Помню, что Джек увел Рианнон в дом, а затем пытался оттащить меня от Мэдди. — Она умерла, Роуэн, понимаешь, нельзя трогать тело, мы должны оставить все, как есть, до прихода полиции. А я не могла выпустить ее из рук и продолжала плакать. Помню синие мигалки полицейских машин у ворот и смертельно бледное лицо Рианнон. Помню, как сидела на бархатном диване, в окровавленной одежде, а они все спрашивали и спрашивали, как это случилось. А я и сейчас не знаю. Я до сих пор не знаю, мистер Рэксем, правда. Мне известно, что думает полиция. Я поняла по вопросам, которые они задавали. Они считают, что Мэдди поднялась ко мне в комнату и нашла там нечто меня компрометирующее. Например, она подошла к окну и увидела, как я возвращаюсь от Джека. Или обнаружила в вещах что-то связанное с моим настоящим именем. Полицейские думают, что я застала Мэдди у себя в комнате, поняла, что она может меня выдать, открыла окно и… Я не могу это произнести. Даже написать трудно. И все же надо. Они считают, что я выбросила ее из окна, постояла рядом с развевающимися занавесками, любуясь, как она истекает кровью, и спокойно отправилась вниз — пить чай и дожидаться возвращения Рианнон. Они полагают, что я оставила окно открытым намеренно, чтобы создать впечатление, будто девочка упала случайно. Они почему-то уверены, что это не так. Вероятно, тело лежало слишком далеко от здания, словно Мэдди толкнули или она прыгнула. Могла ли Мэдди прыгнуть сама? Я задавала себе этот вопрос тысячу, если не миллион раз. Не знаю. Наверное, мы никогда не узнаем правду о происшедшем. Хотя дом напичкан камерами, ни одна из них не показывает, что случилось в ту ночь с Мэдди. В комнате девочек было слишком темно. Что же касается моей комнаты… Боже… Полиция считает это чуть ли не главным доказательством моей вины. Они добивались ответа, зачем я закрыла камеру, если мне нечего скрывать. Спрашивали об этом снова и снова. Я пыталась объяснить: молодая женщина, одна в чужом доме, и за тобой постоянно следят. Я мирилась с камерами на кухне, в гостиной, в коридорах, даже в детской. Но мне нужно было хоть одно место, где я могла побыть собой — не идеальной няней Роуэн, а Рейчел. — Вы хотели бы иметь камеру у себя в спальне? — прямо спросила я у следователя, а он лишь пожал плечами: мол, судить-то будут не меня, а тебя. Я действительно закрыла камеру. Если бы я этого не сделала, мы, вероятно, знали бы, что случилось с Мэдди. Потому что я ее не убивала, мистер Рэксем. Знаю, я уже говорила. В самом первом письме. Я ее не убивала, и вы должны мне поверить, потому что это правда. Я пишу это письмо в тесной камере, в окно стучит бесконечный шотландский дождь… Смогла ли я вас убедить? Как бы мне хотелось, чтобы вы приехали! Я внесла вас в список посетителей. Приезжайте, хоть завтра. Посмотрев мне в глаза, вы поймете, что я ее не убивала. Правда, убедить полицию мне не удалось. И мистера Гейтса. Я и себя-то не могу до конца убедить. Ведь если бы я не оставила детей, не провела те несколько часов в объятьях Джека, ничего бы не случилось. Я не убивала свою маленькую сестренку, но ее смерть — на моей совести. — Если не ты ее убила, то кто? Помоги нам разобраться, Рейчел, — допытывались полицейские. — Расскажи, что, по-твоему, произошло. А я лишь качала головой. Я действительно не знаю, мистер Рэксем. Я сочинила тысячу версий, одна безумнее другой. Мэдди, птицей вылетающая в темноту, Рианнон, тайком вернувшаяся раньше, Джин Маккензи, притаившаяся на чердаке, Джек Грант, прокравшийся наверх, пока я ждала Рианнон… Кстати, вам известно, что Джек тоже хранил кое-какие секреты? Не столь грандиозные и трагические, как мне представлялось, — нет, он не приходится родственником Кенвику Гранту, во всяком случае, ни ему, ни полиции ничего об этом не известно. Когда я рассказала полицейским о мотке веревки и ядовитом цветке, Джек дал простое и логичное объяснение. Цветок на кухонном столе показался ему знакомым, и он взял его с собой — сравнить с растениями в ядовитом саду. Чтобы пройти в сад, ему пришлось перерезать веревку, а когда подозрения подтвердились, он повесил на калитку цепь с амбарным замком. Нет, ужасная тайна Джека оказалась куда более прозаичной. И она меня ни в коей мере не оправдывает, скорее служит дополнительной уликой, причиной, почему я могла быть заинтересована в сокрытии нашей связи. Оказалось, что Джек женат. Да уж, когда полицейские поняли, что я не знаю, они постарались представить этот факт во всей красе. Им было приятно давить на больное место. На самом деле мне все равно. Что с того, что у Джека есть жена и двухгодовалый сынишка в Эдинбурге? Он мне ничего не обещал. По сравнению со смертью Мэдди все это такая ерунда! Не могу сказать, что за долгие дни, недели и месяцы здесь я не думала о нем. Почему Джек скрывал, что у него есть жена и сын? Почему живет отдельно? Возможно, дело в деньгах. Если Элинкорты платили ему хотя бы половину моей зарплаты, он мог согласиться на работу по финансовым соображениям. А может, они расстались: жена выставила его из дома, и он нашел работу с проживанием. Не знаю — у меня не было возможности спросить. Он не написал, не позвонил, не приехал повидаться. В последний раз я видела его, когда садилась в полицейскую машину, вся в крови. — Все будет хорошо, Роуэн, — сказал он, сжав мои руки. Дверца захлопнулась, меня увезли. Все ложь. От первого до последнего слова. Я не Роуэн. И ничего никогда не будет хорошо. До сих пор вспоминаю слова Мэдди в нашу самую первую встречу, когда она вцепилась в меня руками и спрятала лицо у меня на груди. Не приезжай сюда, это опасно. А затем последние слова, что прокричала она сквозь слезы мне вслед: Призракам это не понравится. Я не верю в призраков, мистер Рэксем. Никогда не верила. Я не суеверна. Но шаги, что ночь за ночью раздавались у меня над головой, — не выдумка. И то, что я просыпалась среди ночи от ледяного холода, — не суеверие. И кукольная голова, катившаяся по персидскому ковру, была настоящей, мистер Рэксем. Такой же настоящей, как вы, и я, и надписи на стенах чердака, и это письмо. Я ведь знаю, когда полиция решила мою судьбу. Дело не в чужом имени и не в украденных документах. И не в том, что я оказалась дочерью Билла, которая якобы решила отомстить новой семье своего отца. Дело в другом. В том, что я рассказала в ту жуткую первую ночь, сидя перед ними в окровавленной одежде, дрожа от страха, горя и ужаса. Я сломалась и рассказала им обо всем. О шагах на чердаке, о ненависти, сочившейся из стен, когда я открыла дверь и ступила на чердак. Именно тогда повернулся ключ в замке. Именно тогда они меня приговорили. Здесь у меня было время подумать, мистер Рэксем. С тех пор как я начала писать это письмо, прошло много времени, чтобы думать, размышлять и догадываться. Я сказала полиции правду, и это меня погубило. Они увидели обезумевшую девушку с прошлым, полным черных дыр. Преступницу, у которой был мотив. Настолько далекую от родных, что она пришла в их дом под фальшивой личиной, чтобы совершить безумный акт мести. Я догадываюсь, что случилось. У меня было время сложить кусочки головоломки — открытое окно, шаги на чердаке, отец, который любил свою дочь так сильно, что это ее убило, и отец, что вновь и вновь бросал своих детей. А самое главное — две вещи, которые я не могла понять до самого конца: телефон и бледное, умоляющее личико Мэдди, в тот первый день, когда я уезжала, ее страдальческий шепот: «Призракам это не понравится». Полиция усмотрела в них доказательства моей вины. Мои отпечатки на телефоне, воспоминание о словах Мэдди и лавина последствий, которую они вызвали. По большому счету, мое мнение не важно. Главное — что подумают присяжные. Послушайте, мистер Рэксем, вы не обязаны верить моим словам. Я отдаю себе отчет, что даже половина рассказанного мной сделает из вас посмешище и оттолкнет присяжных. Я не для этого с вами поделилась. Просто раньше я пыталась рассказать только часть правды — и оказалась здесь. Меня может спасти лишь правда, мистер Рэксем, а она заключается в том, что я не убивала свою сестру. Я бы никогда этого не сделала. Я остановилась на вас, мистер Рэксем, потому что, когда спрашивала у других заключенных, кого выбрать в адвокаты, ваше имя называли чаще других. Говорят, вы спасаете даже тех, у кого не осталось надежды. Это как раз мой случай. Я потеряла надежду. Умер ребенок. Полиция, общественность, журналисты считают, что кто-то должен за это заплатить. Они выбрали меня. Но я не убивала Мэдди. Я ее любила, и я не хочу гнить в тюрьме за то, чего не совершала. Умоляю, поверьте мне. Искренне ваша, Рейчел Герхарт. 8 июля 2019 года Ричарду Макадамсу Строительная компания Эшдауна, внутренняя почтовая система Послушай, Рич, тут такое странное дело: один парень, что работает на реконструкции тюрьмы Чарнворт, нашел в стене стопку старых бумаг. Похоже, их спрятал кто-то из заключенных. Работяга не знал, что с ними делать, и отдал мне, чтобы я поспрашивал. Я только проглядел первые листы, но похоже, что это письма заключенной адвокату, написанные до суда. Не понимаю, почему она их не отправила. Парень, который нашел бумаги, пролистал их. По его словам, то был нашумевший процесс; он местный и помнит шумиху в газетах. В общем, он побоялся выбрасывать эти бумаги, вдруг в них заключены важные свидетельства или они имеют какую-то силу с точки зрения закона. Думаю, сейчас это уже не важно, но я сказал, что разберусь, чтобы он не волновался. Ты можешь проконсультироваться с начальством? Или просто выбросить, да и дело с концом? Не хочется вешать на себя лишнюю бумажную работу. Тут в основном ее письма адвокату, а парочка адресованы ей самой. По-моему, просто о семейных делах, но я на всякий случай положил их в пакет. В любом случае, буду очень благодарен, если возьмешь это на себя. Спасибо, Фил. 1 ноября 2017 года Дорогая Рейчел! Немного странно называть тебя так, но ничего не поделаешь. Прежде всего хочу сказать: мне очень жаль, что все так вышло. Наверное, ты этого не ожидала, но я не стыжусь признаться: мне действительно очень жаль. Ты должна понять, что детишки растут на моих глазах уже почти пять лет, и я перевидала больше нянь, чем съела горячих обедов. Я видела, как Холли крутила роман с мистером Элинкортом под носом у его жены, а потом, когда она сбежала, расхлебывала эту кашу и успокаивала девочек. С тех пор няни приходили и уходили одна за другой, разбивая сердца невинным ангелочкам. Каждый раз, когда приезжала новая, а все они были молодыми симпатичными девушками, мое сердце словно сжимала ледяная рука. Лежа по ночам без сна, я думала, должна ли сказать миссис Элинкорт, что за человек ее муж, и какова эта Холли, и почему она ушла на самом деле. И каждый раз решала ничего не говорить, скрывала свой гнев и твердила себе, что теперь все будет по-другому. Так что признаюсь, когда я увидела тебя и поняла, что миссис Элинкорт наняла очередную хорошенькую девушку, у меня упало сердце. Не важно, что ты за человек: воспользуешься возможностью, как Холли, или дашь ему от ворот поворот, бедные детишки все равно будут страдать, когда ты махнешь хвостом и улетишь, а то и его с собой захватишь. Из-за этого я злилась, скажу честно. Не стыжусь признаться. Но мне стыдно, что так обращалась с тобой; я не должна была срывать свою злость на тебе. И я хочу извиниться. Ведь что бы ни думала полиция, я уверена: ты скорее прошла бы босиком по битому стеклу, чем причинила вред милым крошкам. Знай: я так и сказала полицейскому, который меня допрашивал. Так и сказала: я от нее не в восторге и не скрываю этого, но она никогда бы не обидела бедняжку Мэдди, и вы не там ищете, молодой человек. В любом случае, я пишу, чтобы ты знала. Сказать тебе и снять камень с души. Есть и еще одна причина. Элли тоже написала тебе письмо. Положила в конверт и сама запечатала, заставив меня пообещать, что я не прочту. Я сдержала обещание. Я считаю, что нужно держать слово, даже если имеешь дело с маленькими детками. Но хочу попросить тебя: если в этом письме есть что-то важное для меня или для ее матери, напиши нам. Туда не пиши, дом закрыт, и бог свидетель, что у несчастной миссис Элинкорт и без того полно забот. Она ушла от мужа — тебе сообщили? Забрала детей и уехала на юг к родителям. Мистер Элинкорт тоже уехал. На него подала в суд практикантка из фирмы, так говорят в деревне, и ходят слухи, что дом будет продан, чтобы оплатить судебные издержки. Но я укажу свой адрес внизу, если что, отправь письмо мне, и я сделаю все, что нужно. Надеюсь, ты это сделаешь, потому что знаю: ты любила этих деточек, как и я. Я не верю, что ты можешь причинить вред Элли, правда ведь? Я молилась Богу и пыталась услышать его ответ, и я верю тебе, Рейчел. Умоляю, не подведи меня. Всегда твоя, Джин Маккензи 15а, Хай-стрит, Карнбридж Кому: От кого: Тема: