Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 25 из 41 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Такие способы вполне в компетенции жандармской железнодорожной полиции, ваша светлость, – сухо перебил собеседника Потапов. – Варшавская полиция ищет Берга не только среди живых, но и средь мёртвых! – Понятно. Благодарю вас, генерал! А что князь Кильдишев? Он поставлен в известность? – Разумеется, ваша светлость. Полковник Кильдишев обещал провести по данному печальному факту собственное строжайшее расследование, а о его результатах сообщить полицейским властям. Однако, – «лошадиный генерал» замялся. – Однако, в силу давней неприязни господ армейских офицеров к жандармам, вряд ли можно рассчитывать в полной мере на сотрудничество полковника Кильдишева. Полицейских дознавателей, к примеру, просто не допустили в казармы батальона, где они намеревались допросить друзей прапорщика Берга. Обращение за содействием к командиру батальона результатов не принесло: Кильдишев в резкой форме заявил мне, что полицейским ищейкам в казармах делать нечего, а всё, что он посчитает нужным сообщить, будет со временем сообщено… – Много на себя берут эти господа гвардейцы элитных полков! – не выдержав, сорвался Горчаков, вскакивая из кресла и начав кружить по кабинету. Его гнев, растерянность и беспокойство нашли, казалось, единственный на сию минуту выход. – Надо же! Р-распустили своих офицеров донельзя! Раскатываются по заграницам, позволяют себе дикие мальчишеские выходки, устраивают дуэли с аккредитованными в России дипломатами… И это в то время, когда Россия ведёт сложнейшие и архиважные переговоры с японской стороной по территориальным вопросам, имеющим первостепенное значение! А потом господа командиры ещё и пыжатся, надувают щёки и отказываются от сотрудничества с полицейскими властями, пытаются прикрыть грязные делишки своих офицеров! Сделав несколько кругов по кабинету, канцлер внезапно остановился перед Потаповым: – Господин генерал! Я немедленно отправляюсь к государю, чтобы поставить его в известность об этом случае, который, скорее всего, осложнит надлежащее исполнение нашей политики на Дальнем Востоке. Я надеюсь… Я прошу вас, Александр Львович, ехать вместе со мной: государю могут понадобиться подробности розыска – а кто лучше вас нынче сможет ответить на эти вопросы? И эти возмутительные подробности про полковника Кильдишева! Словом, я просто прошу вас! – Извольте, князь, – Потапов начал собирать в бювар бумаги. – Извольте, я готов! – Благодарю, генерал! – Горчаков бешено затряс колокольчиком. – Мой экипаж к подъезду, духом! Нет, каковы эти господа гвардейцы! Ну, погодите, погодите! Прошу вас следовать за мной, Александр Львович! Умащиваясь в карете рядом с продолжающим кипятиться министром иностранных дел, осторожный шеф жандармов всё же счёл нужным предупредить: – Хочу предостеречь вас, ваше сиятельство, относительно князя Кильдишева. Целиком и полностью разделяя ваше возмущение, всё же должен заметить… Вы, как человек партикулярный… – Какого чёрта, генерал! При чём тут партикулярность? – Вот-вот, ваше сиятельство! А между тем Сапёрный лейб-гвардии батальон, коим нынче командует полковник Кильдишев, на особом счёту-с у государя императора! Сапёры – предмет особого расположения и приязни его величества! И чрезмерный накал страстей, овладевший вами, вполне может быть понят государем превратно-с! – О чём вы, господин генерал? Его величество чрезвычайно расположен и к японскому посланнику, господину Эномото! Государь изволит по меньшей мере дважды в неделю приглашать посланника на дружеские, семейные чаепития в кругу монаршего семейства – а вот теперь извольте объясняться по поводу нелепой кончины его ближайшего помощника! – Вот как? Не знал, не знал, – подивился «лошадиный генерал». – Но тем не менее позвольте закончить, ваше сиятельство. Относительно сапёров. У его величества самые тёплые воспоминания относительно солдат этого батальона. Вспомните ту давнюю и страшную историю, ваше сиятельство: Сенатская площадь, восставшие полки. Покойный монарх, Николай Первый, будучи тогда чрезвычайно озабочен судьбой наследника, в то злосчастное утро передал юного Александра Николаевича на попечение солдат именно этого, Сапёрного лейб-гвардии батальона, оставшегося верным присяге[76]. Такое не забывается, Александр Николаевич! Так что прошу и умоляю: не увлекитесь чрезмерно в своих обличениях господ гвардейцев! * * * – Ваше сиятельство, господин канцлер! – адъютант, чтобы не унижать кипятящегося перед ним Горчакова своим ростом, даже чуть подогнул ноги в блестящих сапогах-бутылках. – При всём уважении к вашей персоне, аудиенция у его величества нынче никак не возможна! – Срочнейшее дело государственной важности, милейший! У меня и у генерал-адъютанта Потапова! Доложите государю! Не вынуждайте меня применить силу, наконец! Применение силы к гренадёрского роста адъютанту в приёмной Александра со стороны тщедушного канцлера, едва достающего собеседнику до локтя, могло выглядеть забавно, однако никому в ту минуту и в голову не пришло веселиться. – Ваше сиятельство, у меня самые прямые и не допускающие двоякого понимания указания его величества! – прижав для убедительности обе руки к груди, объяснялся адъютант. – В настоящее время у его величества великий князь Константин Александрович. Причём его величество предупредил всех, что сразу после данной аудиенции он с Константином Александровичем отправляется делать визиты прибывшим из Европы родственникам… – Что ж… Тогда я буду ждать в приёмной до тех пор, пока его величество меня не примет! – заявил Горчаков, тут же демонстративно усаживаясь в кресло и не без усилий закидывая ногу на ногу. Обернувшись к шефу жандармов, он пригласил. – Присаживайтесь и вы, Александр Львович! Будем сидеть и ожидать! Адъютант впервые позволил себе слегка улыбнуться: – И совершенно напрасно, ваше сиятельство! Его величество, скорее всего, выйдет из кабинета другим входом-с! Секунду подумав, Горчаков опять подскочил к адъютанту: – Но записку! Записку государю – два слова! – вы можете передать? – и, не дожидаясь согласия, канцлер подскочил к столу дежурного офицера, черкнул на бумаге несколько слов и вручил адъютанту. – Прошу вас! Незамедлительно! Всё ещё сохраняя на лице вежливо-скептическое выражение, офицер исчез за массивными дверями кабинета Александра. Потапов поглядывал на эти двери с откровенной опаской. – Может, напрасно вы этак-то, Александр Николаевич… С таким напором к государю… В конце концов, что за дело-то «великое»? Ну, нашли мёртвого азиата в полосе отчуждения. И что? Второй предполагаемый противник исчез яко дым. Кто инициатор ссоры – бог весть. Да и была ли ссора вообще? В это самое мгновение двери кабинета стремительно распахнулись, и на пороге возник Александр – как обычно, в короткой курточке венгерского образца, единственным украшением которой была скромная меховая оторочка, да обшитые золотой тесьмой петли от пуговиц. Опытный царедворец Горчаков, бросив на Александра короткий взгляд, тут же определил, что явился в недобрый для себя час. Мгновенно мелькнула у канцлера и мысль о том, что, может, и прав осторожный шеф жандармов – не преждевременны ли поднятый им шум и суета? Что не ко времени – это уж точно: государь был явно чём-то расстроен и даже разгневан – скорее всего, беседой с братом, Константином Николаевичем. Однако у сильных мира сего шишки достаются в таких случаях тем, кто поближе. Как ни скоро просчитывал министр иностранных дел ситуацию, реакция Александра была не менее скоротечной: – Что сие означает, светлейший? – Александр тряхнул запиской Горчакова и перевёл взгляд выпуклых глаз на шефа жандармов. – «Убит секретарь японского посольства Асикага…» Генерал, ты тоже по этому делу? Ну, что сие означает? Потапов, стараясь быть как можно более лаконичным, изложил суть дела. Пока он рассказывал, в дверном проёме за Александром возникла фигура Великого князя Константина Николаевича. – Господин Эномото поставлен о случившемся в известность – едва дослушав Потапова, император перевёл гневный взгляд на Горчакова. – Пока нет, государь, – развёл руками канцлер. – Узнав эту новость не более чем 30 минут тому назад, я не имел возможности продумать ни форму сообщения, ни возможные политические последствия данного трагического происшествия. – «Политические последствия»! – перебил Александр. – Почему вы всегда говорите и думаете исключительно о политике, господа? А чувства, а разум людской – входят ли вообще эти категории в круг вашего понимания? Его высокопревосходительство вице-адмирал Эномото Такэаки, Чрезвычайный и Полномочный Посол Японии в России, является, прежде прочего, моим личным другом! Вдали от своей родины, в чужой для него стране он понёс тяжкую утрату: погиб его ближайший друг и коллега. Погиб из-за мальчишества русского офицера. Причём офицера, имеющего честь быть причисленным к батальону, заслуженно пользующемуся моим особым покровительством! Это двойное преступление, господа! Фон Берг – я запомнил это имя – недавно имел дерзость явиться на приём в честь японского посланника под личиной его друга. А нынче, доподлинно зная о моём благоволении к Эномото, дерзнул поднять руку на его ближайшего помощника. Он втоптал в грязь не только доброе имя батальона, но и оскорбил меня, своего государя! Более того: своим мальчишеством Берг поставил всю Россию в крайне сложное положение, подверг опасности её будущее! Слушая гневную филиппику Александра, Горчаков про себя дивился непостижимости логики сильных мира сего: обвинив его, канцлера, в нежелании или неумении выйти за рамки политических соображений, государь тут же перевёл преступление фон Берга в разряд политических! Однако ни возражать, ни оправдываться не следовало. И Горчаков, всем своим видом изображая позднее раскаяние, лишь вздыхал и сокрушённо качал головой. – Исходя из обстоятельств сего злодеяния, повелеваю: принять все меры для самого быстрого розыска упомянутого фон Берга, – устало закончил Александр. – Господин генерал, вам даются самые обширные полномочия для объявления в розыск Берга. Константин! – Слушаю, ваше величество! – немедленно и с готовностью отозвался великий князь. – Отмени, пожалуйста, все наши сегодняшние визиты. Не до них нынче, право… – Князь Кильдишев, – вполголоса рискнул напомнить Горчаков. – Без его полного содействия установить друзей и мотивы преступления Берга представляется маловероятным. – Да, верно… Симеонов, – Александр повернулся к адъютанту. – Соблаговоли послать в Сапёрный лейб-гвардии батальон нарочного. Я ожидаю видеть у себя князя Кильдишева не позднее чем через два часа. Потапов, подробный доклад по делу ты сделаешь мне завтра утром. Привлечь к чрезвычайному розыску обер-полицмейстера Варшавы, полицейские силы и жандармерию всего Привисленского края и Санкт-Петербурга. Надеюсь услышать о том, что Берг схвачен и помещён в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Симеонов, не забудь подготовить высочайший указ об увольнении прапорщика фон Берга из списков личного состава батальона. Князь! А также ты, Потапов: соблаговолите принять меры к тому, чтобы японский посол господин Эномото не узнал о сем трагическом происшествии раньше, чем об этом сообщу ему я! Это мой долг, мой удел, господа… У меня всё! * * * Меры чрезвычайного розыска по поводу гибели секретаря японского посольства Асикага, предпринятые уже через час после высочайшего распоряжения Александра, охватили весь Северо-Запад России, губернии царства Польского, Северную столицу России и даже Москву. Спустя два с половиной часа после телеграфного уведомления министра внутренних дел Макова полторы тысячи сыщиков, вздыхая и матерясь, отложили все текущие дела и сосредоточились на этом новом. – Хлопотнее всего работалось варшавским «наружнякам»: именно там, на вокзале, предстояло найти следы раненого Берга. Ну и конечно, неизвестного доктора медицины, который привёз пациента на тендере паровоза и тут же бесследно исчез вместе с ним. – Допросили более тридцати извозчиков из числа тех, кто был зарегистрирован на Бирже у Центрального вокзала Варшавы, а также носильщиков и прочий железнодорожный персонал, дежуривший в злополучный день прибытия экстренного паровоза с раненым. Установить здесь удалось немного: как выяснилось, все извозчики, узрев умирающего пассажира, перепачканного кровью с ног до головы, игнорировали призывы не менее окровавленного доктора, и умчались с вокзала, нахлёстывая своих лошадёнок. Носильщики показали, что доктору удалось подрядить для перевозки раненого какого-то сельского возчика – тот либо из милосердия, либо по глупости не успел вовремя исчезнуть с вокзала. Пришёл черёд вторичного обхода всех больниц Варшавы и её пригородов, а также всех частнопрактикующих докторов. Поляки клялись и божились, что в глаза не видели ни пациента с полуотрубленной рукой, ни неизвестного доктора, его сопровождающего. Сыщики обошли даже нелицензированных повивальных бабок и лишённых практики эскулапов, втайне производящих аборты, – следы раненого пациента, равно как и сельского возчика, увёзшего его с вокзала, так и не были обнаружены. Полковник Кильдишев, экстренно вызванный к Александру, по прошествии получаса вышел от государя с лицом, покрытым неровными багровыми пятнами. Вернувшись в казармы батальона, князь незамедлительно собрал всех офицеров, раскаты и переливы княжеского баса были на сей раз не столь громогласными, как это бывало обычно. Все отпуска и даже служебные командировки офицеров батальона были отменены до особого распоряжения. С полицейскими властями категорически велено было сотрудничать, и не скрывать ничего, что имело отношение к исчезнувшему прапорщику фон Бергу. Впрочем, и в армейской среде, среди сослуживцев и друзей прапорщика, розыскной улов был невеликим. Более того, сведения о дружеских узах, связывающих Берга и японского посланника Эномото, окончательно запутали ситуацию. Удалось выяснить, что прапорщика в последнее время беспокоило подавленное настроение его японского друга. По словам сослуживцев Берга, это настроение было каким-то образом связано с секретарём посольства господином Асикага. И именно это вынудило Берга напроситься в команду батальона, выезжавшую в Швейцарию для сопровождения следующих туда на воды офицеров: желая помочь своему японскому другу, он решил проследить за Асикага в Европе. Пролить свет на ситуацию, без сомнения, мог бы сам вице-адмирал Эномото, однако царский запрет на общение с ним был категорическим и однозначным. Через армейских друзей Берга полицейское дознание вышло и на его невесту, Настеньку Белецкую. Но и тут сыщиков ждало разочарование: последнего письма она не получала, Берг лишь сообщил наречённой невесте о своей поездке в Швейцарию. О дружбе жениха и японского посланника девица Белецкая тоже знала в самых общих чертах. Круг замкнулся. Генерал Потапов, призванный идти на доклад к государю на следующее после высочайшего разноса утро, по сути дела, с пустыми руками, едва не с рассвета помчался к Горчакову. – Помилуйте, Александр Львович! – искренне изумился тот. – У меня-то, в моей «епархии», какие могут быть новости?! – А бог его знает, ваше сиятельство! – откровенно признался Потапов. – Тут чему угодно рад будешь, не токмо новостям! Вот, к примеру, доходят до меня слухи, что господин директор Азиатского департамента Стремоухов после последнего раунда переговоров имел с японцем некий секретный разговор. И что главным предметом сего разговора был именно господин Асикага! – Милостивый государь! – Горчаков пулей вылетел из-за стола и подскочил к посетителю. – Что я слышу?! Должен ли я делать вывод из сказанного вами, что ваше жандармское ведомство протянуло свои щупальца и сюда, в министерство иностранных дел? – Земля, знаете ли, слухами полнился! – уклончиво заметил Потапов. – Право, не стоит обижаться, ваше сиятельство! Общее дело нынче делаем-с! Каждый кирпичик стену пополнить может… Ведь, не приведи господь, узнает государь какую-то мелочь, от него сокрытую – всем несладко придётся! – Ну, во-первых, последний раунд переговоров с японцами завершился около недели назад, – остывая, буркнул канцлер. – Проводил его, с нашей стороны, действительно господин Стремоухов. Однако в видах объявленного в переговорах тайм-аута, в подробностях мне доложено не было. К тому же господин Стремоухов сразу по завершению раунда срочно выехал по служебным надобностям в Данциг, на рабочую встречу с китайским посланником в Европе. Нынче к вечеру Пётр Николаевич должен возвратиться, и если вам угодно, господин генерал… – Ещё как угодно! – с жаром подхватил Потапов. – Буду буквально счастлив составить вам с господином Стремоуховым компанию! Да вот, не угодно ли – может, поужинаем все вместе, в приличной ресторации? Введём господина директора Азиатского департамента в курс дел, вынужденно им пропущенных. А заодно и его соображения послушаем-с! Печёнкою чую, ваше сиятельство, что нынешний разговор с государем добром никак не закончится! Подробности потребуются, а их и нету! Первым побуждением Горчаков было отказать настырному генералу в немедленной встрече со Стремоуховым. Прежде бы следовало самому вызнать все возможные подробности последней его встречи с Эномото. Однако категорический отказ мог вызвать подозрения шефа жандармов, что в свете последней явной холодности со стороны Александра мог быть чреват малопредсказуемыми последствиями. Приходилось соглашаться, уповая при этом на опыт и чутьё директора Азиатского департамента. – Что ж, не возражаю, Александр Львович! Называйте ресторацию, занимайте там отдельный кабинет, а мы с Пётром Николаевичем и подъедем туда прямо с вокзала. Не возражаете? Ну вот и славно! Вот и славно… Ну а насчёт сегодняшней аудиенции с государем не кручиньтесь: меня-то тоже пригласили. И спрос, надо полагать, учинят не меньше вашего-с! Так что правы вы, Александр Львович! Одной верёвочкой повязаны нынче! * * * – Плохо, милостивые государи! Весьма плохо! – нынче Александр, как и ожидалось, был на редкость холоден и с Горчаковым, и с Потаповым. – Из услышанного мной я делаю вполне очевидный вывод: преступник не найден, следы его потеряны… Господин генерал, приходилось ли тебе слышать в последнее время ядовитые пасквили, гуляющие по столице, о бездельниках и дармоедах в голубых мундирах? – Приходилось, ваше величество…
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!