– Неправильно истолковал, значит, – протянул я. – Вот именно. – И дал деру от тебя и Этельстана. Прям вот от вас двоих? – Нет, конечно, – ответил Ода все тем же спокойным тоном. – Нас сопровождали две с лишним тысячи воинов. Навоевавшись по горло, я хотел жить в Беббанбурге, слушать, как длинные волны разбиваются о берег и как ветер вздыхает над крышей дома. Я понимал, что мне остались считаные годы, но боги милостивы. Мой сын – взрослый мужчина и унаследует обширные владения, я до сих пор могу скакать на коне и охотиться, и у меня есть Бенедетта. Темперамент у нее как у перегревшейся на солнышке куницы, это верно, но она преданная и нежная и блеском своим озаряет хмурое беббанбургское небо, и я ее люблю. – Две тысячи воинов, – ровным голосом повторил я. – И теперь ему понадобился я? – Это верно, лорд. Ему нужна твоя помощь. – Он что, сам вторжение организовать не может? – Во мне пробуждалась злость. – Это не вторжение, – хладнокровно возразил Ода. – Просто официальный визит. Обмен любезностями между королями. Дан мог называть это событие как угодно, оно все равно оставалось вторжением. И я разозлился. * * * Я бесился, потому что Этельстан поклялся, что никогда не вторгнется в Нортумбрию, пока я жив. И вот он в Эофервике с армией, а я по его просьбе прячусь с восьмьюдесятью тремя воинами за гребнем холма к югу от Беббанбурга. Меня подмывало отказать Оде, посоветовать ему уплыть на своем чертовом корабле обратно в Эофервик и плюнуть Этельстану в лицо. Я чувствовал себя обманутым. Я обеспечил Этельстану трон, но буквально с самого дня битвы под Крепелгейтом он делал вид, что не замечает меня. Я этому только радовался. Я нортумбриец, живу вдали от владений Этельстана, и все, чего я хочу, – это чтобы меня оставили в покое. Но в глубине души я понимал, что покоя не будет. Во время моего появления на свет саксонская Британия разделялась на четыре страны: Уэссекс, Мерсию, Восточную Англию и мою родную Нортумбрию. Король Альфред, дед Этельстана, мечтал объединить их все в страну под названием Инглаланд, и эта мечта близилась к воплощению. Этельстан правил Уэссексом, Мерсией и Восточной Англией, оставалась только Нортумбрия. Этельстан дал мне клятву, что не покусится на нее, пока я жив. И вот теперь он вошел во главе армии в мою страну и воззвал ко мне о помощи. В очередной раз. В глубине души я понимал, что Нортумбрия обречена – либо Этельстан получит ее, либо Константин присоединит к своим землям. И пусть уж лучше это будут люди одного со мной языка, саксонского, который мы называем энглийским. Вот поэтому я и повел за собой из Беббанбурга восемьдесят три воина, чтобы устроить засаду на короля Гутфрита Нортумбрийского, бежавшего от вторжения Этельстана. Солнце стояло высоко и припекало, день выдался тихий. Осви, прискакавший на взмыленной лошади, принес весть о приближении Гутфрита. – Скоро, господин! – сообщил он. – Сколько их? – Сто четырнадцать. Часть – пленники. – Пленники? – резко переспросил епископ Ода, настоявший на том, чтобы поехать с нами. – Нам нужен только один. – Господин, с ними женщины, – продолжил доклад Осви. – Их гонят, как овец. – Женщины пешие? – спросил я. – Кое-кто из мужчин тоже. И куча лошадей хромает. Быстро гнали! – Разведчик принял от Рорика кожаную флягу, прополоскал элем рот, сплюнул на траву и сделал большой глоток. – Похоже, всю ночь шли. – Очень может быть, – пробормотал я, – раз так скоро сюда добрались. – Теперь они измотаны, – с довольным видом заявил Осви. Епископ Ода доставил мне вести из Эофервика, и его корабль проделал этот путь за два дня, вопреки неровному ветру, но те, кто приближался сейчас по длинному прямому тракту, покинули город верхом. По моим прикидкам, на путешествие из Эофервика в Беббанбург требовалась неделя, хотя не спорю, это из расчета неспешной езды с ночевками в усадьбах друзей. Однажды я одолел эту дорогу за четыре дня, но никогда в такую жару ранним летом. Люди сбежали из Эофервика и скакали быстро, но гребцы епископа Оды намного опередили их, и теперь усталые лошади несли беглецов к нашей засаде. – Это не засада, – возразил епископ Ода, когда я употребил это слово. – Мы здесь только для того, чтобы убедить короля Гутфрита вернуться в Эофервик. Также король Этельстан требует твоего присутствия там. – Моего? – буркнул я. – Именно. И еще хочет, чтобы ты освободил пленника, которого удерживает Гутфрит. – Пленников, – поправил я. – Ну да, – пренебрежительно отозвался Ода. – Но Гутфрит обязан вернуться в Эофервик. Его просто нужно убедить, что король Этельстан пришел с миром. – При этом захватив с собой две тысячи человек? Все в доспехах и при оружии? – Король Этельстан предпочитает путешествовать с размахом, – высокомерно заявил епископ. Этельстан мог описывать свой визит в Эофервик как угодно, но в городе не обошлось без столкновений, потому что, по правде говоря, это было завоевание – молниеносное вторжение. И при всей злости на Этельстана, мне оставалось лишь восхищаться его успехом. Ода рассказал, как король пересек с войском в две тысячи воинов границу Мерсии, затем стремительно повел армию на север, не потеряв по пути ни единого человека или лошади уставшими или больными. Саксы проскакали по дороге и добрались до Эофервика, когда их присутствие в Нортумбрии еще считалось неподтвержденным слухом. Южные ворота города открыли воины из Уэссекса, просочившиеся в Эофервик под видом купцов, и армия Этельстана наводнила улицы. – На мосту произошло нечто вроде боя, – рассказал мне Ода, – но милостью Божьей язычники были разбиты, уцелевшие обратились в бегство. Вел этих беглецов Гутфрит. Этельстан отправил епископа Оду с поручением, чтобы я перекрыл дороги на север и не дал Гутфриту уйти в Шотландию. Вот почему я торчал на склоне горы под палящим солнцем. Мой сын, Финан и я лежали, распростершись за гребнем, и глядели на юг, а епископ Ода присел на корточки позади нас. – А зачем нам мешать Гутфриту удрать в Шотландию? – с недовольством уточнил я у него. Ода вздохнул, словно удивляясь моей глупости. – Затем, что это даст Константину повод вторгнуться в Нортумбрию, – объяснил епископ. – Он попросту провозгласит, что восстанавливает законного короля на троне. – Константин – христианин, – напомнил я. – Чего ради ему вступаться за монарха-язычника? Ода снова вздохнул, не сводя глаз с теряющейся в мареве дороги. – Король Константин собственных дочерей принесет в жертву Ваалу, лишь бы расширить границы своего государства. – А кто такой Ваал? – поинтересовался Финан. – Языческий бог, – высокомерно пояснил Ода. – И как думаешь, долго ли Константин станет терпеть Гутфрита? Он вернет его на трон, женит на своей дочери, потом тихонько придушит, и скотты приберут Нортумбрию к рукам. Вот почему Гутфрит не должен добраться до Шотландии. – Идут! – воскликнул Финан. Вдали на дороге появилась группа всадников. Я видел только расплывающиеся в мареве очертания людей и лошадей. – Они и впрямь с ног валятся, – добавил Финан. – Гутфрит нам нужен живым, – предупредил меня Ода. – И в Эофервике. – Это ты уже говорил, – буркнул я. – Только я до сих пор не понимаю, чего ради. – Потому что король Этельстан так велел, вот почему. – Гутфрит – кусок тухлого дерьма, – настаивал я. – Убить его, и дело с концом. – Король Этельстан требует, чтобы ты сохранил ему жизнь. Пожалуйста, сделай это. – А я обязан подчиняться его приказам? Он ведь не мой король. Ода строго посмотрел на меня: – Этельстан – Monarchus Totius Brittaniae. – Я недоуменно вытаращился на него, и ему пришлось перевести. – Он – монарх всей Британии. – Вот как он себя теперь называет? – И это соответствует правде, – отрезал епископ. Я фыркнул. Королем саксов и англов Этельстан величал с себя с того самого момента, как был коронован, и у него имелись определенные на то основания, но правителем всей Британии? – Полагаю, у короля Константина и короля Хивела могут найтись возражения, – процедил я. – Наверняка, – спокойно согласился Ода. – Но так или иначе, король Этельстан желает, чтобы ты помешал Гутфриту достичь Шотландии и вызволил его пленника живым и здоровым. – Пленников. – Пленника. – До женщин тебе дела нет? – поинтересовался я. – Я молюсь за них, конечно. Но о мире молюсь еще больше. – О мире? – сердито переспросил я. – Вторгнуться в Нортумбрию означает принести мир? Ода болезненно поморщился: – Лорд Утред, Британия не устроена. Норманны угрожают, скотты тревожат набегами, и король Этельстан опасается, что грядет война. Он боится, что война эта окажется более ужасной, чем все известные нам дотоле. Он стремится избежать этой бойни и поэтому убедительно просит тебя освободить пленника и препроводить Гутфрита назад. Я не улавливал, каким образом возвращение Гутфрита домой поспособствует сохранению мира, но помнил о пролетевшем над стенами Беббанбурга драконе, этом мрачном вестнике войны. Я посмотрел на Финана. Тот пожал плечами в знак, что понимает не больше моего, но нам все же стоит постараться исполнить просьбу Этельстана. Теперь приближающихся по равнине людей стало видно лучше, и я разглядел пленниц, плетущихся в хвосте колонны верховых. – Что предпримем? – спросил Финан. – Спустимся, – ответил я, отползая от гребня. – Вежливо улыбнемся и сообщим тупому ублюдку, что он наш пленник.