– Не знаю, что Гутфрит и Этельстан пообещали друг другу, но хотел бы это выяснить. – Я помедлил, наблюдая за всадниками. Те находились еще в двух сотнях шагов от нас, тогда до зарослей было шагов пятьдесят. – Вот-вот начнется. – Ты уверен, что Эгил здесь? – А какая разница? Их всего двенадцать, а нас двое. О чем тут беспокоиться? Финан расхохотался: – И Гутфрит один из них? – Мы прикончим ублюдка, – сказал я. – Но сначала расспросим его. Пока я это говорил, наши преследователи пришпорили коней. Они опустили копья и взяли на изготовку щиты, а из-под копыт мощных скакунов летели комья мокрого дерна. Мы тут же погнали лошадей на север, к рощице, как если бы надеялись найти убежище среди деревьев. Переводя жеребца в галоп, я заметил, как в листве блеснул наконечник копья. И Эгил Скаллагримрсон вышел под знаменем с распростершим крылья орлом. Его конники выскочили из рощи двумя отрядами: один направился прямо на людей Гутфрита, другой стал обходить их, отрезая путь к отступлению. Привстав на стременах, Эгил издал боевой клич и поднял омытый дождем меч Аддер, а рядом с ним ехал его брат Торольф – здоровенный детина на высоком коне с готовой к бою секирой. Норманны жаждали боя, и мы с Финаном развернули коней, чтобы примкнуть к атаке. Воины Гутфрита не сразу сообразили, что оказались в капкане. Полагая, что это мы загнаны в ловушку, они неслись под бьющим в лицо дождем, когда раздался тревожный крик. Подобно нам, они повернули коней на Эгила, и один из скакунов поскользнулся и упал. Всадник, которому конь придавил ногу, закричал от боли. А потом в них врезались копейщики Эгила и одним махом выбыли троих из седел. Кровь под утренним ливнем. Эгил отвел Аддером копье противника, потом рубанул врага по лицу. Остальные, отрезанные вторым отрядом всадников, уже бросали мечи и копья, прося пощады. Только один пытался сбежать, терзая шпорами бока своего жеребца в стремлении добраться до Лаутера. – Мой! – Финан бросился в погоню. – Он нужен мне живым! – крикнул я. Ножны наездника болтались в такт скачкам лошади по влажному дерну. На миг мне показалось, что это сам Гутфрит, но беглец был слишком худым, а из-под шлема виднелась косица русых волос. – Живым! – гаркнул я снова, устремляясь за Финаном. Всадник заставил коня спрыгнуть с обрывистого берега в быстрые воды Лаутера. Конь упирался, шпоры вновь окровавили его бока, потом одно из передних копыт ударилось, видимо, о скрытый под белой пеной камень, и лошадь завалилась. Наездник упал вместе с ней, каким-то чудом не выпустив из рук меч и щит. Он даже высвободил ногу и попытался встать, но спешившийся Финан уже возвышался над ним, приставив Похитителя Душ к горлу. Я остановился у самого берега. Лошадь упавшего выбралась на сушу, а сам он попытался было достать Финана клинком, но успокоился, когда острие Похитителя Душ прокололо ему кожу на шее. – Ты хотел с ним поговорить, – сказал Финан, наклонившись, чтобы забрать у пленника меч. Им оказался Колфинн, тот самый юнец, что вызвал меня на бой в день нашего приезда в Бургем. Ирландец бросил меч на берег, потом рывком поднял Колфинна на ноги. – Выходи из реки, мальчишка. И щит тебе больше не понадобится. Колфинн, с которого ручьями стекала вода, выбрался на илистый берег. Он шагнул было к своему коню, но Финан огрел его Похитителем Душ по шлему: – Лошадь тебе тоже ни к чему, парень. Пешком пойдешь. Колфинн зыркнул на меня. Видно, хотел что-то сказать, но передумал. Длинная мокрая косица прилипла к спине, а в сапогах, когда он зашагал к остальным пленникам, стоящим в кольце копий, хлюпало. – Слишком гладко все получилось, – буркнул Эгил, когда я подошел к нему. В наших руках оказалось восемь пленников. У всех отобрали кольчуги, оружие и шлемы. Во главе их стоял угрюмый тип по имени Хоберн. Я отвел его в сторонку, а тем временем остальные, под угрозой норманнских копий, бросали тела убитых товарищей в Лаутер. Один из парней Эгила потребовал у Колфинна снять доспех, но я его остановил. – Пусть будет, – сказал я. – Господин? – Пусть будет, – повторил я, после чего повел Хоберна к слиянию двух рек. За нами шел Торольф, неся громадную секиру, которую ему явно не терпелось погрузить в спину пленнику. Пока мы шли, я задал Хоберну вопрос о том, к какому соглашению пришли Этельстан и Гутфрит. – Соглашению? – тупо переспросил он. – Когда Гутфрит принес Этельстану присягу, – прорычал я, – о чем они договорились? – Дань, войско и проповедники, – уныло перечислил дружинник. Говорить ему не хотелось, но Торольф одним толчком поставил его на колени. Хоберн, уже лишившийся оружия, шлема и кольчуги, дрожал под холодным дождем. Я постарался развязать ему язык, поднеся к его лицу маленький нож. – Проповедники?! – воскликнул я удивленно. – Гутфриту надлежит креститься, – пробормотал пленник. Я расхохотался: – А вы все как? Тоже заделаетесь христианами? – Господин, так сказал король. Едва ли мне стоило удивляться. Этельстан хотел объединить все саксонские народы в одно государство, Инглаланд, но еще мечтал, чтобы все обитатели Инглаланда были христианами. Нортумбрии предстояло проделать долгий путь, прежде чем она станет христианской. Почти всю мою жизнь эта земля находилась под властью данов или норманнов, и корабли доставляли в нее все новых язычников. Этельстан мог христианизировать Нортумбрию, предав язычников мечу, но это означало войну, в которую втянутся заморские норманны. Куда проще обратить северян в новую веру, а самый быстрый способ добиться этого – обратить их вождей. Этот путь опробовали в Восточной Англии и в Мерсии, и теперь тамошние даны преклоняли колени перед пригвожденным Богом, а кое-кто из них, например епископ Ода, делал карьеру в церкви. Я не сомневался, что Этельстан желает Гутфриту смерти, но после его убийства права на трон заявит другой член рода, и это наверняка будет Анлаф – норманн, корабли которого покрывают море, а войско сумело победить почти всех соперников в Ирландии. Для Этельстана выгоднее сохранить на троне слабого Гутфрита, заставить его креститься, разместить в Нортумбрии преданные гарнизоны из саксов и подрывать его власть требованиями уплаты тяжкой дани серебром. – А зачем Гутфрит отправил тебя вслед за нами? – поинтересовался я. Хоберн замялся, но я приставил ножик к самым его глазам. – Господин, он тебя ненавидит. – Ну и? Очередная заминка и еще одно движение лезвием. – И хочет твоей смерти. – Потому что я помешал ему добраться до Константина Шотландского? – Потому что он ненавидит тебя. – А Этельстан хочет моей смерти? Хоберн удивился такому вопросу и пожал плечами: – Ничего подобного не слышал. – Гутфрит не упоминал? – Король сказал, что ты должен платить ему дань. – Я?! Платить дань этому куску дерьма?! Хоберн развел руками, давая понять, что просто передал ответ: – Король Этельстан сказал, что Беббанбург находится во владениях Гутфрита и ты обязан дать Гутфриту присягу. И еще, что твои земли могут обогатить Гутфрита. – Выходит, Гутфрит должен пойти на меня войной? – Господин, он обязан истребовать дань. И если я откажусь платить, как непременно случится, Гутфрит возьмет причитающееся с меня скотом. Это будет означать войну между Эофервиком и Беббанбургом – войну, которая ослабит нас обоих и даст Этельстану повод вмешаться в качестве миротворца. – Кто стрелял в меня прошлой ночью? – задал я неожиданный вопрос. – Прошлой ночью? – Хоберн сделал вид, что не понял, а потом вздрогнул, когда я проткнул ему кожу под левым глазом кончиком ножа. – Колфинн, господин. – Колфинн?! – В голосе моем прозвучало удивление, но я наполовину ожидал, что это будет тот самый юнец, что бросил мне обвинение в трусости. – Он – главный охотник Гутфрита, – пролепетал Хоберн. – Это Гутфрит приказал меня убить? – Не знаю, господин. – Он снова вздрогнул от укола. – Не знаю! Я отвел лезвие на дюйм: – Гутфрит принимал послов от Константина, так? Пленник кивнул. – И чего Константин хотел? Союза с Гутфритом? Он снова кивнул. – И Константин собирался сохранить Гутфриту трон? Хоберн помедлил с ответом и вновь поглядел на блестящее лезвие. – Нет, господин. – Нет? – Он обещал, что Гутфрит получит Беббанбург. – Беббанбург, – без выражения повторил я.