– Курвиметр, сука! Чё замолк опять?! Где ты есть? Кто с тобой? – продолжал требовательно допрашивать голос. – Сидим в коровнике, со мной трое… Противника не наблюдаем. – Хорошо, принимай гостей. Группа Бургера разминировала, выдвигается. Видишь их? – Вижу… – Командир, Батарей на связи, – вклинился вдруг в ухо голос Пашки. – Обошли холм, подходим к вершине. Слышим базар, прямо по курсу. Чел с каким-то, курвиметром ругается… Валить? Данил выдохнул с облегчением – Пашка вышел аккурат на гнездо наблюдателя, в котором сидел и командир этой самой группы. И он еще спрашивает!.. – Вали его, Паша, вали шустрее! Внимательнее – это КП и командир там! – Принял, работаю… «Пашка работает – пожалуй, мне тоже пора». Подхватил короткоствольного укорота, прицелился – и врезал длинной очередью по подходящему противнику. Метров тридцать, почти в упор, промахнуться невозможно! Двое тут же улеглись как подкошенные, третий, получив в плечо, крутанулся в воздухе и, упав в траву, заголосил тонким жалобным голосом. Еще двое, определив направление, начали садить длинными очередями в ответ, но Добрынина там уже не было – пригнувшись, чтоб не получить шальную пулю из окна, он метнулся к стоящему в центре у пролома пулемету. Подскочил, упал рядом, прижимая приклад к плечу, отработал двумя короткими очередями, свалив еще одного. Последнего не успел – боец благоразумно залег, скрываясь в густой траве, но Данил уже представлял его примерное местоположение. Выудил гранату, дернул кольцо – и запулил, ориентируясь на крики раненого. Там они оба, там, голубчики… Хлопнуло, над головой свистнул шальной осколок. Голос умолк – отмучался. Из крайних, запоздало пытаясь прикрыть работающую в поле группу, принялись работать целой кучей стволов – но и только. Противник явно не желал показывать нос из застройки и лезть в чисто поле против пулемета. Добрынин, откатившись за стену, переждал ажиотаж, слушая, как пули крошат кирпич снаружи, и вновь сменил позицию, перебравшись в левую часть здания. – Паша, как у тебя? – Отработали, – тут же отозвался Батарей. – Макушка наша, ждем приказа. Слышим тебя – это ты там воюешь? – Кто ж еще… – проворчал Данил. – Ладно, ждите. Паникар, результаты? – Сняли шестерых, занимаем позиции, – лаконично отозвался Леха. – Принял. Ждите. Пацаны на месте – пора переходить к заключительной фазе операции. – Командир, Курвиметр на связи! Командир, прием… Как меня слышишь?.. Командир, отзовись! Командир, конечно же, молчал – Пашка со товарищи сработал исправно. Впрочем, этот вызов предназначался вовсе не для его ушей, а для старшего южной группы. – Бургер, это Курвиметр! Холмы молчат, командир не отвечает! Что делать? У тебя сколько народа осталось?.. – Сколько есть – все мои, – тут же отозвался командир южных. – А ты вот что, Курвиметр, браток… назови-ка свой личный номер. Добрынин усмехнулся – просекли. Оно и понятно, если после ответа мнимого Курвиметра из коровника прямой наводкой ударили… Да только поздно просекли. Командир группы в ауте, восточный холм тоже вычищен. Теперь очередь за вами, господин Бургер… – Что молчишь, дорогой? Забыл? Может ты не Курвиметр вовсе, а? Отвечай, ну?!! Судя по голосу, собеседник был достаточно молод, и значит, вполне возможно – не сильно опытен. Бургер явно нервничал, и Данил представлял, как не по себе сейчас этому парню, оставшемуся вдруг за командира. Из коровника под видом Курвиметра хрен его знает, кто вещает – и, похоже, частоту с самого начала боя слушает… Прямой командир убит, холмы молчат, северная группа не отзывается… Тоже мертвы?.. И мысли всякие в голову лезут, и больше всего это самое молчание пугает!.. А вдруг обходят?.. Вдруг, вот сейчас, вот в это самое время – сжимается кольцо, окружают! Уходить, пытаясь выскользнуть из западни?.. Или вперед идти, задание выполнять? А может лучше всего коровник занять, внутри укрыться – там хоть подходы простреливаются!.. Полная неизвестность… А ведь по возвращении в город, если сейчас отойти – ой, строго спросят!.. Охотникам даже в кошмарном сне не могло привидеться, что роли поменяются и они в течение получаса превратятся в дичь. – Ну ты чё там замолк, собачий сын! Кто говорит, отзовись! – Слышь, Бургер… Добрыня это, с прогулки на севера́ вернулся, – помолчав немного, тяжело ответил Данил. – Слыхал про меня? – Да уж довелось… – голос Бургера вдруг разом как-то охрип, словно горло перехватило. – А ты мне скажи вот что, друг мой бутербродный… – еле обратив внимание на этот факт, продолжал Данил. – Там сынишки Дмитрия Семеновича свет «Профессора» не наблюдается? – Наблюдается, – все так же хрипло ответил собеседник. – Здесь он. И знаешь кто?.. Я. Хотя и на мгновение – но Добрынин растерялся. Не ожидал он такого поворота. Думал – это он финт ушами крутит, а оказывается совсем наоборот… Не он – а им крутят, кто-то там сверху за веревочки дергает, забавляется. Верно сказано великими: «Судьба играет человеком – а человек играет на трубе…» И все же, хотя очередная извилина судьбы и была полной неожиданностью – не воспользоваться ей было бы преступной халатностью… – Ты, значит… А рассказать тебе, как твой папашка помер? И кто к этому руку приложил? Или знаешь уже?.. – Конец тебе, ублюдок! – зашипела радиостанция. – Я тебя под землей найду! – Знаешь… – удовлетворенно констатировал Данил. – А чего меня искать? Я – вот он, в коровнике сижу. Приди и возьми. Радиостанция молчала, и Добрынин, понимая, что отпрыск Профессора сейчас, может быть, решает для себя, что делать дальше, – решил дожимать. – Ох и скверно твой папашка умирал… Кровищи было – как из зарезанной свиньи. Сначала-то, когда руки ему ломали – ничего, терпел еще… орал только… А вот когда за ноздри, да за яйца принялись – там уж запел что твой соловей… Только затихнет, я ему яйцо долой – опять болтает… И долго пел, я тебе скажу!.. Ценит свои яйца! Под конец уже так понесло – не остановишь! Парня хватило ненадолго. – Готовься, тварь!.. Я тебе сердце вырву! Сам, лично! – голос Бургера звенел от едва сдерживаемой ненависти. – Внимание всем, кто меня слышит! Переходим на резервный канал! Данил вырубил радиостанцию, засунул в подсумок. Бесполезная она теперь. Сменят частоту – и все, не прослушаешь. А если частота кодированная, или сетка частот другая – то и подавно. Сканировать некогда. Теперь все быстро закончится… Бургера он очень хорошо понимал. Совпали интересы у парня – и убийцу отца замочить и приказ выполнить. И если до этой словестной дуэли он еще сомневался – то теперь уж вряд ли. Как раз тот редкий случай, когда двух зайцев одним выстрелом. Так что парнишка, оставшись теперь единственным командиром, уже не сомневается, что ему делать – отходить или вперед лезть. А кто поопытнее из бойцов, даже если и понимает, к чему все идет – только посоветовать ему могут и больше ничего. Нарушить прямой приказ не решатся. Порядки в Братстве строгие, приказы выполняются, а если и оспариваются – то только после выполнения. Как в армии. И рядовым бойцам, как бы отойти не хотелось – а выполнять придется. Однако, несмотря на то, что Бургер явно был взбешен, в открытую он не попер – хороший командир получился бы со временем… Как по учебнику, из домишек полетели дымы, заволакивая низину мутной молочной дымкой, затем – гранаты, и одновременно с этим ударили длинные пулеметные очереди. Данил перенес РПК к крайнему правому окну и теперь сидел, выжидая. Ждать, пока отработает прикрытие, смысла не было – бойцы, штурмуя в лоб, палили на подходе изо всех стволов, стараясь прикрыться высокой плотностью огня, как можно быстрее преодолеть открытое пространство и занять коровник. Добрынин укрылся от шальных осколков за стеной, пережидая, пока отхлопают взрывы – а затем, не жалея ствол и не экономя боеприпас, ударил в туман, навстречу штурмовикам, перечеркивая его мутную пелену длинными очередями крест-накрест… Опустошил бубен, второй, третий, отвечая на вспышки из белесой мглы, два раза менял позицию… Ушли в дым все оставшиеся гранаты – и он знал, что разрывы их забрали с собой не одну жизнь… На четвертом бубне пулемет, не выдержав издевательств, заклинил, светя темно-вишневым, раскалившимся стволом – но Данил не стал с ним возиться, пытаться реанимировать. Некогда, да и бесполезно. Выкинул РПК, сменил его «калашами» – и продолжал бить, стараясь захватить все уровни, причесать не только на высоте человеческого роста, но и вдоль поверхности земли. И он жалел только об одном – что не смог встать напротив Бургера с ножом или лопаткой в руке. Как там в Библии-то, в Ветхом Завете? Дети – да будут отвечать за родителей своих до седьмого колена?.. Что скажете на это, отец Кирилл?.. Два раза на него выходил Батарей, один раз – Паникар. Бургер оказался не дурак и выслал фланговые группы зачистить холмы – но это был уже пройденный этап. Пацаны оседлали господствующие высоты плотно, заняв круговую оборону, и противник, попытавшись проделать тот же маневр, обойдя холмы крюком, нарвался на встречный огонь. Судя по докладам ребят, южная группа была довольно многочисленной. Уж если на зачистку Бургер выслал человек по десять, то при себе он оставил не меньше двух десятков, а то и поболе. Штурмовать основное направление, да по чисту полю – много народа нужно… Несколько раз ему прилетало – в плечо, в нагрудную пластину, касательной по шлему – но уник отрабатывал на сто десять процентов. Крупный калибр он избегал как огня – едва только навстречу начинал гулко работать пулемет, Добрынин тут же падал плашмя на землю и ждал, пока затихнут его очереди, в крошку дробящие бетон коровника – а вот легкое стрелковое почти что игнорировал… От этих попаданий он чувствовал лишь мягкие толчки – и сознавал, что комбинезон спас его от очередного смертельного ранения. В ответ на пулю он тут же посылал очередь – и противник умолкал, словно понимая всю бессильность своих аргументов. В такие моменты Добрынину начинало казаться, что он абсолютно неуязвим, словно Ахиллес в своей, данной ему богами, броне, – и это осознание пьянило похлеще любого спиртного напитка! Он одергивал себя, заставлял отрываться, выходить из боя, пережидать, менять позицию, понимая, что ни к чему хорошему это не приведет – а потом, вновь отстреливаясь от противника, чувствовал, как его охватывает срывающая крышу уверенность в собственной неуязвимости и всесокрушающей мощи. Остановился он только тогда, когда очередной автомат глухо клацнул металлом, выплюнув последний патрон. Опомнился, нырнул в укрытие, прислушиваясь – но стрельбы со стороны атакующих слышно больше не было. Молчали и холмы. – Батарей, что у тебя? – У меня чисто, – отозвался Пашка. – Дым раздувает. Тел полно, но живого противника не наблюдаю. – Дома прогляди, оконные проемы… – Никого. Похоже, всех положили. Данил поднялся с колена и встал в оконном проеме в полный рост, пытаясь выманить выстрел – буде на поле еще найдется живой противник – на себя. Иного выхода проверить слова Пашки он просто не видел. Высылать ребят на проверку? Первая же пуля – смерть. Ему-то в костюме, полегче будет… если конечно из «Корда» не саданут. Постоял немного, каждое мгновение ожидая пулю и чувствуя, как холодеет кожа на загривке, – и облегченно выдохнул. И впрямь чисто. – Паникар, на связь. Леха молчал. – Паникар, Добрыня говорит! Слышишь меня? – Слушаю, – квакнул наушник, и по голосу Данил узнал Халяву. – С нашей стороны тоже все пластом. – Потери? – Есть, командир, – спустя долгую томительную паузу, отозвался Артем. – Два трехсотых, легкий и тяжелый, и два двухсотых. Паникар, Маньяк, Бармаглот и Цимус. Данил на секунду прикрыл глаза. Какое же это все-таки чужое слово – «потери». А скрываются за ним свои, те, с кем вот еще час назад спал у одного костра и ел из одной миски… – Хирург с тобой? Жив? – Да. Паникар бодряком, а у Маньяка, говорит, шансов мало. Крови много потерял. Стационар нужен, переливание… – Твою мать! Пусть все что хочет делает – но Маньяка мне сохранит! Какая у него группа? – Один плюс. – Точно? – Ну вроде бы… – У кого еще? – Немой, Букаш, Колобок… – принялся перечислять Халява. – И у меня тоже… – Вот пусть за шиворот хватает – и без разговоров! У него весь инструмент с собой, обвешан подсумками, как джаггернаут! Наверно и стол операционный в кармане таскает!.. – Подожди… Передаю ему… – Командир, Хирург на связи… – Добрынин еле узнал голос Вадима – столько в нем было усталости и какой-то… безнадежности что ли… – Тут не все так просто. Точно я группу и резус его не помню. И он сам наверняка не знает. Но даже если б и знали – нужна проба на совместимость. Начнем гемотрансфузию без пробы – только хуже сделаем. А ведь он много потерял! Стационар нужен! – Да где я тебе стационар возьму?! – А без пробы я не возьмусь – только человека угробим! – Так… Вадим… слушай сюда… – Данил заметался по коровнику, лихорадочно соображая. – Ты же говоришь – так и так шансов мало… Не вмешаешься – один хрен умрет пацан!.. А вмешаешься – может и прокатит!..