— Я хотел работать с ней. У нее были определенные проблемы… — Виталий замялся. — Какая-нибудь мания или общее психическое расстройство? — иронично спросила Валандра, глубоко затянувшись. — Проблемы с противоположным полом, страх разочарования, боязнь лишиться своего «я» и так далее. Не думал, что все так кончится для нее… — с сожалением в голосе произнес он. — Никто не думал. Господи, какая отвратительная, мерзкая насмешка судьбы: бояться контактов с мужчинами и пасть от руки сексуального маньяка! — не удержалась от восклицания Вершинина. — Хотя я и разговаривал с ней всего пару раз, она была мне глубоко симпатична, — Виталий снова закрыл глаза. — Ты спал с ней? — прямо спросила Валандра. — Нет, не спал, — твердо ответил он, — если я сказал, что питал к Маргарите симпатию, то это совсем не значит, что я с ней спал. Я всегда неравнодушен к милым интеллигентным женщинам, но для того чтобы я загорелся — ты понимаешь, о чем я, — одной интеллигентности или интеллекта мало… — Чем же еще должна обладать женщина, чтобы прельстить тебя? — сгорая от любопытства, спросила Валандра. — Она должна быть… секси. Взгляд, посадка головы, походка, манеры, ну и фигура, конечно. — Губа у тебя не дура, — пошутила Вершинина, — я ведь тоже могла бы стать твоей пациенткой. — Ты? — искренне удивился Виталий. Он открыл глаза и сел в кровати, облокотившись на высоко взбитую подушку, — тебя что-то беспокоит? — То же, что беспокоило и Трауберг, — с усмешкой ответила Валандра, — страх разочарования. — Ты совсем не похожа на Маргариту. Ты — волевая, энергичная, целеустремленная. Вон, взяла и затащила меня в постель… — засмеялся Виталий. — Что ты сказал? — с притворной угрозой спросила она, резко приняв сидячее положение и хватая Виталия за шею, — повтори еще раз! — Сдаюсь, сдаюсь, — захлебываясь смехом, он попробовал разжать ее хватку. Наконец, Валандра отпустила его. — Я же говорил, что на Трауберг ты не похожа, — он потирал шею, — силища-то какая! Проблемы, говоришь… Нет у вас, гражданка, никаких проблем. Скорее всего, они будут возникать у твоих партнеров, — пошутил он. — Может быть, — медленно проговорила она, став вдруг задумчивой и отрешенной. — А если у тебя и отыщется какая-нибудь мизерная проблемка, ты легко справишься с ней сама. Могу тебе только сказать, что для таких женщин как ты, то есть женщин с резко выраженным симптомом независимости и организаторскими способностями, ничто так не вредно как длительное сексуальное воздержание. — в его темных глазах забегали озорные огоньки. — Если иметь такого любовника как ты, то можно запросто лишиться организаторских способностей, а вкупе с ними и независимости, — иронично парировала Валандра. — Вообще-то неплохое хобби — слоняться по кафе… — намекнула она на воскресное времяпрепровождение Виталия. — Согласен. Люблю наблюдать за людьми — профессиональный интерес, милочка. А у тебя разве люди не вызывают любопытства? — Вызывают, и по роду службы, и вообще. Но что касается нынешнего момента, ничто не занимает меня так, как психология того маньяка, от руки которого погибла Трауберг. — она пристально взглянула на него. — У меня есть еще кое-какая информация… — Что за информация? — оживился Виталий. — Ты мне лучше скажи, скольким женщинам ты мозги запудрил? — Не запудрил, а лишь слегка припудрил, — отозвался с юмором Виталий, — а где еще, по-твоему, я должен с прекрасным полом знакомиться? Есть у меня, конечно, психологини… — Это что за штучки? — Так я называю неоперившихся студенток факультета психологии, чей неустойчивый мозг и общая моральная неустойчивость провоцируют иногда меня на разного рода авантюры в духе Дон-Жуана… — Хитер ты, братец, как я погляжу, — шутливый тон Валандры подействовала на Виталия возбуждающе: едва она успела закончить реплику, он обнял ее и попытался подмять под себя. — Во мне проснулся маркиз де Сад, — захохотал он, преодолевая игривое сопротивление Валандры. — Да подожди ты, — ей удалось сбросить его с себя, — успеем еще, давай лучше поговорим. — Поговорим? — разочарованно протянул Виталий, — о чем же? О твоих шелковых трусиках? — Хватит придуриваться. Мне действительно нужно кое-что обсудить с тобой… — Что, например? Психические отклонения маньяка, который вместо того, чтобы бабам зубы заговаривать, а потом трахать их под приятную музыку, глаза им выкалывает и убивает? — Представь себе! — Я же тебе уже говорил, что может руководить этим калекой. Невроз навязчивых состояний. Для него — это его не дающая ему покоя, я бы сказал, нереализованная ситуация из прошлого, травма. — Помнишь, мы говорили о знаке, который он вырезает ножом на коже своих жертв. Я видела снимки тех несчастных женщин… Так вот, надпись внутри яблока означает название города, столицы Киликии. — Об этом ничего в газетах не сообщалось, — Виталий с недоумением пялился на Валентину. — Тарс, родина апостола Павла, — продолжала Валандра, — что ты можешь по этому поводу сказать? Она вперила в него цепкий взгляд. — Дело пахнет керосином — вот что могу сказать… — усмехнулся он. — А яснее выражаться можешь? — Валандра сгорала от нетерпения. — Могу. Виталий нацепил на лицо маску невозмутимого профессора психиатрии медицинского колледжа имени Альберта Энштейна и принялся объяснять: — Так вот, в случае с Тарсусом я могу дать следующую разнарядку: Оно — бессознательное, этот сливной бачок для Эроса и Танатоса, понимаешь, о чем я говорю, бурлит и норовит прорвать заслон цензуры. Самые нескромные наши желания трансформируются и преображаются, и только в таком модифицированном, наштукатуренном виде подаются на блюдечке с голубой каемочкой нашему сознанию, этакому неженке! Нашему «Я» не позавидуешь, ведь в его функцию входит занудная дипломатия и вечное примиренчество. Оно (бессознательное) всегда не согласно с диктатом Сверх-«Я», которое в свою очередь пытается всячески подавлять Оно. А наше «Я» мечется как сумасшедшее между Бессознательным и культурой, утрясая конфликты и сглаживая противоречия. Действия маньяка направлены на определенных людей. В быту он может оказаться милым и интеллигентным человеком, добрым, отзывчивым… хорошим семьянином и так далее. Он сдерживает свою агрессивность, подавляет, так сказать. Результатом же подавленных влечений является чувство вины. Совесть становится тем суровее и чувствительнее, чем больше человек воздерживается от агрессии против других. Но однажды крышку котла срывает, и тогда вся накопившаяся разрушительная энергия устремляется вовне. В сумке, которую Вершинина оставила на столе, зазвонил сотовый. — Будь другом, подай сумку, — попросила она Виталия. Тот встал и, сверкая крепкими ягодицами, подошел к столу. Поднял сумку за ремешок и, вернувшись, плюхнулся на постель. Вершинина быстро достала телефон и, откинув крышку с микрофоном, произнесла: — Да. — Валентина, — она узнала голос Виктора, — ты где? — Я пока что занята. — Занята? — недоверчиво переспросил Ромашов, — мы же с тобой договорились. — Да, я помню, — спокойно ответила она, — просто немного задержалась. — Так мне ждать тебя? — Жди, я скоро. Она спрятала телефон. — Что-то срочное? — полюбопытствовал Виталий. — Не то, чтоб очень… Давай продолжим. О чем ты говорил? — Ты сегодня не останешься? — Нет, но некоторое время еще побуду. В голосе Виталия звучала досада, и Валандра была благодарна ему за это. — Агрессия, — продолжил Виталий свои рассуждения, — поначалу нацеленная на внешний мир, трансформируется в агрессию Сверх-«Я» против «Я». Религия — часть Сверх-«Я». Твой маньяк руководствуется импульсами Оно, преобразованными в религиозный императив Сверх-«Я». Вот такое неутешительное превращение. Упорно вытесняемый им мотив, порожденный нереализованной энергией либидо, извратился до неузнаваемости, став религиозным фантомом. — Ты можешь выражаться яснее? — Твой маньяк, скорее всего, идентифицирует… — Стой, поняла! — Ты еще закричи: эврика! — усмехнулся Виталий. — Ты как хочешь, а я — в душ… Так ты знаешь, в каком направлении… — Знаю, — не дала договорить ему Валандра. — иди, я тут немного понежусь, а потом по…