– А по-человечески можно?! – Можно, – не задержался с ответом «высший разум». – Ой! То, что ты задумала, это просто кошмар! Кошмар! Нельзя же так! Так у тебя все, кто надо, перемрут, а все, кто не надо, будут жить долго и счастливо. – Писклявый, почти детский голосок резанул по ушам с грацией циркулярной пилы. Я вытаращилась, ошарашенно озираясь вокруг. – Чего? – Ну не тупи, подруга! Ты же хочешь сидеть и ждать. А так нельзя. Миры стабильничать – это тебе не затылок чесать. Тут надо, чтобы все крепенько стояло… Невидимая девица трещала без умолку, осыпая меня такими сленговыми оборотами, каких я никогда не слыхала и догадывалась о смысле с трудом и не всегда. Апогеем стало тонкое дребезжащее хихиканье. – Хватит! – Задача ясна? Привычный механический голос воспринимался почти родным. – Ничего я не поняла! Что не так? Я же меняю все к лучшему, как заказывали! Даже с Виктором подружилась! – Собственное «даже» неожиданно неприятно царапнуло слух. «Совсем тронулась! Уже как Рой заговорила. Тоже мне высокородная очищающая, снизошедшая до отверженного. Тьфу, мерзость!» Но высшему разуму было плевать на такие тонкости. – Не пытайся кардинально перекроить мир. Вероятность успеха – ноль целых восемнадцать сотых процента. – А я все-таки попробую, – обозлилась на такую категоричность я. – Вероятность прекращения твоего существования восемьдесят шесть целых двенадцать сотых процента, – равнодушно продолжил голос. – Вероятность противоположного желаемому результата: тринадцать и восемьдесят восемь сотых процента. Общая вероятность преждевременного прекращения существования ключевых фигур пятьдесят три и четыре десятых процента. Я почувствовала, как кружится голова, и присела на край каменной плиты. В то же время разум был ясен как никогда раньше. А с ним и картина собственной беспечности. Меня пробил озноб, когда я вновь осознала события, которые вот-вот должны произойти, и себя в самой гуще этих поганых событий. А самое главное, свое вопиюще наплевательское отношение к ним. Почему я забываю про тренировки по боевке? Почему не выискиваю самые мощные защитные чары для дома своих родителей? Почему не переезжаю куда-нибудь в первую попавшуюся пещеру отшельничать? Там любой незнакомец будет как на ладони, тем более агрессивный бессмертный! Догадка обожгла плетью. – Ты отбираешь у меня характер из прошлой жизни?! – Не я, – не замедлил с ответом этот ублюдок. – Парадоксальный элемент. Кривая твоего характера может стать для него препятствием и постепенно заменяется. Я готова была разразиться площадной бранью, начать крушить все вокруг заклинаниями, но в последнюю секунду заставила себя остаться на месте. Я даже постаралась загнать поглубже все мысли о подобном бунте, памятуя, с какой легкостью это чокнутое божество, или что там со мной беседует, слышит их. – А если бы мне все-таки удалось кардинально перекроить мир? – нейтрально поинтересовалась я и быстро добавила: – В сторону большей стабильности, разумеется. – Вероятность стремится к нулю… – Голос внезапно заскрежетал и снова заговорил в уже привычной, механически отстраненной манере. – Твоей задачей является изменение колебаний событийных… – Так что?! – перебила я, понимая, что не способна сейчас вникать в странные перепады божественного разума. – Мне теперь нужно замуж за Алия выходить, чтобы он не сдох от последствий собственной глупости и самоуверенности?! Должна опять превратиться в забитую мышь Мери?! В изгоя Виктор?! – Имена собственные в общем графике колебаний событийных маятников не имеют никакого значения, – невпопад отозвался механический математик. – Задача поставлена. Выполняй. Или не выполняй. Такое развитие событий прописано в положении о перерожденцах. – Какая, к черту, задача?! – вышла-таки из себя я. – Что я должна делать?! Как искать этого бессмертного урода?! – Право выбирать методы остается за перерожденцем, – спокойно ответил этот засранец. И прежде чем я успела врезать боевым зеленым пульсаром в ближайшую стену, моя тушка чувствительно приложилась о край кровати в спальне. Еще с минуту я ошалело мотала гудящей головой, а потом провалилась в сон, сильно напоминающий обморок. На следующее утро я с трудом сумела вытащить из памяти подробности своего ночного путешествия в межмирье. Я на собственной шкуре ощутила то, о чем предупреждал обитатель каменного зала: воспоминания корчились, ускользали и обрывались на самом неподходящем месте. Они казались совершенно неважными и неинтересными. Нечто странное действительно отторгало мое восприятие, подменяя чем-то искаженным. Утро выходного дня я ухлопала на то, чтобы собрать себя заново. В ход пошло все вплоть до ментальных техник из иномирной книги. Размышления и расчеты поместились на выдранный из конспекта листок. Клочок бумаги пестрел сокращениями и разнокалиберными стрелочками, которые ничего не сказали бы непосвященному, но я надеялась, что в случае чего напомнят мне основное. Запрятав драгоценную бумажку в секретное отделение сундука, я вздохнула с облегчением. «Бесов вам в печенки, а не карманную очищающую, сволочи!» Выводы получились крайне неутешительными. Особенно для моего самолюбия. Иномирный разум, каким бы ненормальным он ни был, несколько раз прямым текстом говорил о том, что искомый парадокс находится где-то рядом. А я упорно хлопала ушами и ничего не понимала. Даже ментальное воздействие на себя любимую умудрилась прохлопать! Результат этого воздействия я, спасибо иномирной книге, из своих мозгов все же вычистила. Но вот автора этого безобразия выделить так и не смогла. Кто это был? Тория? Она эмпат, и теоретически ее чему-то подобному как раз и должны учить. Но не на третьем же потоке! И потом, она все время старается подтолкнуть меня к каким-то авантюрам и требует место за моей спиной, а не наоборот. Леррой? С бухты-барахты вдруг воспылал ко мне любовью, перевесил всю свою бумажную работу и дает советы по поводу личной жизни… Удивляю я его, видите ли… А помнится, в жены-хозяйки прочил… Заподозрил что-то? Лэнгли… Улыбка доброго наставника для меня и презрительная гримаса для всех прочих. Чудаковатый старик, в гостиной которого ведутся более чем революционные разговоры. Как меня угораздило не сообразить сразу, что именно этот «кружок по интересам» и есть сборище упомянутых Тори магнутых радикалов. Да, рабство никто в моем присутствии не поминал. Но я и была там всего один раз. А ведь был еще Рой с его дурацкими вывертами. Альв, тупой шутник, порой попадавший четко в цель брошенной мимоходом фразой. Вот откуда ему знать, побегу ли я к ректору, узнав некую тайну Дона, или нет? Что думать о самом Доне, который и так в последнее время занимал львиную долю моих мыслей, когда они не касались учебы, я и вовсе не знала. «Будем решать проблемы по списку! – Ближе к вечеру мне удалось взять себя в руки и составить некое подобие плана. – И первой строкой у нас посещение бесовой вечеринки радикалов!» Подумав, я сообразила, что главное – это не менять манеру поведения. Кто бы ни навязал мне мировоззрение жадного до знаний морального урода, но к такому поведению предстоящей привыкли все. Значит, пока пусть так и остается. «Вот только волосы в порядок надо чаще приводить!» – скривилась я, полюбовавшись на воронье гнездо, в которое превратилась моя коса за ночь. Я скрутила волосы в тугой узел на затылке и, удовлетворившись результатом, пошла переодеваться. На этот раз мой выбор пал на бриджи и женский камзол с воротником-стойкой и мелкими пуговками под самое горло. Татуировку, ненавязчивое напоминание Последней Гостьи о том, кто я и откуда пришла, все еще нужно было прятать. Высокие сапоги дополнили образ «плевать на правила хорошего тона», и я, усмехнувшись, вышла из комнаты. «Хотели проехаться по моему характеру – получите». Обедала я в гордом одиночестве. Тори, как обычно, в единственный свободный день недели куда-то убежала. Виктор сидел в библиотеке, в очередной раз позабыв об обеде. Я видела его мельком, но отвлекать не стала. И так из-за необходимости помалкивать о вечеринке у Лэнгли чувствовала себя не в своей тарелке. Но не успела я донести до рта первую ложку, как на мой стол поставили поднос. Я удивленно подняла взгляд. «Кто это тут такой смелый, что приперся без приглашения?» К сожалению, этого незваного сотрапезника прогнать не было никакой возможности. – Приятного аппетита, тиса Мэй, – как ни в чем не бывало пожелал Леррой, усаживаясь напротив. – Благодарю, – склонила голову я, не зная, как на это реагировать. Профессора обычно обедали за своим столом. И то делали это редко, предпочитая таверны в городе. – Я посылал за вами служителя, – спокойно пояснил он, посыпая рагу острой приправой. – Он затруднился воспроизвести ваш отказ. Сказал, что такие слова ему незнакомы. – Наверное, я приняла его за кого-то из студентов, – пожала плечами я, лихорадочно соображая, когда умудрилась послать в таких выражениях посланца профессора. – В последнее время первогодки взяли моду бегать ко мне по всякому ничтожному поводу. – Удивительно. Вы заработали серьезный авторитет среди студентов. Насколько я знаю, вас стараются не беспокоить по пустякам. – Эта простая истина еще не дошла до первогодков, – хмыкнула я. – Возможно. – Леррой зачерпнул рагу, но, едва попробовав, скривился и отодвинул тарелку. «Как это можно есть?» – уловила я на грани слышимости и с трудом сдержала смешок. – Я тоже о студентах. Надеюсь, вам не придет в голову расширять и мой лексикон. – Сомневаюсь, что это было бы интересно. – Я снова взялась за ложку и занялась своим рагу. Кстати, вполне приличным, если не сыпать в него горстями острую приправу. Леррой с минуту молчал, с сомнением рассматривая глиняную кружку с травяным отваром, но в конце концов отставил и ее. – У нас есть три кандидата на отчисление. Сделайте мне по ним отчеты. Наш ректор очень не любит таких летунов на третьем-четвертом потоке. И настаивает, чтобы всех дармоедов буквально тянули за уши! Между нами появились три тонкие картонные папки, и я с трудом сдержала недовольную гримасу: мало мне своих проблем? Аппетит пропал мгновенно, и я поменяла тарелку и документы местами. – Мне нужны полновесные обоснования, почему эти обалдуи не учились, не учатся и, самое главное, не будут учиться. Соберите данные обо всех несданных зачетах, отвратительном поведении… В общем, все, до чего сможете дотянуться. – А нельзя просто написать приказы об отчислении? – проворчала я, представив, сколько драгоценного времени потрачу на затребованные профессором отчеты. – Ясно же, что это… кхм… учиться не будет. – Мне ясно. Вам ясно, – брюзгливо отмахнулся Леррой. – А вот нашему ректору не ясно. Особенно по третьему товарищу будет целая баталия. Ах, у юноши наверняка какие-то проблемы возникли… Ах, ему нужно дать шанс. Я разложила папки веером и с трудом сдержала удивленный возглас. Если два первых кандидата на исключение были мне хорошо знакомы и я с удовольствием лично выставила бы их за ворота, то третьим оказался Ликаст. – В общем, либо напугайте их до колик, чтобы они наконец сдали все задолженности, либо нарисуйте такие характеристики, чтобы колики настигли нашего чрезмерно доброго ректора и он в итоге избавил бы академию от балласта. Я проглотила что-то непонятное, вдруг комом вставшее в горле, и медленно проговорила: – Сдается мне, что их если и сможет кто напугать, так родственники. Ни меня, ни вас, ни тем более ректора они не боятся. Иначе такая ситуация вообще не возникла бы. – Возможно, – поцокал языком Леррой. – Терпеть не могу общаться с родственниками. – Может, мне пообщаться? – закинула удочку я. – И вам захочется ехать в какие-то Единым забытые дебри? – приподнял бровь Леррой. – Конечно, это было бы неплохо… А в такое время даже очень… «Ну же! – мысленно подгоняла я. – Ты же хотел, чтобы я не вмешивалась. Хотел, чтобы держалась подальше от каши, которую собираются заварить лорды Десятки. Так давай! Отпусти меня раньше на каникулы!» – Профессор, – не выдержала я, наблюдая борьбу, буквально написанную у старого интригана на физиономии. С одной стороны, он не хотел выпускать очищающую из-под контроля, с другой – мечтал убрать подальше, чтобы контроль никто не перехватил. – Вы позволите говорить откровенно? Я понизила голос и доверительно заглянула ему в глаза. – Конечно, тиса Мэй! – насторожился он. – Я очень не хочу оказаться в гуще событий. Любых событий. Вы меня понимаете? – Понимаю…