Я стянула с высоко завязанного хвоста резинку, и мои густые жесткие волосы короной встали над головой, а вежливая, дружелюбная улыбка, приклеенная к лицу с момента приезда, сменилась безразличным выражением. Расстегивая пуговицы кардигана, снимая блузку и твидовую юбку, я точно освобождалась от слоев притворства, вновь становилась собой — девушкой, которая может весь выходной валяться на диване в пижаме, залипнув на «Судью Джуди», вместо того чтобы читать книгу по развитию личности. Она бы назвала Билла грязным извращенцем, а не стояла, парализованная вежливостью, и не ползала у него под ногами, вытирая пролитое вино. Меня отвлекли от неприятных мыслей сложности управления контрольной панелью. К тому времени как я установила нормальную температуру и вспомнила, как пользоваться душем, сердце билось уже ровнее, и я почти уговорила себя смириться с происходящим. Что с того, что Билл — свинья? Он не первый подонок, которого я повстречала на своем жизненном пути. Почему же меня это так задело? Разумеется, я знала ответ. Дело не в нем лично, а во всем, что он собой олицетворяет. Потратив столько сил, я тщательно разработала план, который привел меня сюда. С решением устроиться на эту работу были связаны мои самые смелые надежды и мечты. У меня появилось чувство, что жизнь наконец-то пойдет так, как надо, что я нашла свое место. Мне казалось, что здесь все идеально. Наверное, слишком идеально. Должна же быть в бочке меда ложка дегтя. Билл. Внезапно вся эта чушь со сверхъестественными явлениями разрешилась. Никакого полтергейста. Всего лишь обычный среднестатистический мужик слегка за пятьдесят, который не может удержать свой член в штанах. Старая как мир, скучная и гнусная история. Приняв душ, я почистила зубы, забралась в постель и подняла взгляд к потолку, в который были вставлены маленькие светильнички, мигающий пожарный датчик у двери, и… и еще что-то в углу. Сигнализация от воров? Еще один датчик? Или… Я вдруг вспомнила слова Сандры на собеседовании. Неужели камера? Нет, это было бы слишком чудовищно. Они не могут следить за работниками. У меня есть право на неприкосновенность частной жизни, или как там оно правильно называется. Я встала, завернулась в халат и поставила стул на ковер под похожей на яйцо штукой в углу на потолке. На полу, там, где я раздевалась перед походом в душ, валялись мои носки. Я взяла один, вскарабкалась на стул, встала на цыпочки и натянула его на датчик. Слишком длинный носок с грустным и безутешным видом повис под потолком. Глупо, конечно, но лишь после этого я успокоилась, залезла под одеяло и уснула. Ночью я неожиданно проснулась, охваченная тревогой. Сердце выскакивало из груди. Хотя мне ничего не снилось, что-то резко вырвало меня из сна. Прошла минута, и я услышала звук шагов. Скрип… скрип… скрип… Медленно и размеренно, как будто кто-то ходит по деревянному полу. Этого не могло быть, потому что второй и третий этажи сплошь застилало ковровое покрытие. Скрип… скрип… скрииип… Тяжело, гулко. Шаги взрослого мужчины, а не ребенка. Звук раздавался сверху… а я находилась на верхнем этаже. Я медленно села в кровати и потянулась к ночнику. Он не включился. Я щелкнула кнопкой еще раз — с таким же результатом, и наконец сообразила, что выключила освещение на главной панели. Я боялась среди ночи затевать эксперименты с панелью, рискуя нечаянно включить музыку и разбудить весь дом, поэтому вытащила из зарядки телефон и включила фонарик. Сдавило грудь. Потянувшись за ингалятором, я поняла, что в комнате стоит жуткий холод. Наверное, перестаралась с кондиционером. Выбравшись из-под одеяла, я набросила на себя лежавший в ногах халат и постояла посреди комнаты, стараясь не стучать зубами. Тонкий луч телефонного фонарика освещал узкий кусочек светло-желтого ковра. Шаги прекратились; я затаила дыхание и прислушалась, не начнутся ли они вновь. Ничего. Я еще раз прыснула из ингалятора, подождала пару минут. Тишина. Меня одолевало искушение залезть под теплое одеяло и притвориться, что ничего не слышала, но я знала, что не усну спокойно, если хотя бы не попытаюсь выяснить источник шума. Запахнув плотнее халат, я приоткрыла дверь в коридор. Никого. Заглянула в чуланчик для швабр: швабры, метлы и заряжающийся от розетки пылесос. Из живых существ там поместилась бы разве что мышь. Я закрыла чулан и, стараясь не принимать близко к сердцу зловещее предупреждение, попробовала открыть дверь в комнату Рианнон, чувствуя себя преступницей. Я почему-то думала, что она будет заперта, однако ручка поддалась без малейшего сопротивления, и тяжелая дверь распахнулась, шурша по толстому ковру. Хотя светонепроницаемые шторы были полностью задернуты и в комнате стояла непроглядная тьма, я сразу поняла, что здесь никого нет. Воспоминание о шагах почти улетучилось. У меня создалось впечатление, что звуки исходили откуда-то сверху, однако люка на чердак не было. Может, что-то на крыше? Птица? Поежившись от холода, я вернулась к себе и в нерешительности постояла посреди комнаты, прислушиваясь, не раздадутся ли вновь шаги. Ничего не дождавшись, я выключила фонарик и улеглась в постель, но уснула не скоро. — Мамочка-а-а! «Тесла» удалялась по направлению к главной дороге, а заплаканная Элли бежала вслед за ней. Хотя Джек ехал медленно, коротенькие ножки девочки не успевали за автомобилем, и она безнадежно отставала. — Мамочка, вернись! — Пока, девочки! — Сандра высунула голову в окно, ее медово-русые волосы развевались на ветру. Несмотря на жизнерадостную улыбку, я видела по глазам, что она расстроена, просто не хочет показывать это детям. Билл не оборачивался. Он сидел рядом с женой, уткнувшись в телефон. — Мамочка! — отчаянно голосила Элли. — Мамочка, не уезжай! — Я скоро вернусь! Вы чудесно проведете время с Роуэн, а я скоро приеду! До свидания! Я вас люблю! Машина завернула за поворот и исчезла среди деревьев. Сделав еще несколько спотыкающихся шагов, Элли испустила горестный вопль и бросилась на землю. — О Элли! — Перехватив поудобнее Петру, я подбежала к девочке, лежавшей посреди дороги лицом вниз. — Элли, милая, пойдем домой, будем есть мороженое. Если верить указаниям в красной папке, девочки получали это редкое лакомство не каждый день, но Элли потрясла головой и взвыла еще громче. — Пойдем, солнышко! Я с трудом наклонилась и потянула ее за руку, чтобы поставить на ноги. Она взвизгнула и вырвала ручонку, ударившись по инерции кулачком о камень. — Ой! — вскрикнула Элли, зарыдала с удвоенной силой и сердито посмотрела на меня красными, заплаканными глазами. — Ты сделала мне больно! — Я только хотела… — Уходи, ты меня ударила! Я маме расскажу! Я стояла в полной растерянности, не зная, что предпринять. — Уходи! — вновь крикнула девочка. В конце концов я вздохнула и пошла к дому. Не очень-то хотелось оставлять ребенка прямо на дороге, однако я рассудила, что ворота закрыты, а Джек вернется не раньше чем через полчаса. За это время Элли успокоится, и мне удастся заманить ее в дом. Петра у меня на руках захныкала, и я подавила вздох. Если еще и эта разбушуется… А где, черт возьми, Мэдди? Она пропала еще до отъезда родителей: убежала куда-то в парк, отказавшись прощаться. — Да оставь ты ее в покое, — сказал Билл Сандре, которая носилась вокруг дома, чтобы найти Мэдди и поцеловать на прощанье. — Знаешь ведь, она всегда зализывает раны в одиночестве. Зализывает раны. Это ведь просто глупый штамп? Тогда я не придала значения его словам, а впоследствии задумалась. Откуда у Мэдди раны? Вернувшись в дом, я усадила Петру в высокий стульчик, пристегнула ремешками и залезла в красную папку в поисках инструкций: что делать, если дети исчезли с лица земли? Беглый обзор многостраничного опуса, предпринятый мной после завтрака, показал, что в нем есть информация обо всем на свете: сколько и когда нужно давать «Калпола», как проводить ритуал отхода ко сну, какие сказки любимые, как бороться с опрелостями, когда делать домашнее задание, каким стиральным порошком стирать балетные пачки. Сандра не упустила ни одной мелочи: что давать детям на перекус между приемами пищи, какие программы можно смотреть по телевизору и как долго. Единственное, чего я не нашла, — это инструкций на случай полного исчезновения. Если они там и были, я до них пока не дошла. Однако, просматривая распорядок «типичного выходного дня», я поняла, что Петра пропустила ланч, чем может объясняться ее раздражительность. Прежде чем начинать возню с обедом, мне хотелось выяснить, где девочки, но я решила дать ей перекусить, чтобы хоть как-то успокоить. Так. 6.00. Все младшие девочки (особенно Элли) склонны к раннему пробуждению. В связи с этим мы установили специальное приложение «Счастливый зайка». Это электронные часы с изображением спящего зайчика. В шесть утра они автоматически беззвучно переключаются на изображение бодрствующего зайчика. Если Элли проснется раньше, следует мягко (!) предложить ей посмотреть на часы и вернуться в постель, если зайка еще спит. Разумеется, вы можете сделать исключение, если ей приснился плохой сон или она захотела в туалет. Господи, в этом доме чихнуть нельзя без использования дурацкого приложения!.. Я читала дальше, пропустив выбор одежды на случай дождя и примерное меню завтрака, и дошла до перекуса в половине одиннадцатого. 10.30–11.15. Перекус — например, фрукты или ягоды, а именно: бананы, голубика, виноград (для Петры виноградинку следует разрезать на четыре части), изюм (не много, он вреден для зубов), хлебцы, рисовые крекеры, огуречные палочки. Никакой клубники (у Элли аллергия), никаких орехов (ореховую пасту можно, но только натуральную, без соли и сахара), и наконец, Петре нельзя продуктов, которые содержат рафинированный сахар либо соль (старшим можно продукты, содержащие сахар в умеренных количествах). За этим трудно уследить, если вы на прогулке; в таких случаях я предлагаю брать с собой заранее приготовленный перекус. Понятно, перекус готовлю все-таки я, а не приложение. На предыдущих работах я никогда не сталкивалась с такими подробными указаниями. В «Малышатах» инструкция для персонала представляла собой тоненькую брошюрку, в которой основное внимание уделялось тому, как сообщить о невыходе на работу в связи с болезнью. Правила — согласна. Ограничения телевизора, предосторожности, аллергия — это нормально. Но объяснять человеку, почти десять лет проработавшему с детьми, что виноградинку для Петры надо порезать на четыре части?.. Закрыв папку, я погрузилась в раздумья. Может, у Сандры началась паранойя из-за частой смены нянь? Или она пытается не терять связь с детьми даже во время вынужденного отсутствия? С Биллом все ясно: он готов без сожалений оставить своих детей с практически незнакомым человеком. А папка Сандры указывает на совершенно иной тип родителя, который тяжело переживает по этому поводу. Напрашивается вопрос: почему в таком случае она уезжает вместе с мужем? Необходимость реализовать себя в профессии? Или что-то другое? Посредине бетонной столешницы стояла огромная мраморная ваза со свежими апельсинами, мандаринами, яблоками и бананами. Оторвав от связки банан, я очистила его, положила несколько кусочков на подносик перед Петрой и пошла посмотреть, не вернулась ли Мэдди. Ее не было ни в детской, ни в гостиной, ни вообще в доме. Я подошла к двери черного хода, через которую она убежала утром, и крикнула: — Мэдди! Элли! Мы с Петрой едим мороженое! Я замолчала и прислушалась, ожидая треска веток и топота детских ног. Тишина. — С посыпками! Я понятия не имела, есть ли у Сандры посыпки, и совершенно не беспокоилась, что могу ненароком обмануть детей, главное — увидеть, что они здесь. Тишина, только птицы поют. Солнце скрылось за тучами, стало прохладно, на моих голых руках выступила гусиная кожа. Мне подумалось, что, несмотря на июнь, сейчас был бы куда уместнее горячий шоколад, чем мороженое. — Как хотите, — крикнула я, — мне больше достанется! Не дождавшись ответа, я вернулась в дом, оставив дверь приоткрытой. И не поверила своим глазам. Петра стояла на высоком стульчике в дальнем конце стойки, победно размахивая куском банана. — Твою мать! Кровь отхлынула от моего лица, я застыла на месте, тупо уставившись на опасную позу малютки, бетонный пол и ее слабенькие ножки на скользком дереве. Придя в себя, я метнулась вперед, споткнувшись о лежащего на полу плюшевого мишку, ударилась об угол стойки и схватила ребенка на руки. — О боже! Петра, ты плохая девочка! Нельзя так делать. Господи, она запросто могла погибнуть! Если бы она упала и ударилась головой о бетонный пол, то вряд ли отделалась бы сотрясением мозга. Как я могла совершить такую глупость? Большую часть сознательной жизни я присматривала за маленькими детьми. Я все сделала правильно — отодвинула стульчик от стойки, чтобы Петра не могла оттолкнуться ножками и упасть назад. Я точно знала, что пристегнула ее. Застежки были слишком жесткими для ее пальчиков. Как же у нее получилось? Вывернулась из ремешков? Я осмотрела застежки. Одна была закрыта, а другая расстегнута. Черт. Наверное, я защелкнула ее не до конца, она расстегнулась от возни Петры, и та выбралась из стульчика. Значит, это я виновата. У меня на ладонях выступил холодный пот, к щекам прилила кровь. Слава богу, что Сандры нет дома. Я допустила элементарную небрежность, и она могла уволить меня немедленно.