– И Беббанбург. – И Беббанбург, – произнес Эгил. Я воззрился на него. Эгил умный человек и один из лучших моих друзей, однако по временам он представлялся мне загадкой. То был норманн, язычник. Выходит, он хочет, чтобы я присоединился к этому северному союзу? Хочу ли этого я? Я хотел Беббанбург, хотел передать его сыну, который сидел рядом и напряженно слушал. – Я умею верхом ездить, – сообщила Алайна радостно. – Финан меня научил. – Тихо, крошка, – отмахнулся от нее Эгил. – Что думаешь? – спросил я у сына. Тот пожал плечами: – Зависит от того, входит ли в намерения Этельстана нападать на нас или нет. – Эохайд настаивает, чтобы ты сделал выбор прежде, чем Этельстан выступит, – добавил Эгил. – Если выступит, – заметил сын. Я промолчал. Этельстан собирается воевать, это понятно, но против кого? Я его враг? Константин тоже готовится к войне и хочет иметь Беббанбургскую крепость на своей стороне, но требует, чтобы я объявил о нашем союзе прежде, чем Этельстан начнет боевые действия. С какой стати Константину помогать мне, если я не извещу всех, что мы союзники? Если Этельстан осадит Беббанбург, шотландский король сможет свободно мутить воду в Камбрии, а то и отправиться дальше на юг в расчете обрести союзников в виде мелких валлийских королевств. – Каково бы ни было мое решение, – заявил я Эгилу, – ты волен выбирать сам. Норманн улыбнулся: – Господин, я – твой человек. – Я освобождаю тебя от клятвы. – Собаке нравится поводок, – сказал он, снова улыбнувшись. – Я что-то никак не пойму, – вмешалась Бенедетта, которая слушала, наморщив лоб, – а какая разница, в каком городе – в Линдкольне или Мамесестере – собираются силы Этельстана? – Все это очень важно, – тихо проронил Эгил. – В Шотландию ведут две дороги, – пояснил я. – Одна по западному побережью, через Мамесестер и далее через Камбрию. Вторая по этому берегу, из Линдкольнскира на Эофервик, мимо нашей крепости, а потом до земель Константина. – Если Этельстана заботят неурядицы в Камбрии, – подхватил Эгил, – он воспользуется западной дорогой. Король заявил права на Камбрию. Ему не составит особого труда загнать Эохайда обратно в Шотландию. Но если он пойдет другой дорогой? Той, что мимо Беббанбурга? С кем тогда ему предстоит сражаться? Не с Эохайдом. – Он тебе друг! – возразила Бенедетта. – Был, – отрезал я. Повисла тишина. Я вернулся в мыслях к тому вечеру, когда Этельфлэд, дорогая Этельфлэд попросила меня дать клятву защищать ее племянника. И я защищал его до тех пор, пока он не нарушил свое слово, заявив, что я не убил его врага. Это было правдой, вот только я стал причиной гибели этого врага и потерял при этом множество славных воинов. Моя честь осталась незапятнанной. А его? – Я не нарушу клятвы, – заявил я. – Собака любит поводок, – пробормотал Эгил. – Северный союз? – спросил мой сын, и я понял, что ему это кажется предпочтительным выбором. Если лазутчик сообщил Константину, что оружие складывают на восточной дороге, это могла быть уловка со стороны Этельстана – он хитер! Заставив Константина поверить, что нанесет удар в этой части Британии, он поступит иначе! Король обрушится на Камбрию подобно молнии, изображенной на его щите. Я посмотрел на Эгила. – Передай Трёльсу: мой ответ «нет». – Передам, – пообещал норманн спокойно. – Отец… – начал было сын, но смолк, когда я глянул на него. Потом набрал в грудь воздуха и продолжил: – Этельстан желает получить Беббанбург, нам это известно! И да, он хочет изгнать скоттов из Камбрии, но ему нужна власть над всей Нортумбрией! Откуда лучше начать, как не отсюда? – Этельстан прогонит проклятых скоттов из Камбрии, – твердо заявил я. – Он пойдет по западной дороге. Пять недель спустя Этельстан выступил. Его флот поплыл вдоль побережья, а войско пошло по римскому тракту на север. И как опасался мой сын, король избрал восточную дорогу. В Линдкольне, где после встречи в Бургеме стоял гарнизон Этельстана, воинам раздали новенькие, ярко окрашенные щиты и длинные кованые наконечники для копий. Войско двинулось дальше. На Беббанбург. Глава 9 Вначале появились корабли с крестами на носу. В первый день их было шесть. Типичные западносаксонские суда с тяжелым тупым носом, с командой из сорока-пятидесяти гребцов каждый. Ветер дул слабый, но корабли распустили паруса с гербом Этельстана – дракон, с молнией в лапах. Корабли проходили со стороны берега от островов Фарнеа, следуя проливом широким, но коварным, если только кормщик незнаком хорошо с местными водами. Шли они один за одним, и было очевидно, что у руля флагмана стоит как раз нужный человек, потому что суда избегли всех опасностей и добрались до места, с которого открывался вид на наши высокие стены. Гребцы затабанили, люди на кормовых площадках устремили взгляды на нас, но в ответ нам никто не помахал. Потом весла снова вспенили воду и направили корабли в сторону открытого моря. Закатное солнце играло на взлетающих лопастях. – Выходит, они направляются не сюда, – проворчал Финан, имея в виду, что корабли не завернули в нашу гавань. Следуя за флагманом, корабли достигли южной группы островов Фарнеа и провели там ночь. Им повезло, что погода держалась спокойная. На мелкой якорной стоянке у Линдисфарены было безопаснее, но там корабли оказались бы уязвимы для моих людей. – Выходит, они нам не друзья? – спросила Бенедетта, когда на рассвете мы увидели шесть мачт над островами. – А чего еще ждать? – отозвался я, а немного погодя выслал к островам рыбачью шаланду с Осви. В пропахшей рыбой одежонке, он изображал одного из членов команды. – Господин, держатся не по-дружески, – подтвердил Осви. – Велели нам убираться куда подальше. Едва перевалило за полдень, с юга прискакал один из моих арендаторов и сообщил о войске, движущемся на нас. – Господин, их чертовы тысячи! Вскоре мы заметили первые дымы на юге. Нам всем прежде доводилось видеть столбы дыма – они говорили о горящих усадьбах. Я насчитал шесть. И послал двух всадников предупредить Эгила. К наступлению ночи подоспели еще двадцать три корабля. Большинство из них были такие же, как первые шесть: тупоносые и тяжелые, с многочисленной командой. Около дюжины представляли собой грузовые суда. Все они, включая укрывшуюся прежде на островах шестерку, перебрались через банку и вошли в сплетение отмелей и каналов внутри Линдисфарены. Теперь их было слишком много, чтобы мой гарнизон отважился напасть на них. Нам оставалось лишь смотреть. Когда наступила ночь, зарево костров осветило южную часть горизонта. С приходом дня появилась армия. Первой шла конница, три с лишним сотни воинов. Потом показались пехотинцы, истомленные дневным зноем. За ними следовали вьючные лошади и мулы, женщины с поклажей, снова мужчины и снова лошади. Я насчитал по меньшей мере одиннадцать сотен воинов и понимал, что по ведущей с юга длинной дороге тянутся и другие. Вот остальные всадники миновали деревню, идя на соединение с людьми с флота. Деревенские укрылись в крепости, угнав с собой скот, и солдаты располагались в брошенных домах, хотя, насколько мы пока могли видеть, особых бесчинств не творили. У меня имелись три корабля, включая «Сперхафок». Они стояли на якоре в гавани вместе с восемью рыбачьими шаландами. Я не оставил на судах охраны, поэтому их без труда можно было захватить и сжечь, но никто не пытался до них доплыть. Также никто не подошел к Воротам Черепов, чтобы поговорить с нами. Я тоже не был склонен к переговорам, даже когда секирщики, непонятно зачем, срубили в южном конце деревни рощицу, очистили бревна от веток, сложили в большую кучу и подожгли. Дым клубами поднимался в небо. День уже клонился к вечеру, когда явился Этельстан. Ожидая его появления, воины выстроились вдоль дороги, и по мере приближения короля до меня доносился стук копий и мечей о щиты. Раздались приветственные крики, показались пять знаменосцев. Было безветренно, и они сильно размахивали флагами, чтобы полотнища развевались. Двое несли личный стяг Этельстана – дракона с молнией, – еще у двоих был дракон Уэссекса, тогда как пятый держал большой белый флаг с алым крестом. За ними следовали шеренги всадников, все в шлемах и кольчугах, с копьями. Они скакали по пять в ряд, по большей части на серых конях и все, несмотря на жару, в красных плащах. При виде этих плащей я поморщился, потому как они напоминали дружинников Этельхельма, хотя у тех ткань имела более насыщенный красный цвет. Появились двадцать шеренг всадников, далее следовали еще двое знаменосцев с драконами на знаменах, а сразу за ними, один и на здоровенном сером жеребце, ехал Этельстан. Даже с такого расстояния при взгляде на него голова шла кругом. Его кольчуга казалась сделанной из полированного серебра, шлем горел белым огнем и был охвачен золотой короной. Этельстан ехал, держа спину прямо, приосанившись, затянутая в перчатку рука приветственно махала в ответ на крики людей, выстроившихся по обочинам дороги. Спину серого скакуна покрывала алая попона, а сбруя сияла золотом. Король смотрел на исполинский костер в южном конце деревни, до сих пор исторгавший густые клубы дыма. За Этельстаном на вороных лошадях скакали три одетых в черные рясы священника, затем еще пятеро знаменосцев, за которыми следовала очередная сотня облаченных в красные плащи всадников. – Monarchus Totius Brittaniae, – процедил Финан. – Освоил латынь? – Три слова, не больше. И сколько же у него воинов? – Достаточно, – буркнул я. Я давно уже перестал считать, но их было самое малое сотен пятнадцать, и они все продолжали прибывать с юга, тогда как около дюжины западносаксонских кораблей подошли к беббанбургскому берегу так близко, насколько хватило смелости. Послание не могло быть более ясным: Беббанбург был окружен с моря и с суши, а внутри крепостных стен у нас имелось всего двести восемьдесят три воина. – Я призову на него дьявола, – злобно процедила Бенедетта. Она подошла к нам, держа за руку Алайну. – А ты умеешь? – спросил Финан. – Я из Италии, – с гордостью заявила женщина. – Конечно умею! Я коснулся амулета и подумал, что хорошо бы Тор ударил своим гигантским молотом по людям, собравшимся на песчаном перешейке, ведущем к Воротам Черепов. До поры никто не осмеливался пройти по тропе, но потом с десяток слуг с двумя вьючными лошадями направились к воротам. Они остановились на расстоянии, значительно превышающем дистанцию полета стрелы, и принялись поспешно устанавливать шатер, обтягивая четыре высоких шеста роскошной алой с золотом тканью. Глубоко в грунт забили колышки, к ним привязали растяжки, затем еще трое слуг перетащили в тенистое пространство внутри ковры и стулья. В завершение подошли два знаменосца, один с драконом Уэссекса, другой с личным штандартом Этельстана, и, воткнув древки в песок, расположились по обе стороны от обращенного к воротам входа. Этельстан, верхом на здоровом сером жеребце, любовался морем, ожидая, пока слуги закончат работу. Наконец те ушли. Ветерок пошевелил флаги и покрыл рябью море, заставив корабли торопливо отойти подальше от берега. Затем Этельстан слез с коня и в сопровождении одного только священника направился к шатру. – Епископ Ода, – сообщил Финан. Этельстан остановился перед открытым пологом, повернулся, посмотрел туда, где стоял я над Воротами Черепов, и отвесил шутливый поклон. Потом они с Одой скрылись внутри. – Их двое, – обратился я к Финану. – Значит, и нас будет двое. – Вдруг он тебя убьет? – с тревогой воскликнула Бенедетта.