– Можешь начинать прямо сейчас, – проворчал Торольф. Обернувшись, мы увидели, что с севера приближаются два десятка всадников. Подобно нам они несли ветви мира. – Мне нужно время. – Стеапа погнал коня вниз по склону, где Анлаф предположительно собирался нанести самый мощный удар. Стеапа галопом проскакал по низине, где полагалось встать левому флангу «стены» Этельстана, затем повернул, следуя берегу реки. Я видел, что он осмотрел малую речку, потом снова пришпорил скакуна, возвращаясь к нам. К этому времени я разглядел среди приближающихся всадников Анлафа, Константина и Ингильмундра. Мы ждали. – Выродок, – прорычал Стеапа, глядя на конных. – Ингильмундр? – Вероломный мерзавец. – Стеапа сплюнул. – Ему-то известно, что Этельстан не дурак. – За исключением того, что сам он его дурачил достаточно долго. Когда всадники подъехали ближе, мы замолчали. Они натянули поводья в дюжине шагов. Анлаф широко улыбнулся: – Лорд Утред, ты вернулся! Принес ответ короля? – Коня прогуливаю и показываю местность лорду Стеапе. – Лорд Стеапа… – повторил Анлаф. Ему доводилось слышать о нем, но как о человеке из дедовских времен. – Еще один старик? – Он говорит, что ты старик, – перевел я Стеапе. – Передай ему, что он эрслинг и что я вспорю ему брюхо от яиц до глотки, – сказал великан. Переводить мне не пришлось, это сделал Ингильмундр, и Анлаф расхохотался. Не обращая на него внимания, я посмотрел на Константина. Я довольно часто встречался с ним и питал к нему уважение. – Государь, мне жаль видеть тебя здесь. – Я склонил голову. – У меня не было желания сюда являться, но твой король невыносим, – отозвался шотландец. – Монарх всей Британии! – Скажем так: он самый могущественный монарх в Британии, – предложил я. – А вот это, лорд Утред, мы здесь и решим. Говорил Константин надменно, но я угадывал толику сожаления в его голосе. Он был слишком стар, вероятно на несколько лет моложе меня, его суровое и красивое лицо избороздили морщины, а борода поседела. Как всегда, он надел ярко-синий плащ. – Если ты отречешься от претензий на Камбрию и уведешь своих людей обратно в Альбу, то и решать станет нечего, – предложил я. – За исключением того, кто будет править в Нортумбрии, – возразил Константин. – Ты позволишь язычнику владеть ею? – спросил я, кивнув на Анлафа. Тот слушал Ингильмундра, переводившего наш разговор. – Лучше язычник-союзник, чем высокомерный щенок, который держит нас вместо скотины. – Государь, он считает тебя добрым христианином. И полагает, что все христиане Британии должны жить в мире. – Под его властью? – Константин фыркнул. – Под его покровительством. – Мне покровительство саксов ни к чему. Пусть запомнят урок: Шотландию нельзя унижать. – Тогда уходи с этой земли, – посоветовал я. – Король Этельстан идет сюда с армией, с непобедимой армией, и твое унижение станет еще большим. – Пусть приводит свое войско, – заявил Ингильмундр на языке саксов, – наши копья проголодались. – Что до тебя, вероломный кусок дерьма, – сказал я, – то я скормлю твой труп саксонским свиньям. – Хватит, – буркнул Стеапа. – Ты намерен сразиться с моим королем здесь? – Если у него достанет смелости прийти, – перевел Ингильмундр ответ Анлафа. – Тогда продли перемирие еще на одну неделю. После того как Ингильмундр перевел, повисла тишина. На лице у Анлафа отразилось сначала удивление, потом подозрение. – Вы принимаете это поле боя? – спросил он наконец. – Передай, что мы принимаем поле, – ответил Стеапа. – И побьем его здесь. Место не хуже любого другого, а армию, которую мы выставим, никто не может разбить! – И вам нужна еще неделя? – задал вопрос Анлаф. – Чтобы вы собрали побольше народу на убой? – Нам требуется неделя, чтобы привести сюда войско, – заявил Стеапа. Анлаф не посмотрел на Константина, что меня удивило, а сразу кивнул. – Неделя, считая с этого дня, – сообщил он. – А до тех пор вы остаетесь к северу от этих ореховых жердей, а мы к югу, – добавил Стеапа, указав на линию прутьев к северу от моста. – Согласны, – торопливо вставил Константин, видимо стремясь показать, что он на равных с Анлафом. – Потом мы еще раз встретимся. – Стеапа развернул коня и, не произнеся больше ни единого слова, поскакал обратно к мосту. Ингильмундр провожал взглядом едущего по пологому склону Стеапу. – Этельстан уполномочил его принимать решение? – спросил он. – Да, – ответил я. – Ведь его же называют Стеапа Снотор! – Ингильмундр осклабился и перевел старую издевку Анлафу. Тот загоготал: – Стеапа Глупый! Через неделю свидимся, лорд Утред. Я ничего не ответил, просто развернул Сновгебланда и поскакал следом за Стеапой, нагнав его у въезда на мост. – Так ты согласен со мной? – спросил я. – Если мы не сразимся с ним здесь, то потеряем Сестер, а он войдет в Северную Мерсию. Рано или поздно нам придется схватиться с ним, но он выберет холм еще выше, склон еще круче, и выиграть битву станет вдвойне труднее. Здесь не лучшее место для боя, но ты прав. Тут у нас есть неплохой шанс победить. Копыта наших коней зацокали по мосту. – На его стороне преимущество, – продолжил Стеапа. – И нам придется нелегко. – Как всегда. – Но, если Бог нам поможет, у нас есть шанс на победу. – Он перекрестился. На следующий день Стеапа поехал на юг к Этельстану, который вел армию на север. Решение было принято: нам предстояло дать бой в Вирхелуме. * * * Стеапа настоял на недельном перемирии с целью дать войску Этельстана подтянуться к Сестеру, но на деле на это ушло всего три дня. К вечеру третьего в построенной Этельфлэд церкви состоялась служба. Этельстан приказал, чтобы все его командиры присутствовали и привели своих людей. Я взял только пятьдесят из моих христиан. Монахи пели, верующие кланялись, преклоняли колени и стояли. Наконец мой сын-епископ встал перед алтарем и начал проповедь. Мне не хотелось здесь находиться, но Этельстан настоял, поэтому я расположился в задних рядах, среди отбрасываемых высокими подсвечниками теней, и приготовился выслушать все, что скажет мой сын. Он был известен ненавистью к язычникам, и я ожидал яростной брани, направленной по видимости против Анлафа, но, без сомнения, с намеком и на меня. Но сын удивил. Он говорил о земле, которую мы защищаем: о полях и лесах, озерах и горных пастбищах. Говорил о семьях, о женах и детях. И делал епископ это хорошо: не громко, но голос его доносился до нас вполне отчетливо. – Бог на нашей стороне! – заявил он. – Это на нашу землю пришли враги, так разве Господь может нас оставить? Я слушал, думая про себя, что во время нашествия Этельстана на Шотландию епископы Константина вещали то же самое. – Мы называем всю эту землю нашей по праву, – продолжил Освальд, – потому что Нортумбрия – часть Инглаланда, а мы сражаемся за Инглаланд. Да, мне известно, что Нортумбрия наводнена язычниками! – Я внутренне содрогнулся. – Но язычники есть и в Инглаланде. Епископ Ода родился язычником! Я сын нортумбрийского язычника! И тем не менее оба мы принадлежим энглийскому народу! – Голос его возвысился. – Оба мы христиане! Оба епископы! У скольких из стоящих в этой церкви были родители-язычники? Вопрос застал всех врасплох, но постепенно стали подниматься руки, включая руку моего сына. Меня удивило число поднятых рук, но, по зрелому рассуждению, большинство воинов Этельстана было из Мерсии, а северная ее часть долгое время находилась под властью данов и заселялась ими. Мой сын опустил руку. – Но теперь мы не разделяемся на данов и саксов, – продолжил он торжественным тоном. – И не на язычников и христиан. Все мы энглийский народ! И с нами Бог! Хорошая получилась проповедь. Мы все тревожились. В войске Этельстана было известно, что нам предстоит сражаться на поле, выбранном врагом, и по армии гулял слух, будто бы сам Этельстан не одобрял данное Стеапой согласие.