– Тодд? – Бен пристально глядел на меня. – Тихо, – бухнул негромко Мэнчи. – Тихо на болоте. Тут Бен перевел взгляд на него, а потом обратно на меня – очень мягкий, и вопрошающий, и заботливый. – О чем он толкует, Тодд? – Мы што-то видели, – вздохнул я. – Там, на болоте. Вернее, не видели, оно пряталось, но это было как прореха в Шуме, как будто кто-то вырвал… Я заткнулся, потому што мои слова он слушать перестал. Я открыл ему мой Шум и стал вспоминать как можно достовернее, а он как-то свирепо посмотрел на меня, а далеко позади я услышал, што к нам идет Киллиан и зовет «Бен?» и «Тодд?», и у него озабоченный голос и Шум тоже, и Бен тоже начал слегка закипать, но я продолжил думать как можно точнее про ту дыру в Шуме, но тихо, совсем тихо, штобы никто в городе нас не услышал, но Киллиан уже шел к нам, и Бен смотрел на меня и смотрел, пока я его не спросил: – Это спаки? Ушлепки? Они вернулись? – Бен! – уже в голос орал Киллиан, идучи к нам чрез поле. – Мы в опасности? – быстро спросил я. – Будет новая война? Но Бен только сказал: – О мой бог, – совсем тихо. И еще раз: – О мой бог. А потом, не шелохнувшись и даже взгляд не переведя: – Тебя надо отсюда убрать. Тебя надо отсюда убрать сию же минуту. 4 Не думай это! Киллиан примчался бегом, но не успел он и рта раскрыть, как Бен его перебил: – Не думай это! И ты тоже, – это он ко мне повернулся. – Прикрой сверху Шумом, спрячь. Спрячь как можно лучше! Он сгреб меня за плечи и так стиснул, што кровь заскакала пуще прежнего. – Да што происходит? – воскликнул я. – Ты домой через город шел? – Это Киллиан. – Естественно, я шел домой через город, – огрызнулся я. – А как еще, еть его, мне домой попасть? У Киллиана даже скулы напряглись, но не от того, што я голос повышаю, а от страха – страх у него в Шуме криком кричал! И за «еть» они на меня тоже орать не стали – поверьте, от этого только хуже сделалось. Мэнчи брехал так, што еще немного, и всю голову отбрешет: – Килилан! Тихо! Еть! Тодд! – но его никто не позаботился заткнуть. – Придется сделать это сейчас! – Киллиан посмотрел на Бена. – Знаю, – ответил тот. – Што происходит?! – я еще поддал громкости. – Што сделать сейчас? Я отступил чутка и смотрел теперь на обоих. Эти двое переглянулись и перевели наконец взгляд на меня. – Тебе придется сейчас же уйти из Прентисстауна, – это Бен сказал. Некоторое время я катал глазами от одного к другому, но в Шум к себе они ничего не пустили – ничегошеньки, кроме обычной озабоченности. – То есть как это уйти из Прентисстауна? В Новом свете же нет ничего, кроме Прентисстауна! Тут они еще одним взглядом обменялись. – Прекратите это! – потребовал я. – Вперед, – скомандовал Киллиан. – Мы тебе уже и мешок собрали. – Как это вы мне уже и мешок собрали?! – У нас наверняка мало времени, – сказал Киллиан Бену. – Он может пойти вдоль реки, – сказал Бен Киллиану. – Ты знаешь, что это значит, – сказал Киллиан Бену. – План от этого не меняется, – сказал Бен Киллиану. – КАКОГО ЕТЯ ТУТ ТВОРИТСЯ?!! – взревел я, хотя «етя» на самом деле не сказал, потому как ситуашия требовала слова покрепче. – КАКОЙ ЕТЬСКИЙ ПЛАН? Но они почему-то упорно на меня не злились. Бен понизил голос и попытался привести Шум хоть в какой-то порядок. – Очень, очень важно, чтобы ты изо всех сил не пускал в Шум то, что случилось на болотах, ты меня понял? – Но почему? Спаки вернулись и теперь всех нас поубивают? – Не думай это! – оборвал меня Киллиан. – Хорошенько прикрой, утопи поглубже и держи тихо, пока не окажешься далеко от города, где никто не сможет тебя услышать. А теперь быстро! И он кинулся обратно к дому – прямо бегом, как есть бегом! – Идем, Тодд, – сказал Бен. – Никуда я не пойду, пока мне кто-нибудь все не объяшнит. – Объяшнения ты получишь. – Бен взял меня за локоть и просто-напросто потащил за собой. – Получишь, увы, больше, чем хотел. И такая печаль была у него в голосе, што я умолк и не сказал больше ни слова, а просто припустил за ним следом домой. Позади разорялся Мэнчи. Когда мы добрались домой, я ждал… Хрен его знает, чего я ждал. Што из леса вывалится армия спаклов. Шеренгу мэрских людей с ружьями. Што дом сгорел дотла. Понятия не имею. Шум Бена с Киллианом дела никак не прояснял, собственные мои мысли бурлили, што твой вулкан, проклятый Мэнчи все не затыкался – чего вообще ждать в такой суматохе? Но там никого не было. Дом – наш дом – стоял себе, как всегда, тихий такой, ферма фермой. Киллиан ворвался чрез заднюю дверь, кинулся в молельню, которой мы никогда не пользовались, и принялся отрывать доски от пола. Бен устремился в буфетную и начал швырять сушеную еду и фрукты в холщовый мешок, потом заскочил в уборную и добавил малый медипак. Я просто торчал посреди всего этого, как дурак, и гадал, какого трепаного етя кругом творится. Знаю, што вы думаете: как я мог ничего не знать, не понимать, если весь день, каждый шлепаный день слышал каждую мысль двоих мужчин, которые заправляют этим домом? Так вот, в том-то и штука. Шум – это действительно шум: грохот, лязг, треск – он обычно сливается в одну сплошную кашу из звуков, картинок и мыслей, и большую часть времени из него невозможно ровным счетом ничего вычленить. Ничего осмысленного. Мужской разум – настоящая свалка, и Шум – бушующее, клокочущее зеркало этой свалки. Это и правда, и то, што человек правдой считает, и то, што он себе воображает, и што ему видится; Шум говорит сразу одно и совершенно противоположное ему другое, и, хотя где-то в нем точно закопана истина, нет никакой возможности сказать, што истинно, а што нет, потому што на тебя вываливают ВСЁ! Шум – это человек без фильтров, как он есть, а без фильтров человек – это ходячий хаос. – Никуда я не пойду, – заявил я. Они продолжали заниматься своими делами и никакого внимания не обратили. – Никуда я не пойду! – попробовал я еще раз, а Бен просочился мимо меня в молельню – помогать Киллиану поднимать пол. Через некоторое время они нашли, што искали: на свет появился рюкзак, старый – я думал, я его потерял. Бен его развязал и быстренько проглядел, все ли внутри в порядке. Я заметил што-то из своей одежды и еще кое-што навроде… – Это што, книга?! – чуть не возопил я. – Вы же должны были их сжечь еще давно! Но они все так же меня игнорировали, и у меня все остальное на языке замерло, потому што Бен вытащил ее наружу, и оказалось, што это не книга даже, а какая-то типа тетрадь с симпатичной такой кожаной обложкой. Бен ее быстренько пролистнул: страницы унутри оказались чуть желтоватые, как сливки, и все исписаны от руки. Тетрадь Бен закрыл – аккуратно, будто это што-то очень ценное, – и в пластиковый пакет завернул для защиты, а потом опустил обратно. И тут-то они наконец повернулись ко мне. – Никуда я не пойду, – напомнил я им в третий раз.