Это Уайатт пытается меня разбудить. Память возвращается ко мне, индейская женщина исчезает, а с ней и мамин голос. – Чикстит караску? – «Ты не болен?» – спрашивает Уайатт. Я поднимаю на него озадаченный взгляд. Хочется пить. Но ведь Уайатт не знает языка пауни. – Что? – со стоном вырывается у меня. – Что с вами случилось, мистер Лоури? Как вы здесь оказались? Это не Уайатт. Это Чарли. Его руки, его голос. Я тянусь за флягой, не уверенный в том, что она действительно передо мной. И что Чарли действительно здесь. Может, я застрял во сне? Чарли помогает мне напиться, придерживая мою голову, как это делал Уайатт. Теплая жидкость льется мне в горло, и я окончательно убеждаюсь, что не сплю. – Где Уайатт? – каркаю я. Несмотря на то что я говорю не на пауни, Чарли, кажется, понимает. – Здесь никого, только вы и я, мистер Лоури. Вы, я, Дама и ваш осел. Меня охватывает облегчение. Я смотрю за его плечо. Котелок прячется за Дамой, но я вижу его тонкие ноги и кончики длинных ушей. Дама фыркает и тянется ко мне. – Они вернулись в форт к своим друзьям, – продолжает Чарли на пауни. – Капитан Демпси сказал, что с вами, наверное, что-то случилось, и велел мне переправиться с животными через Платт и посмотреть, не ищете ли вы их. Я как вас увидел, подумал, вы умерли. Странный вы себе выбрали домик. Он хлопает ладонью по столу, усмехаясь. – А мулы? Моих мулов никто не видел? – Нет, – качает головой Чарли. – Так что с вами случилось? – снова спрашивает он. – Где ваш караван? – Помоги мне подняться, – умоляю я. Чарли отодвигает стол, чтобы наклониться надо мной. Он обхватывает меня за талию и поднимает, крякнув от тяжести. Он, наверное, ровесник Уайатта, но на несколько дюймов ниже и намного худее. – Это и есть ваш… Уайатт? – вдруг говорит Чарли. Он показывает на всадника, который мчится к нам, ведя в поводу мула и поднимая клубы пыли. На мгновение мне кажется, что у меня в глазах двоится, потом троится. Облако пыли разрастается, как будто всадник ведет за собой армию. – Сколько ты видишь людей? – спрашиваю я у Чарли. Он издает победный клич и начинает приплясывать, размахивая руками, а я хватаюсь за стол, пытаясь понять, что происходит. – Много, много людей, мистер Лоури! Воины вернулись! – вопит Чарли. Мне все тяжелее дышать. – А где, черт возьми, Уайатт? – бормочу я. А потом осознаю, что смотрю прямо на него. Издалека кажется, будто он ведет воинов в атаку, но, присмотревшись, я понимаю, что он убегает от пауни верхом на Плуте и ведет Тюфяка за собой. Мулы несутся прямо к воде, гораздо больше напуганные преследователями, чем широкой рекой, раскинувшейся перед ними. Я выпрямляюсь, поднимаю ружье и кладу на стол так, чтобы его было видно. – Чарли! Возьми мою лошадь. Скачи к ним навстречу. Скажи, что я друг. Чарли не спорит, просто хватается за гриву Дамы, запрыгивает к ней на спину и устремляется навстречу всадникам. Бедняга Уайатт, наверное, думает, что ему пытаются отрезать путь к отступлению. Он кричит мне, и я машу ружьем, надеясь успокоить его. Котелок заходится испуганным ревом. – Спокойно, Котелок, – одергиваю его я. – Это Плут и Тюфяк. Мы же с ними знакомы. Но к нам мчатся не только Плут и Тюфяк. Котелок продолжает реветь и лягаться. Я умоляю его успокоиться. Если он бросится бежать, у меня не хватит сил его остановить. На секунду мне становится страшно за Чарли, который мчится навстречу своим на чужой лошади и в кавалерийском головном уборе, но он гикает, приветствуя родных, и воины-пауни придерживают коней, бросив погоню за Уайаттом, хоть и не останавливаются. Уайатт добирается до меня и спрыгивает с Плута еще до того, как тот замирает. Мальчишка потерял шапку, но умудрился удержаться в седле и не потерять Плута и Тюфяка, которые готовы сорваться с места, опасаясь приближающихся пауни. – У них ваши мулы, Джон, – сообщает Уайатт, тяжело дыша. – И, если я правильно понял, отдавать их они не планируют. Меня охватывает гордость за этого мальчика. Он не растерял чувство юмора и остроту языка, хотя его лицо блестит от пота, а глаза широко раскрыты от страха. Мы молча наблюдаем за приближением воинов, не строя никаких планов. Просто ждем, что будет дальше. Пауни залиты кровью, их пони покрыты пылью. Через спины трех лошадей перекинуты мертвые тела. Чарли уже не радуется и не улыбается. Он зовет меня на родном языке, и окружающие его воины озадаченно хмурятся. Они не понимают, кто я такой. Как всегда. – Джон Лоури, это вождь Собачий Клык. Мой дядя. Он нашел твоих мулов, – говорит Чарли. Человек по имени Собачий Клык фыркает и хмурится. Думаю, он не согласен с тем, что мулы все еще мои. Голова вождя выбрита, кроме небольшого участка на макушке, откуда торчит спутанный черный хохолок. Его взгляд скользит по моей фигуре, оценивая, насколько я силен. Он втягивает носом воздух и надувает грудь. – Кирикии раасакитаа? – «Из какого ты племени?» – спрашивает Собачий Клык. – Пауни тат, – отвечаю я. – Но у меня нет деревни. Нет людей. Нет скво. Только эти мулы. Я показываю на семь животных, пересчитывая их по головам: Бумер, Будро, Самсон, Далила, Гус, Джаспер и Юдифь. Тягача, Лассо, Везунчика, Уголька и Перчика я продал капитану Демпси. – Мы их нашли, – возражает Собачий Клык. – Я знаю. Но они мои. Мальчишка подтвердит. Я предпочитаю не называть его Чарли. Может, это имя дал ему капитан Демпси, и я не хочу оскорблять мальчика, называя его «белым» именем при вожде. Чарли спрыгивает с моей лошади и подводит ее ко мне, но не предпринимает попыток собрать моих мулов. – Мой племянник говорит, ты ведешь дела с Демпси, – говорит Собачий Клык. Он произносит имя Демпси, отделяя последний слог, как будто это название моря[5], а не толстопузый малый, командующий фортом в глуши. – Да. Уже много лет. Но теперь я отправляюсь на Запад. Со своими мулами. – Теперь это наши мулы, Джон Лоуди, – встревает в спор воин, у которого на голове красуется такой же хохолок, как у вождя, а на копье – чужой скальп. Кто-то называет его Скунсом. Имя ему подходит. «Р» в моем имени он заменяет на «д», но это не мешает Уайатту понять, что мне бросили вызов. Его рука двигается ближе к ружью на седле. Я касаюсь его локтя и качаю головой. Нельзя превращать этот спор в перестрелку. Уайатт не должен погибнуть. И другие тоже. – На них моя метка, – объявляю я. Клеймо Лоури на левом боку животных совсем маленькое, едва заметное и неразборчивое – буквы «ДжЛ»: «Дж» поменьше, «Л» побольше. Но я показываю его на Даме и Котелке, а потом, опираясь на ружье, обхожу своих мулов, касаясь клейма на каждом. Животные, устыдившись, приветственно склоняют передо мной головы. Они сбежали, но теперь хотят, чтобы их забрали назад. Но мне повезет, если я уйду отсюда живым. Что уж говорить о мулах. – Демпси знает, что это мои мулы. Мальчик тоже. – Я указываю на Чарли. – Если заберете их, Демпси поймет, что вы отняли их у меня. Расплачиваться придется вашей деревне. – Мы перебили многих сиу. Мы их не боимся, и Демп Си тоже не боимся, – отвечает Собачий Клык, но его воины молчат. То ли они просто устали, то ли знают, что их вождь лжет. На победителей они не похожи, и, боюсь, мои мулы стали для них единственным трофеем. – Ты слаб, – добавляет Собачий Клык, заметив, как я бледен и как осторожно передвигаюсь. – Я болен. Пока я лежал с хворью, мои мулы разбежались. – Так ты, может, еще умрешь! – кричит Скунс, и окружающие его воины фыркают и посмеиваются. – Может, и умру. Но не сегодня. И эти мулы принадлежат мне, – говорю я. – Мы только что воевали с нашими врагами сиу. Нам не нужно затевать войну еще и с Демп Си, – встревоженно возражает Чарли, и воины снова замолкают. Надеюсь, мальчишка не навлек на себя гнев вождя таким поступком. – Я отдам вам одного мула. Выбирай любого, – говорю я Собачьему Клыку. – Это вам мой подарок за то, что нашли мой табун. – А вон те мулы? – спрашивает вождь про Плута и Тюфяка. – Это не твои. На них нет клейма. – Это его мулы, – отвечаю я, кивком указывая на Уайатта. – Если мы заберем его мулов, Демпси будет все равно, – замечает Скунс. Собачий Клык вскидывает руку, заставляя воинов замолчать. Потом он поднимает мизинец и безымянный палец, что означает «два». – Ты дашь мне одного… И он тоже. Два мула. По одному от каждого. И сегодня никто не умрет. Вождь переводит взгляд на Уайатта, который не понял ни слова из этих переговоров. – Я не могу отдать тебе чужого мула, – отвечаю я. Собачий Клык упирается, мотая головой. Хохолок на его макушке раскачивается. «Два», – снова сигналит он пальцами. Чарли все еще стоит рядом с Дамой, и я даю ему знак подвести ее к вождю. – Нравится моя лошадь? – спрашиваю я у Собачьего Клыка. Тот хмыкает: – Лошадь нравится. Его лицо окаменело, а вот Чарли ахает. – Я отдам тебе лошадь.