Мэм? – про себя удивился я. – Это как «сэр», красавчик, – женщина повесила ружье за лямку через плечо, – только когда обращаешься к леди. Она присела на корточки, к Мэнчи: – Ну а ты кто у нас будешь, щеночек? – Мэнчи, – бухнул он. – Ну, да, это уж точно ты, верно, малыш? – Она энергично его почухала. – Ну, а вас, щеночки? – На нас она при этом не смотрела. – Как ваши добрые матушки звали вас – величали? Мы с Виолой переглянулись. Это как плата – выдать свое имя… но, может, и нормальная цена за то, штобы в тебя перестали тыкать ружьем. – Я – Тодд. Это – Виола. – Ясно, как день божий, – сказала женщина, уже заставившая к тому времени Мэнчи опрокинуться на спину и подставить под почес пузо. – Есть еще другой путь через реку? – тревожно спросил я. – Еще какой-то мост? Потому как те мужчины… – Я – Матильда, – перебила меня она, – но кто меня так кличет, те меня не знают, так што можете звать меня Хильди, и, кто знает, когда-нибудь, может, заслужите право пожать мне руку. Я еще раз глянул на Виолу. Вот как понять, сошел с ума человек без Шума или нет? Старуха опять хихикнула: – Очень ты у нас смешной, малец. – Она наконец оторвалась от Мэнчи, который перевернулся на ноги и уставился на нее полным абсолютного обожания взором. Всё, пропал пес. – Но на твой вопрос скажу, што в паре дней отсюда вверх по течению есть мелкий брод, а вот мостов далеко еще нет, ни в одну сторону, ни в другую. Она обратила взгляд снова на меня, такой ясный и твердый, и еще улыбочка эта маленькая на губах. Наверняка снова читала мой Шум, хоть я и не чувствовал тычка и вторжения, как когда этим занимаются мужчины. Она смотрела, а до меня начали доходить кое-какие вещи, и не только доходить, а и складываться в цельную картину. Видимо, Прентисстаун и правда изолировали из-за Шума… потому как вот передо мной взрослая женщина, которая явно пока ни от чего не умерла. Меня привечает, но дистанцию держит и вообще готова встречать чужаков с той стороны ружьем. Ежели я заразный, Виола уже наверняка от меня эту заразу подцепила, и пока мы тут лясы точим, уже умирает. И в том, другом поселении мне почти наверняка будут не рады и сразу попросят на выход, и на том все и кончится. Путешествие мое кончится, не успею я понять, куда мне идти. – О, в поселении тебе рады точно не будут, – сказала женщина. – Тут уж никаких «почти наверняка». – И тут она мне подмигнула. Нет, правда подмигнула! – Но то, чего ты не знаешь, тебя точно не убьет. – На што спорим? – буркнул я. Она от меня отвернулась и полезла обратно, на свой утес. Мы проводили ее глазами до самого верха. – Вы-то как, идете? – осведомилась она, будто давно уже пригласила нас следовать за собой, а мы ее только ждать заставляем. Я посмотрел на Виолу. – Мы ведь и собирались идти в поселение, – сказала та. – Рады нам там или не рады. – Ну, так туда вы и пойдете, – донеслось сверху. – Но што вам, щеночкам, сейчас нужнее нужного, так это хорошенько выспаться и отожраться. Даже слепой увидит. Идея про сон и еду была до ужаса соблазнительна. Я даже на секунду забыл, што она недавно тыкала в нас ружьем. Но только на секунду. Нам и без того есть о чем подумать. И решать надо мне, за обоих. – Мы будем держаться дороги, – сказал я Виоле тихо. – Я даже не знаю, куда мы вообще идем, – так же тихо возразила она. – А ты? Только честно? – Бен говорил… – Вы, щеночки, двигаете сейчас ко мне на ферму, грузите в себя достаточно корма, дрыхнете на настоящей кровати – хотя она не особо-то мягкая, за это я вам поручусь, – а поутру мы с вами пойдем в поселение. Вот так она его и сказала, это слово, да еще глаза пошире открыла, словно мы сами себя выставили на посмешище, што так его называем. Мы так с места и не двинулись. – А вы вот каковски на это посмотрите, – посоветовала она. – У меня вона ружо есть. – Она для наглядности им помахала. – Но я вас по-хорошему приглашаю. – Почему бы нам не пойти с ней? – прошептала Виола. – Хоть посмотрим. Мой Шум даже подскочил немного. – На што посмотрим? – Мне бы не помешала ванна. И нормальный сон тоже. – И мне бы тоже, – согласился я. – Но за нами гонятся люди, которых один обрушенный мост вряд ли остановит. И потом, мы о ней ничего не знаем. Она, может, убийца какая. – Кажется, с ней все в порядке, – Виола еще раз на всякий случай посмотрела. – Слегка ку-ку, но не то штобы опасно ку-ку. – Ничего с ней не «кажется». – Я, если честно, слегка разозлился. – Люди без Шума вообще не «кажутся», не видно их, ненормальные они какие-то. Она нахмурилась и сжала зубы. – Ну, кроме тебя, конечно, – поспешил добавить я. – Каждый раз… – начала она, но договаривать не стала, а просто тряхнула головой. – Чего каждый раз? – взвился я, но Виола кинула на меня прищуренный взгляд и повернулась к женщине. – Погодите, – голос у нее тоже звучал недовольно, – я только свои вещи возьму. – Эй! – возмутился я (а што я ей жизнь спас, мы уже и думать забыли?). – Минуточку. Нам на дорогу нужно. Мы должны идти в город. – Дороги – не самый быстрый способ попасть куда-то, – заметила женщина. – Ты, видать, не в курсе. Виола молчала, только за мешком нагнулась, хмурясь на всю округу. Вот вам, готова уйти с первым же тихим человеком, какого встретила на дороге; чуть ее поманили, и она уже бежит, бросив меня позади. А о том, о чем я и говорить не хочу, она наверняка не подумала. – Я не могу идти, Виола, – проговорил я, стиснув зубы и немного себя ненавидя за эти слова; лицо запылало, и, што интересно, повязка при этом отвалилась. – Я же носитель микроба. Я опасный. – Тогда, наверное, и правда не ходи. Ух, какое жало вдруг обнаружилось у нее в голосе! У меня второй раз за день отвалилась челюсть. – И ты, што же, вот так возьмешь и уйдешь? Виола отвела взгляд, но не успела раскрыть рот, как заговорила старуха: – Мальчик-щен, ежели ты боишься, што нас всех перезаражаешь, тогда пусть твоя подружка идет впереди со старой Хильди, а ты держись от нас сзади, поодаль, а песий щен путь тебя охраняет. – Мэнчи! – сказал Мэнчи. – Какая разница, – сказала Виола и полезла наверх по камням. – И я тебе уже говорила, – заметила женщина. – Я Хильди, а не старуха. Виола выбралась наверх, и они просто ушли, вот так. – Хильди, – сказал мне Мэнчи. – Заткнись, – сказал я. И поскольку выбора у меня не было, я полез за ними следом. Так мы и шли, по куда более узкой тропинке через кусты и скалы: Виола и старая Хильди – вместе, где было можно, мы с Мэнчи – сильно сзади. Плелись, хрен его знает куда, к каким новым опасностям, а я всю дорогу оглядывался, словно ожидал увидеть догоняющих нас мэра и мистера Прентисса-младшего… и Аарона… Не знаю… А чего тут знать? Как Бен с Киллианом вообще могли подумать, што я к такому готов? Конечно, постель и горячая еда стоят того, штобы тебя за них пристрелили, но это все равно может оказаться ловушкой, а мы – такие дураки, што заслужили в нее угодить. А еще за нами гонятся, и нам, по-хорошему, надо бежать. Но, может, через реку и правда нет другого пути. А Хильди могла нас заставить, но не стала. А Виола сказала, што с ней все в порядке, и кто их разберет, вдруг один не-Шумный человек может читать другого? Видите? Што тут вообще можно знать? И кому какое дело, што там говорит эта Виола!