциклы обычно использовались караванами для передового и замыкающего дозоров во время движения. А что – юркий, проходимый. Правда, реву от него… Разведка – она вроде как тишину и скрытность предполагает, но лучше уж такой дозор, чем никакого. Все же больше шансов засаду заметить и успеть подготовиться, а не лезть вслепую и угодить в хорошо подготовленный мешок. Улица, меж тем, жила своей жизнью. Пробежало, петляя, несколько псов, останавливаясь у каждого столба и метя свою территорию: мутанты – мутантами, а привычки не забыли. Принюхавшись, рванули было к подъезду – да передумали. Сообразили, видимо, что в четыре рыла сталкеров не взять. Прошмыгнули цепочкой под окнами дома на противоположной стороне несколько выродков. Тоже задержались, оглядываясь и принюхиваясь… Данил снял со спины «винторез» – кто их знает, вдруг унюхают да на штурм рванут? С этими будет труднее справиться, чем с собаками. Псам, чтоб атаковать, нужно на близкое расстояние подобраться, а эти камни так мечут – любой снайпер позавидует! Но нет, вроде, мимо прошли. Эх, ведь сколько раз просил не мыть ОЗК сталкеров соляркой! Этот тошнотный запах чувствовали не только псы, но частенько даже и выродки. В том месте, где прошел человек в дезактивированном солярой комбинезоне, запах задерживался порой до двух часов и словно сигнализировал всей окружающей зубастой фауне: сюда, сюда, здесь вкусные, сочные сталкеры! Правда, обитатели бетонных джунглей были уже пуганые и с человеком связывались, только когда были либо очень голодны, либо имели явное численное преимущество. Или когда заведомо, какими-то своими чувствами определяли, что их боятся. Спустя пару минут вслед за тремя выродками в ту же сторону пробежало еще четверо. «Сходка у них, что ли?» – подумал Данил. Выродки обладали кой-какими зачатками, вернее – остатками разума, потому как являлись потомками тех, кто все-таки сумел выжить на поверхности в нечеловеческих условиях радиационной преисподней. Обитали они обычно в подвалах пустующих домов группами от десяти до сорока, редко больше, особей. Охотились на крыс, псов, сирен, иногда – на куропатов и горынычей. Даже на миксеров порой замахивались. Ну и на людей, разумеется. Человечество разделилось на два лагеря: тех, кто, сохранив разум, пытался жить и развиваться дальше, и тех, кто стремительно рухнул с вершин эволюционной лестницы практически к ее подножию. Удивительно, как за столь короткий срок человек мог мутировать в такое жалкое и вместе с тем грозное существо. Ибо не многие из сталкеров, не имея в руках огнестрельного оружия, могли противостоять выродкам в рукопашной схватке один на один. Организм выродка был сильнее, быстрее и выносливее человеческого, и если б не превосходство разума и наличие оружия – людям пришлось бы несладко. Проводив взглядом цепочку двигающихся вдоль улицы мутантов, Данил вновь поднес бинокль к глазам, намереваясь продолжить наблюдение, – и замер: посреди улицы, вертясь в разные стороны, топтался Его величество куропат. Здоровенный, тонны четыре весом. Давненько такого не видали. С нюхом у куропатов было не так хорошо, как у собак, но все же лучше, чем у выродков. Да и зрение на зависть – но только днем. В сумерках же или, тем более, ночью этот мутант становился подобен носорогу – известно ведь, что у носорога очень плохое зрение, да вот только при его массе и скорости передвижения это уже не его проблемы. В темное время суток куропаты ориентировались на слух и запах. Поэтому сейчас перетаптывающийся под окнами общаги монстр обеспокоенно ворочал здоровенной, смахивающей на куриную, башкой, пытаясь понять, откуда же идет такой интересный аромат? Пытаясь шуршать как можно меньше, Данил осторожно подполз к напарнику. Тронул за плечо и, увидев, что Сашка мгновенно проснулся, приложил палец к фильтру своего противогаза – «тишина». Подобрался к окну, выглянул. Через мгновение рядом высунулся товарищ. Куропат маячил все там же, правда, теперь он больше не вертелся по сторонам, а с интересом изучал стену общежития. Сообразил, видимо, своими куриными мозгами, что запах тянется в темный дверной проем здания. Подошел к чернеющему прямоугольнику – от топота его массивной туши даже здесь, на пятом этаже, подрагивал пол – и попытался пролезть внутрь. Данил с Сашкой, перегнувшись через подоконник, с интересом наблюдали, что предпримет монстр. Того, что он пролезет-таки через проем, они не опасались: во-первых, вход для мутанта слишком мал, а во-вторых, даже если и пробьется внутрь, то вряд ли поднимется наверх – какая же лестница выдержит такую махину? А вот если ему приспичит сесть в осаду – дело плохо. Чудовище обладало дьявольским терпением, и были известны случаи, когда куропат караулил добычу сутками. Просунув голову в дверной проем, монстр заворочался, пытаясь протиснуть и плечи. Старая кирпичная кладка подалась, дала трещину – но выдержала. Куропат сдал назад, метра на три, и вновь атаковал. Затрещало сильнее, кладка прогнулась внутрь, но стены были еще крепки. Монстра это взбесило. Выбравшись наружу, он издал короткий угрожающий клекот, сделал небольшой круг на пятачке перед подъездом, набирая скорость, и предпринял третью попытку штурма. Многотонное тело врезалось в проем, вынеся крупные куски кладки по обеим сторонам двери, и с грохотом исчезло внутри. Во все стороны полетели осколки кирпича, здание содрогнулось. Откуда-то снизу послышались еще один удар и обиженный вопль куропата. Спустя несколько секунд из разрушенного проема показался коротенький хвостик – чудовище пятилось, пытаясь задним ходом выбраться на улицу.