Глава 1 В кольчужном доспехе летом очень жарко, даже если покрыть его белой льняной тканью. Железо тяжелое и жжет немилосердно, да и кожаная поддевка добавляет неудобств. Солнце с самого утра дышало огнем как кузнечный горн. Конь, которому досаждали мухи, беспокоился. Ни единому дуновению ветерка не удавалось перебраться через угнетенные полуденным солнцем горы. Алдвин, слуга, держал мое копье и щит с нарисованной на нем волчьей головой Беббанбурга. Рукоять меча раскалилась так, что больно было прикасаться. Шлем с серебряным гребнем, подбитый кожей, в бою закрывал всю голову, его нащечники, зашнурованные поверх рта, оставляли видимыми только глаза в обрамлении боевой стали. Противник не разглядит шрамов от проведенной в боях жизни, зато увидит волчью голову, золотую цепь на моей шее и тяжелые золотые браслеты на руках, завоеванные в сражениях. Сейчас шлем болтался на луке седла. Врагов у меня полно. Я хорошо известен, а самые храбрые либо самые глупые мечтают меня убить, чтобы прославить свое имя. Вот почему я привел к холму восемьдесят три дружинника – чтобы убить меня, противнику придется одолеть также и их. Мы – воины Беббанбурга, свирепая волчья стая с севера. Восемьдесят четвертым был поп. Священник, сидевший на одном из моих скакунов, не носил кольчуги и не имел оружия. Узкое, чисто выбритое лицо, острые глаза. Он был вдвое моложе меня, но седина уже проступила на висках. Облачен в длинную черную рясу, на шее – золотой крест. – Тебе в твоем наряде не жарко? – спросил я. – Неуютно, – подтвердил он. Сказано было на датском, его родном языке, на котором я разговаривал в детстве. – Ну почему я всегда воюю не на той стороне? – пробормотал я. На это священник улыбнулся: – Лорд Утред, никому не уйти от судьбы. Тебе суждено потрудиться ради Господа, желаешь ты того или нет. Я прикусил язык, с которого готов был сорваться язвительный ответ, и продолжил разглядывать широкую безлесную равнину, где солнце отражалось от белесых скал и серебрилась маленькая речка. Высоко на восточном склоне щипали траву овцы. Пастух заметил нас и попытался угнать стадо на юг, подальше, но оба его пса страдали от жары, усталости и жажды и скорее распугали овец, чем сбили их в отару. Крестьянин зря боялся. В самой глубине долины когда-то пролегал римский тракт, теперь превратившийся в тропу из утоптанного грунта с наполовину утонувшими в земле и заросшими камнями. Прямая, как бросок копья, дорога следовала руслу, а потом сворачивала на запад. Сворачивала именно там, под горой, где ждали мы. Сокол кружил над поворотом, подставив неподвижные крылья потокам нагретого воздуха. Далекий южный горизонт расплывался в мареве. И вот из этого марева появился один из моих разведчиков. Он мчался во весь опор, и это могло означать только одно: враг на подходе. Я отвел своих людей и священника немного назад, за склон, – так, чтобы нас не было видно. В нетерпении я выдвинул Вздох Змея из ножен на ширину ладони и вогнал обратно. Алдвин предложил взять щит, но я покачал головой: – Пусть появятся. Отдав ему шлем, я спешился и отправился с Финаном и сыном к гребню, где мы залегли, глядя на юг. – Как-то все не так, – буркнул я. – Это судьба, – отозвался Финан. – А судьба – сука. Мы лежали в высокой траве, глядя на клубы пыли, поднимающиеся из-под копыт скакуна разведчика. – Ему бы следовало ехать по обочине, – пробормотал Финан. – Там пыли нет. Разведчик, в котором я теперь узнал Осви, свернул с дороги и начал длинный подъем по склону к тому месту, где залегли мы. – Ты уверен насчет дракона? – спросил я. – Такую зверюгу не пропустишь, – ответил Финан. – Чудище пришло с севера, так что это он. – А звезда падала с севера на юг, – добавил мой сын, сунув руку под кольчугу, чтобы коснуться креста. Утред – христианин. Пыль в долине осела. Враг приближался, вот только я не ведал, кто этот враг. Знал лишь, что сегодня мне предстоит сразиться с королем, идущим с юга. И все это казалось каким-то неправильным, так как звезда и дракон предрекали, что зло придет с севера. Все жаждут знамений. Даже христиане ищут знаки в окружающем мире. Мы вглядываемся в полет птиц, опасаемся падения ветки, всматриваемся в рисунок, оставленный ветром на воде, затаиваем дыхание при крике лисицы и сжимаем амулеты, стоит лопнуть струне на арфе. Но знамения тяжело истолковать, если только боги не хотят изложить свою волю прямо. И вот три ночи назад боги отправили в Беббанбург предельно ясное послание. Зло обязано было прийти с севера. * * * По ночному небу над Беббанбургом пролетел дракон. Я сам пропустил это зрелище, зато Финан видел, а я ему доверяю. Зверь был огромный, сказал он, со шкурой словно из чеканного серебра, с горящими как угли глазами и с крыльями, достаточно широкими, чтобы закрыть звезды. При каждом взмахе этих громадных крыльев море бурлило, как при порыве шквалистого ветра в тихую погоду. Чудище повернуло морду в сторону Беббанбурга, и Финан подумал было, что пламя вот-вот охватит всю крепость, но раскинутые крылья еще раз медленно поднялись и опустились, море внизу взволновалось, и дракон полетел на юг. – А прошлой ночью упала звезда, – сообщил отец Кутберт. – Мехраса ее видела. Отец Кутберт, беббанбургский священник, был слеп и женат на Мехрасе – диковинной смуглой девице, которую мы спасли от работорговца в Лундене много лет назад. Девицей я называл ее по привычке, потому как она, ясное дело, была теперь уже средних лет. Все мы стареем. – Звезда падала с севера на юг, – настаивал отец Кутберт. – И дракон появился с севера, – добавил Финан. Я промолчал. Бенедетта прильнула к моему плечу. Она тоже ничего не сказала, но ее рука крепче сжала мою. – Чудеса и знамения, – проговорил отец Кутберт. – Что-то ужасное грядет. – Он перекрестился. Наступал летний вечер. Мы сидели на улице. Ласточки порхали под карнизами, а внизу, под восточными стенами, беспрестанно накатывались на берег длинные волны. Волны задают нам ритм: бесконечный звук, сопровождающий подъемы и падения. Я родился под этот звук и скоро, должно быть, умру под него. Я коснулся молота-талисмана и взмолился о смерти под шум беббанбургских волн и крики чаек. – Что-то ужасное, – повторил отец Кутберт. – И придет оно с севера. А может, дракон и падающая звезда предвещают мою смерть? Я снова коснулся молота. Я до сих пор мог скакать на коне, держать щит и махать мечом, но боль в суставах к концу дня напоминала о старости. – Самое скверное в смерти, – нарушил я тишину, – это невозможность узнать, что случится дальше. Некоторое время все молчали, потом Бенедетта снова сжала мою руку. – Глупец ты, – сказала она нежно. – И всегда им был, – вставил Финан. – Возможно, из Валгаллы ты увидишь, что произойдет дальше? – предположил отец Кутберт. Христианскому священнику не полагалось верить в Валгаллу, но он давно привык угождать мне. Поп улыбнулся. – А может, ты примкнешь к лону римской церкви? – В его тоне угадывалось лукавство. – Уверяю тебя, с небес очень хорошо видно землю! – Во время всех твоих попыток меня обратить ты ни разу не обмолвился, что в раю есть эль, – огрызнулся я. – Неужто я забыл про это упомянуть? – Кутберт все еще улыбался. – В раю найдется вино, – заметила Бенедетта. – Доброе вино из Италии. Все умолкли. Вино нам не слишком-то нравилось. – Слышал я, что король Хивел поехал в Италию, – пробормотал сын. – Или только подумывает? – В Рим? – осведомился Финан. – Так говорят. – Мне бы хотелось побывать в Риме, – с грустью промолвил отец Кутберт. – Ничего в Риме нет, – бросила презрительно Бенедетта. – Развалины да крысы. – И его святейшество, – мягко напомнил Кутберт. Снова все помолчали. Хивел, который был мне по душе, являлся королем Диведа, и если он собрался ехать в Рим, то между валлийцами и саксами в Мерсии будет мир, отсюда беды ждать не стоит. Но дракон пожаловал не с юга и не с запада, а с севера. – Скотты, – высказал я предположение. – Они по горло заняты дракой с норманнами, – бросил Финан. – И набегами на Камбрию, – с горечью добавил мой сын. – Да и Константин уже стар, – напомнил отец Кутберт. – Мы все старые. – И Константин предпочитает строить монастыри, нежели вести войну, – продолжил священник. У меня это вызвало сомнение. Константин – король Шотландии. Мне доставляли удовольствие встречи с ним – это был мудрый и выдержанный человек, но доверия я к нему не питал. Ни один нортумбриец не поверит скотту, а скотт не станет полагаться на нортумбрийца. – Никогда они не кончатся, – уныло проворчал я. – Что? – спросила Бенедетта. – Войны. Беды. – Будь мы все христианами… – заикнулся было Кутберт. – Ха! – отрезал я.