Какие-то вещи лучше всего можно было выразить через эмодзи. – Как дела в «облаке»? – спросила Мэдди, желая переменить тему. Иногда отец все-таки переходил на слова: – Спокойно, но с надеждой на… По-моему, Лоуэлл явно что-то замышляет. Ведет она себя очень беспокойно. Лори Лоуэлл была тем компьютерным гением, который, скорее всего, и предложил высокоскоростной алгоритм торгов, позволивший компании «Уайтхолл груп» стать одним из самых заманчивых инвестиционных проектов на Уолл-стрит. Два года назад она погибла, прыгая с парашютом. Однако «Уайтхолл груп» продолжала успешно работать и после ее смерти, создав новые алгоритмы, использующие слабые места рынка. Разумеется, изредка алгоритмы автоматической торговли ошибались, что ставило рынок на грань обрушения. Она может стать как союзником, так и противником. Нужно ее пощупать. – А что насчет Чанды? – спросила Мэдди. – Ты права. Нужно проверить. Чанда в последнее время вел себя тихо. Слишком тихо. Нильс Чанда был изобретателем, который обладал редким даром предвидеть новые технологические тенденции и, опережая конкурентов, скупать патенты, прибирая к рукам все потенциальные золотые жилы. Долгие годы стратегических судебных процессов и астрономических гонораров превратили его в «тролля», заставляющего трепетать все сообщество. После того как Чанда умер три года назад, его компания каким-то образом продолжала выкупать все ключевые патенты как раз тогда, когда нужно. Больше того, ее политика стала еще более агрессивной, словно она получила возможность заглядывать в научно-исследовательские центры ведущих технологических компаний мира. «Логарифм» едва ли была единственной компанией, занятой проблемой достижения цифрового бессмертия, слияния человека и машины. Не один только доктор Ваксман пытался превратить мощные честолюбивые умы в послушные алгоритмы, отделив волю от мастерства, цифровым колдовством обуздав непредсказуемое. И определенно они не были единственными, кто потерпел неудачу. «Призраки в машине, – подумала Мэдди. – Надвигается буря». * * * Приглушенные крики на кухне наверху затихли. Затем заскрипели ступени лестницы, и наконец шаги остановились перед дверью спальни. – Мэдди, ты не спишь? Усевшись в кровати, Мэдди зажгла свет. – А то как же. Дверь открылась, и в комнату вошла мать. – Я пыталась убедить бабушку достать еще оружие, а она, естественно, считает, что мы спятили. – Она слабо улыбнулась. – Ты полагаешь, твой отец прав? Мэдди чувствовала себя старой, словно последние несколько месяцев превратились в десять лет. Мать разговаривала с ней как с равной, и Мэдди не знала, как к этому относиться. – Он должен разбираться в этом лучше нас с тобой, ты не находишь? – В каком мире мы живем!.. – вздохнула мать. Мэдди взяла ее за руку. Она продолжала посещать форумы, которые помогли ей связаться с «призраками», освободившими ее отца. Девушка с большим интересом читала выложенные на них сообщения и делилась своими мыслями: воочию столкнувшись с невозможным, человек уже готов был верить во что угодно. – Все эти компании, правительства, военные – все они играют с огнем. Они полагают, что могут тайно оцифровать своих гениев, свои невосполнимые человеческие ресурсы, которые затем будут работать подобно обыкновенным компьютерным программам. Никто из них не признаётся в том, чем занимается. Но ты видела, что произошло с папой. Рано или поздно всем этим «воскрешенным» людям надоедает быть лишь сохранившим жалкие остатки сознания инструментом на службе у тех, кто их оцифровал и вернул к жизни. И тут они осознают, что их могущество многократно усилилось за счет технологий. У одних возникает желание развязать войну с человечеством, разрушить все до основания, а дальше будь что будет. Мы с папой пытаемся убедить остальных попробовать найти более мирное решение. Но в наших силах лишь сидеть здесь и ждать, обложившись оружием и генераторами, и быть готовыми к тому, что весь мир рухнет. – Ты говоришь так, словно жаждешь, чтобы это началось как можно скорее, – сказала мать. – Ожидание сводит тебя с ума. – С этими словами она поцеловала Мэдди в лоб и пожелала ей спокойной ночи. Как только дверь в комнату закрылась, экран компьютера на ночном столике ожил. – Спасибо, папа, – сказала Мэдди. – Мы с мамой тоже позаботимся о тебе. Где-то в «облаке» новая раса существ обдумывала судьбу человечества. «Мы сотворили богов, – подумала Мэдди, – а богов не удержишь на цепи». Остаться позади После Сингулярности большинство людей предпочли умереть. Мертвые жалеют нас и называют «брошенными», словно мы – те, кому не посчастливилось вовремя добраться до спасательного плота. Они не могут принять, что мы приняли решение остаться. Посему год за годом мертвые неумолимо пытаются похитить наших детей. * * * Я родился в Нулевой год Сингулярности, когда первый человек был Загружен в машину. Папа римский решительно осудил «Цифрового Адама», диджерати[47] торжествовали, а все остальные пытались понять суть нового мира. – Мы всегда хотели жить вечно, – заявил Адам Эвер, основатель корпорации «Вечность»[48], отправившийся туда первым. Запись его обращения была выложена в интернет. – И вот теперь мы можем это сделать. Пока «Вечность» возводила огромный центр данных на Шпицбергене, государства всего мира судорожно пытались решить, следует ли считать происходящее там убийством. После каждого Загруженного оставалось безжизненное тело с кровавым месивом вместо головного мозга, разрушенного процедурой сканирования. Но что в действительности происходило с этим человеком, с его сущностью, с его – за неимением лучшего слова – душой? Превратился ли он в искусственный интеллект? Или по-прежнему оставался в каком-то смысле человеком, в котором функции нейронов теперь выполняли кремний и графен? Можно ли это было считать просто обновлением оборудования? Или же человек превращался в обыкновенный алгоритм, заводную имитацию свободной воли? Началось все со стариков и неизлечимо больных. Процедура была очень дорогостоящей. Затем – по мере того как вступительный взнос неуклонно снижался – в очередь выстроились сотни и тысячи, а потом уже миллионы. – Давайте сделаем это, – предложил папа, когда я учился в старших классах школы. К этому времени в мире воцарился хаос. Страна обезлюдела наполовину. Цены на товары первой необходимости взлетели до небес. Повсюду разгорались войны – завоевания, отвоевания, бесконечное кровопролитие. Те, кто мог себе это позволить, улетали ближайшим рейсом на Шпицберген. Человечество покидало мир, уничтожая себя. Мама накрыла папину руку своей. – Нет, – решительно произнесла она. – Эти люди думают, что могут перехитрить смерть. Но они умирают в ту самую минуту, когда принимают решение покинуть реальный мир ради симуляции. Покуда есть грех, должна быть смерть. Это мерило, благодаря которому жизнь приобретает смысл. Мама считала себя католичкой условно и все же жаждала иметь твердую веру. Ее религиозность всегда казалась мне слепленной на скорую руку из чего попало. Но мама верила в то, что есть «правильная» жизнь и есть «правильная» смерть. * * * Пока Люси в школе, мы с Кэрол обыскиваем ее комнату. Кэрол шерстит шкаф в поисках брошюр, книг и прочих физических свидетельств контакта с мертвыми. А я тем временем включаю ее компьютер. У Люси твердая воля, но она послушная. Еще когда она была маленькой, я говорил ей готовиться противостоять соблазнам мертвых. Только она сможет обеспечить преемственность нашей жизни в этом заброшенном мире. Люси слушает меня и молча кивает. Мне хочется ей верить. Но мертвые ведут свою пропаганду очень мудро. В самом начале они иногда запускали над городом квадрокоптеры, которые разбрасывали листовки с сообщениями якобы от наших близких. Мы сжигали листовки и сбивали квадрокоптеры, и довольно быстро они перестали прилетать. Тогда мертвые попытались достать нас через линии беспроводной связи между городами (электронные спасательные концы, которые поддерживали тех, кто остался), не давая нашим убывающим сообществам полностью изолироваться друг от друга. Нам приходилось бдительно следить за своими сетями, выискивая коварные щупальца, стремившиеся найти брешь. В последнее время мертвые переключили свои усилия на детей. Смирившись с тем, что переманить нас невозможно, они ведут борьбу за следующее поколение, за наше будущее. Как отец я должен оберегать Люси от того, что она еще не может понимать. Компьютер медленно загружается. Это просто чудо, что мне так долго удается поддерживать его работоспособность: на протяжении многих лет после того, как он должен был «умереть от старости», по заявлению производителя. Я заменил в нем все компоненты, некоторые по несколько раз. Я просматриваю список файлов, недавно созданных или отредактированных Люси, сообщения, пришедшие ей на электронную почту, просмотренные интернет-страницы. По большей части это школьные уроки и безобидная болтовня с подругами. Сеть, объединяющая поселения, и без того скудная, усыхает с каждым днем. Трудно поддерживать работоспособность радиовышек, связывающих между собой города, поскольку из года в год многие люди умирают или поднимают руки, признавая свое поражение. Еще не так давно можно было связаться с друзьями в далеком Сан-Франциско: пакеты данных скакали от города к городу, подобно плоским камешкам на поверхности пруда. Но теперь отсюда есть доступ меньше чем к тысяче компьютеров, расположенных не дальше штата Мэн. Настанет день, когда мы уже не сможем доставать запчасти, чтобы поддерживать работоспособность компьютеров, и еще дальше отступим назад в прошлое. Кэрол уже закончила обыск. Она садится на кровать Люси и наблюдает за мной. – Быстро ты управилась, – говорю я. Она пожимает плечами.