– Я приплыл на другом, лорд! Как жизнь? – Скукотища! – Человек разглядывал меня сквозь пелену дыма. – Это твой отец? – Друг, – ответил Эгил с нажимом. Здоровяк, которым, как я понял, был Торфинн Раскалыватель Черепов, хмуро посмотрел на меня. – Подойдите-ка, – буркнул он, и мы с Эгилом покорно прошли по утоптанному земляному полу зала мимо двух очагов с дымящим торфом и остановились перед низким помостом, где за столом восседали с десяток воинов. – У друзей должны быть имена, не так ли? – требовательно спросил он. – Мое имя Торфинн Хаусаклюйфр. – А мое – Утредэрв, – представился я. Так меня прозвали христиане. Это означает Утред Проклятый. – Это Утред, лорд Беббанбургский, – добавил Эгил. Реакция в зале была лестной: народ начал тут же перешептываться. Кое-кто поднимался, чтобы получше меня разглядеть. Торфинн просто смотрел, а потом ни с того ни с сего разразился хохотом. – Утред Беббанбургский! – насмешливо воскликнул он и поднял руку, призывая зал к тишине. – А ты старый! – Притом что многие пытались меня убить, – напомнил я. – Как и меня! – усмехнулся Торфинн. – Тогда я молю богов, чтобы и ты дожил до преклонных лет. – И что понадобилось Утреду Беббанбургскому в моих владениях? – поинтересовался ярл. – Приехал посмотреть на Торфинна Раскалывателя Черепов. И убедиться лично, так ли он ужасен, как говорит молва. – Ну и как? – Торфинн раскинул могучие руки, как бы выставляя себя во всей красе. – Не страшнее Уббы Ужасного, которого я убил. И уж точно не страшнее Кнута Длинного Меча, тоже зарезанного мною. Люди боялись Свейна Белая Лошадь, но он сразился со мной и погиб, как и ульфхедин Скёлль. Теперь их черепа украшают ворота моей крепости. Несколько ударов сердца Торфинн пристально смотрел на меня, потом громогласно расхохотался, и в ответ на этот смех люди в зале застучали по столам и разразились криками. Норманнам нравятся воины, нравится воинская похвальба, и я угодил им. Всем, кроме одного человека. Человек этот сидел по правую руку от Торфинна, на почетном месте. И он вовсе не веселился. Это был молодой мужчина, и он с первого взгляда показался мне самым уродливым из всех, кого мне доводилось встречать. А еще от него исходили мощь и угроза. У него был высокий лоб с наколотым изображением оскалившегося дракона, широко расставленные глаза, очень голубые, и рот с тонкими губами, кончики которых были опущены. Каштановые волосы он заплел в дюжину косичек, как и бороду. Угадывалось что-то звериное в этом лице, вот только зверь этот был не из числа мне известных и не из тех, на кого хотелось бы поохотиться. На меня смотрело свирепое, жестокое лицо, взгляд немигающих глаз следил за мной, как за добычей. Человек этот явно принадлежал к высокому рангу, так как на шее у него висела искусной работы золотая цепь, а на заплетенных в косицы волосах возлежал простой золотой обруч. В руке он держал длинный нож с узким лезвием: видимо, разрезал им пищу. Обратившись к Торфинну, он направил острие в мою сторону. Ярл склонился, чтобы выслушать, поглядел на меня, потом выпрямился. – Лорд Утред! – Лицо Торфинна все еще излучало радость. – Познакомься со своим королем! Я на миг растерялся, но сумел подобрать верные слова: – Каким именно? – А он у тебя не один? – с любопытством спросил Торфинн. – На мои земли претендуют Константин и Этельстан. – Я помедлил, потом посмотрел на молодого человека с белесыми глазами и понял, о ком вел речь Торфинн. Неужели это правда? Следующие мои слова были продиктованы внезапным порывом гнева. – Есть еще и какой-то нахальный юнец из Дифлина. Улыбка сошла с лица Торфинна. В зале повисла тишина. – Нахальный? – переспросил ярл с угрозой в голосе. – Не наглость ли претендовать на трон, которого никогда не видел? Не говоря уж о попытке на него усесться? Если достаточно только заявить претензию на трон, то почему бы мне не потребовать себе трон Дифлина? Претендовать на престол легко, а вот занять его – трудно. Парень воткнул нож в стол, и тот остался стоять, дрожа. – Брать саксонскую землю просто, – заявил он. Голос у него был резкий, грубый. Он пристально смотрел на меня своими на удивление бледными глазами. Торфинн мог строить из себя наводящего ужас, этот тип действительно был таким. – Я король Нортумбрии, – твердо провозгласил он. Собравшиеся в зале одобрительно зашумели. – Гутрум пытался захватить саксонское королевство, – сказал я, перекрывая гомон. Выходит, это и есть Анлаф, король Дифлина, а значит, внук Гутрума. – И я был в армии, заставившей его обратиться в трусливое бегство и оставить залитый кровью северян склон холма. – Ты не признаешь, что я король? – спросил Анлаф. – Войско Константина стоит в Камбрии, а Этельстан занимает Йорвик, – напомнил я. – Где твои дружины? – Я помедлил, но он не проронил ни слова. – А вскоре, – продолжил я, – силы Этельстана займут и Камбрию. Он в ответ хмыкнул: – Этельстан – щенок. Он тявкает, как дворняга, но не осмелится воевать с Константином. – Тогда тебе стоит знать, – сказал я, – что армия этого щенка уже севернее реки Фойрт, а его флот идет вдоль побережья. Анлаф и Торфинн оба уставились на меня. Зал притих. Они ничего не знали. Да и откуда? Новости путешествуют не быстрее чем лошадь или корабль, везущие их, а мой корабль был первым, достигшим Оркнейяр с тех пор, как Этельстан вторгся в земли Константина. – Он говорит правду, – сухо подтвердил Эгил. – Это война? – Торфинн оправился первым. – Король Этельстан устал от вероломства скоттов, – пояснил я. – Устал от того, что норманны норовят стать монархами в его стране. Так что да, это война. Анлаф молчал. Его претензия на трон Нортумбрии основывалась на праве родства, но в осуществлении своего права он полагался на царящий на севере хаос. Мои новости означали, что армия Этельстана искоренит этот хаос. Так что если Анлаф хочет стать королем Нортумбрии, ему предстоит сразиться с Этельстаном. Парень это понимал. И его явно не устраивали открывающиеся перспективы. Торфинн нахмурился: – Ты говоришь, что флот щенка идет на север? – Да. Мы оставили его в устье Фойрта. – Но корабли Константина прошли на запад мимо этих островов три дня назад. Это подтверждало мои догадки: Константин, не подозревая о планах Этельстана, отправил большую часть флота досаждать берегам Камбрии. – До них не успели дойти вести, – предположил я. – Скамью для моих гостей, – произнес Торфинн, потом сел, хлопнул по столешнице и указал на конец высокого стола. Анлаф наблюдал, как нас усаживают и угощают элем. – Ты убил Гутфрита? – спросил он вдруг. – Да, – беззаботно ответил я. – Он приходился мне двоюродным братом! – И ты его не любил, – напомнил я. – К тому же теперь ты получил шанс взойти на трон. Тебе следует меня благодарить. В зале раздались смешки, быстро стихшие под сердитым взглядом Торфинна. Анлаф выдернул нож из столешницы. – Почему бы мне не убить тебя? – поинтересовался он. – Потому что моя смерть ничего тебе не даст. Потому что я гость в доме Торфинна. И к тому же я тебе не враг. – Неужели? – Все, что меня заботит, государь, – я почтил его титулом, так как он был королем Дифлина, – это мой дом. Беббанбург. Весь остальной мир может погружаться в хаос, но свой дом я буду защищать. Мне без разницы, кто сидит на престоле Нортумбрии, до тех пор, пока меня не трогают. – Я отхлебнул эля, потом взял с блюда жареную гусиную ножку. – К тому же я стар! Скоро отправлюсь в Валгаллу и повидаюсь там еще с кучей твоих родичей, павших от моей руки. Неужели ты хочешь поторопить эту встречу? Эта реплика вызвала оживление вокруг, но не у Анлафа. Тот, не обращая на меня внимания, перешептывался с Торфинном. Тем временем арфист играл, а служанки разносили еду и выпивку. Посланец, провожавший нас до дома, жаловался на недостаток эля, но на самом деле эль лился рекой, и оживление в зале усиливалось, пока Эгил не попросил арфу. Собравшиеся разразились радостными криками, но Эгил ударил по струнам, требуя тишины. Он исполнил песню собственного сочинения. Песню, полную битв, пропитанной кровью земли и воронов, пирующих плотью врагов. Но нигде не было сказано, кто сражался, кто победил, кто проиграл. Я слышал ее раньше, Эгил называл ее «Песнь о побоище». «Она должна послужить предупреждением о нашей судьбе, – сказал он мне однажды. – И напомнить нам, что мы все глупцы. И разумеется, глупцы от нее в восторге». Когда смолк последний аккорд, слушатели разразились криками. Потом снова пел арфист Торфинна, но часть пирующих уже уснула, а другие выходили, шатаясь, в северную ночь в поисках ночлега. – Вернемся на корабль? – вполголоса спросил Эгил. – Мы узнали все, что хотели. Выяснили мы то, что большая часть кораблей Константина ушла на запад, и это хорошая новость для Этельстана, и ее следует ему сообщить. Я вздохнул. – Значит, отходим с утренним отливом? – И будем надеяться, что ветер переменится, – проворчал Эгил. – Если он останется юго-западным, назад плестись нам придется долго и мучительно. Эгил встал. Он собирался поблагодарить Торфинна за гостеприимство, но здоровяк уже уснул, повалившись на стол. Поэтому мы вдвоем спрыгнули с помоста и зашагали к двери. – Ты встречался с Анлафом раньше? – спросил я, когда мы вышли на свежий ночной воздух. – Никогда. Но наслышан о его репутации. – Я тоже. – Свирепый, умный и амбициозный.