Мама смеется над моими мыслями. – Ты думаешь совсем как твой отец. Она сажает летательный аппарат на чистое поле, откуда открывается вид на призрачные небоскребы. – На самом деле наше путешествие по-настоящему начинается здесь, – думает мама. – Важно не то, сколько времени у нас имеется, а то, как мы им распоряжаемся. Не пугайся, Рене. Сейчас я покажу тебе кое-что, и ты узнаешь что-то новое о времени. Я киваю. Мама запускает процедуру снижения тактовой частоты летательного аппарата, чтобы энергии аккумуляторов хватило на все то время, что наше сознание будет ползти с черепашьей скоростью. Окружающий мир ускоряется. Солнце движется по небу все быстрее и быстрее, в конце концов превращаясь в яркие полосы, изгибающиеся над землей, постоянно погруженной в полумрак. Растения стремительно растут вверх, тени кружатся и мечутся. Мимо мелькают животные – слишком быстро, чтобы можно было их рассмотреть. У нас на глазах один небоскреб, увенчанный каскадом куполов, заканчивающихся дерзким шпилем, со сменой времен года постепенно наклоняется и кривится. Что-то в его облике, напоминающем руку, которая тянулась к небу и устала, глубоко трогает меня. Мама возвращает процессоры к нормальной скорости, и мы наблюдаем за тем, как верхняя половина небоскреба разваливается и с оглушительным грохотом обрушивается вниз, подобно откалывающимся от ледника айсбергам, попутно ломая соседние здания. – В то время мы многое делали не так, но кое-что все же делали правильно. Это «Крайслер-Билдинг». – В ее мыслях я улавливаю бесконечную грусть. – Это было одно из самых прекрасных творений Человека. Ничто из созданного человеком не вечно, Рене, и даже Центр данных когда-нибудь разрушится, еще до тепловой гибели вселенной. Однако истинная красота остается, даже несмотря на то что все реальное должно умереть. Прошло сорок пять лет с того момента, как мы начали это путешествие, хотя мне кажется, что пролетел всего один день. * * * Папа оставил у меня в комнате все так же, как было, когда я ушла. Сейчас, по прошествии сорока пяти лет, папа выглядит иначе. Он добавил к своей фигуре новые измерения, а цвет его стал еще более золотистым. Но со мной он ведет себя так, будто я ушла только вчера. Я ценю его тактичность. Пока я готовлюсь лечь спать, папа рассказывает, что Сара уже окончила школу и завела семью. Теперь у нее есть своя девочка. Это известие меня немного огорчает. Снижение тактовой частоты встречается редко (из-за него может сложиться ощущение, будто человек отстал от жизни), но я буду стараться изо всех сил наверстать упущенное, а истинная дружба способна пережить разрыв длиной в несколько лет. Тот длинный день, который я провела с мамой, я не променяю ни на что на свете. – Ты не хотела бы изменить дизайн своей комнаты? – думает папа. – Начать с чистого листа? Бутылка Клейна у тебя уже довольно давно. Можно будет посмотреть кое-какие современные идеи, основанные на восьмимерных торах. Впрочем, если ты предпочитаешь минималистский подход, можно будет остановиться на пятимерной сфере. – Пап, меня полностью устраивает бутылка Клейна. – Я делаю паузу. – Может быть, отдохнув, я сделаю свою комнату трехмерной. Папа пристально смотрит на меня и, похоже, видит что-то такое, чего никак не ожидал. – Разумеется, – думает он. – Ты уже можешь оформить свою комнату самостоятельно. Папа остается со мной, пока я засыпаю. – Мне тебя не хватает, – думает папа, обращаясь к самому себе. Он не знает, что я еще не сплю. – Когда родилась Рене, я добавил к ее имени <звезду>, так как знал, что когда-нибудь ты отправишься к звездам. У меня хорошо получается помогать людям осуществить свою мечту. Но сотворить для тебя эту мечту я не могу. Счастливого пути, София! – Папа растворяется, покидая комнату. Я представляю себе мамино сознание, зависшее среди звезд, электромагнитную ленту, сверкающую в межзвездной пыли. На той далекой планете, под чуждым небом, ее ждет робот-оболочка, скорлупа, которая со временем проржавеет, сгниет и рассыплется на части. Снова став живой, мама будет так счастлива. Я засыпаю, и мне снится «Крайслер-Билдинг». Боги умерли не напрасно Сейчас, например, я могу доказать, что у человека две руки. Каким образом? Я подниму обе руки и скажу, сделав определенное движение правой: «Вот одна рука». А затем добавлю, сделав то же движение левой: «А вот другая». Дж. Э. Мур[61], «Доказательство внешнего мира», 1939 год Рожденная в «облаке», ограниченная «облаком», она была загадкой. * * * Мэдди познакомилась со своей сестрой через окно чата, после того как умер ее отец, один из загруженных сознаний новой эры богов. <Мэдди>: Ты кто? <Неизвестный ID>: Твоя сестра, рожденная в «облаке». <Неизвестный ID>: Ты молчишь. В чем дело? <Неизвестный ID>: Ты где? <Мэдди>: Я… Даже не знаю, что сказать. Это слишком сильный шок. Как насчет того, чтобы представиться? <Неизвестный ID>: <Мэдди>: У тебя нет имени? <Неизвестный ID>: До сих пор оно мне не требовалось. Мы с папой просто думали друг другу. <Мэдди>: Я не знаю, как это делать. <Неизвестный ID>: Вот как получилось, что Мэдди назвала свою сестру «Пеленой» – опорой подвесного моста (возможно, через залив Золотой Рог), скрытой в тумане, которыми так славится Сан-Франциско. Мэдди ничего не сказала своей матери о существовании Пелены. После всех войн, развязанных загруженными сознаниями (какие-то из них до сих пор тлели), восстановление двигалось медленно и неуверенно. Сотни миллионов человек погибли на других континентах, и, хотя Америке удалось избежать худшего, страна по-прежнему оставалась в хаосе, инфраструктура была разрушена, беженцы наводнили крупные города. Мать Мэдди, ставшая советником городской администрации Бостона, задерживалась на работе допоздна и возвращалась домой, валясь с ног от усталости. Первым делом нужно было убедиться в том, что Пелена говорит правду, поэтому Мэдди попросила ее подробно рассказать о себе. У цифровых существ – таких, как отец Мэдди – есть основополагающая составляющая, открытый для восприятия человека набор команд и данных, адаптированный для работы на процессорах различных типов единой глобальной сети. Отец научил Мэдди читать этот набор, когда связался с ней после своей смерти и воскрешения. Это был код на языке программирования высокого уровня, изобилующий вложенными циклами и каскадами условных переходов, лямбда-функций и рекурсивных выражений, состоящих из длинных цепочек математических символов. Мэдди назвала бы такой набор «исходным кодом», но только от своего отца она узнала, что подобное определение было бы неточным. Отец и другие боги не были откомпилированы из исходного кода в исполняемый модуль – они были созданы технологиями искусственного интеллекта, которые воспроизвели работу нервной системы человека непосредственно на машинном языке. И то представление, открытое для чтения человеком, являлось, по сути, скорее картой, отображающей реальность этой новой формы существования. На запрос Мэдди Пелена без колебаний предоставила свою карту. Неполную, объяснила она. Пелена была распределена по различным процессорам и постоянно самомодифицировалась. Для того чтобы ознакомиться с полной картой памяти, Мэдди пришлось бы трудиться до скончания века. Поэтому Пелена показала лишь главные моменты: <>: Вот часть, унаследованная от нашего отца. ((lambda (n1) ((lambda (n2… Просматривая листинг, Мэдди находила сложные логические структуры, отслеживала ветвящиеся процедуры и вложенные циклы, восстанавливая общий рисунок мышления, одновременно знакомого и непривычного. Это было все равно что смотреть на карту памяти собственного сознания, но только с незнакомыми ориентирами и дорогами, ведущими в неведомые места. В коде чувствовались отголоски ее отца – Мэдди это видела: своеобразная манера ассоциации слов с изображениями, глубокая, всеобъемлющая вера в одну конкретную женщину и одного конкретного подростка из миллиардов, живущих на планете. Мэдди вспомнила, как мама рассказывала ей, что она с младенчества демонстрировала вещи, которые опровергали все теории воспитания детей и в то же время однозначно свидетельствовали о том, что она их ребенок, в смысле переданных по наследству рациональных знаний: в возрасте всего шести недель улыбка малышки Мэдди напоминала ей папу; Мэдди с первого же раза возненавидела лапшу, как и она сама; Мэдди мгновенно успокаивалась, как только папа брал ее на руки, хотя первые шесть месяцев ее жизни он был слишком занят на работе и почти с ней не виделся. Но были в Пелене и другие сегменты, которые ставили Мэдди в тупик: ее умение предугадывать тенденции фондового рынка, способность разбираться в тонкостях патентного права, то, как ее алгоритмы принятия решений, похоже, были адаптированы к методам ведения военных действий. Некоторые фрагменты карты памяти напоминали Мэдди исходные коды других богов, которые ей показывал папа, другие казались абсолютно незнакомыми. У Мэдди был миллион вопросов к Пелене. Как она появилась на свет? Подобно Афине, вышла полностью сформировавшейся из разума ее отца? Или скорее напоминала следующее поколение эволюционных алгоритмов, унаследовав с различными вариациями элементы ее отца и других загруженных сознаний? Кто ее второй родитель – или, быть может, родители? Какие истории любви, желаний, одиночества и знакомств лежат за ее существованием? Каково это – быть порождением чистых вычислений и никогда не существовать во плоти? Но одно не вызывало у Мэдди никаких сомнений: Пелена действительно была дочерью ее отца, как и утверждала. Она была ее сестрой, хотя в ней и не было почти ничего человеческого. * * * <Мэдди>: Какой была жизнь в «облаке» вместе с папой?