— Куда это ты собрался? — Антонов достал из кармана связку ключей. — По делам, — Толкушкин не склонен был вести беседу. — Что это ты какой грустный? — Антонов не торопился отдавать ключи, крутя их в руках. — Взгрустнулось, — бросил Валера, — давай быстрей, Валандра отправила на задание. — Слышал анекдот про коров? — хохотнул Антонов и не дожидаясь ответа начал рассказывать: — Встречаются две коровы. Одна спрашивает другую: «Ты че такая грустная?» «Так, — отвечает, — взгрустнулось. А ты чего такая бледная?» «Так, — говорит, — взбле…» — Да знаю я твой дурацкий анекдот, — не дал ему закончить Толкушкин, подошел и выхватил у него ключи, — ауффидерзеен. — Какие мы нервные, — кинул ему вслед Антонов и снова уткнулся в книгу. На улице легкий теплый ветерок крутил мириады снежинок, сброшенных тополями. Валера сел за руль антоновской «шестерки», запустил двигатель и, сделав глубокий вдох, медленно выдохнул. «Спокойно, Валера. Нет пророка в своем отечестве…» Внимательно посмотрев по сторонам, он тронулся с места. Постепенно к нему возвращалось его обычное — бодрое и оптимистичное — расположение духа. Когда он, свернув с улицы Чернышевского, остановил «шестерку» на Бабушкином взвозе, он окончательно пришел в себя, и даже реклама похоронного агентства, возвещавшая о «недорогих» похоронах, не смогла вывести его из равновесия. Он запер машину и, перейдя улицу, вошел в подъезд, крыльцо которого было в нескольких метрах от агентства. Подъезд оказался проходным. Сверившись с запиской, Валера неторопливо начал подниматься, поглядывая на номера квартир на дверях. Толстые стены старой пятиэтажки хранили приятную прохладу, но запахи… Шестнадцатая квартира оказалась на четвертом этаже. Валера остановился перед деревянной дверью, выкрашенной серо-зеленой краской, и надавил кнопку звонка. Вскоре за дверью послышались легкие торопливые шаги и она распахнулась. Перед Валериным взором предстала миниатюрная девушка лет двадцати в черных бриджах в обтяжку и светло-сиреневом трикотажном топе на узких бретельках, открывающем пупок. Русые волосы на затылке были стянуты в узел, открывая выпуклый лоб. Карие глаза блестели из-под прямых бровей. — Марк, — радостно произнесла она, но увидев, что ошиблась, замерла в нерешительности, — вам кого? — Вас, если, конечно, вы — Оксана Цыбина, — не растерялся Толкушкин. — Что вам нужно? — она смешно, как-то по-детски нахмурилась. «Как все просто получается в кино и в книгах, — подумал Толкушкин, — герои сходу знакомятся с прекрасными блондинками, безо всяких проблем затаскивая их в постель. А как здесь объяснить все этому милому созданию?» — Понимаете, — начал он, — мне нужно с вами поговорить. Дело в том, что я участвую в расследовании убийства Маргариты Трауберг. Вы, наверное, знаете, что она убита. Да, вот мои документы. Он достал визитку и лицензию и протянул Цыбиной, которая с серьезным видом принялась их рассматривать. — Проходите, — она отошла в сторону, пропуская Толкушкина, и закрыла дверь, — направо, пожалуйста. Сделав несколько шагов по коридору, не блиставшему особыми изысками, но чистому, Валера очутился в просторной комнате с диваном, по которому были разбросаны маленькие пестрые подушки, двумя шкафами — книжным и платяным —, низким столиком, рядом с которым стояла пара кресел, и письменным столом, заваленным книгами. На противоположной от дивана стене стояла стойка с аудиоаппаратурой. — Присаживайтесь, — любезно предложила хозяйка комнаты, указав на кресло, — скоро должен прийти Марк. — Он нам не помешает, — Толкушкин удобно устроился в кресле, с удовольствием рассматривая стройную фигурку Оксаны, — кстати, я кажется не представился, засмотрелся на вас. Меня зовут Валера. — Я уже прочла в ваших документах, — она улыбнулась и протянула визитку и лицензию, которые все еще держала в руках. — Визитку оставьте себе, — Валера спрятал лицензию и закинул ногу на ногу. — Хотите кофе? — предложила Оксана и, не дожидаясь согласия, выпорхнула за дверь. Через несколько минут она возвратилась, неся на небольшом подносе две миниатюрные чашки. По комнате сразу распространился кофейный аромат. Цыбина поставила поднос на столик и опустилась в свободное кресло. — Так о чем же вы хотели со мной поговорить? — она взяла чашку и поднесла ее к губам. — Вы давно знакомы с Марком? — Года полтора. — А с его сестрой? — Ой, даже не знаю, — она опустила чашку, — я вообще видела ее два-три раза. — А последний раз когда вы ее видели? — Валера глотнул кофе, глядя на Цыбину поверх чашки. — Последний раз? — переспросила она и задумалась, — пару недель назад. Марк собирался пойти с ней, кажется, в консерваторию, и они зашли ко мне вместе перед концертом. — А вас Марк не приглашал на концерт? — Ну, конечно, приглашал, — она улыбнулась, — просто мне нравится другая музыка. — Какая же? — поинтересовался Толкушкин. — Я люблю рок и джаз. Хотите, поставлю что-нибудь? Я только недавно купила. Она легко поднялась и направилась к стойке с аппаратурой. Взяв кассету, Оксана вставила ее в магнитофон и, нажав кнопку, села на диван. — Идите сюда, — она показала на место рядом с собой, — из кресла не так хорошо слышно. Валера охотно выполнил ее просьбу, а из колонок уже вырывался фальцет Саммервиля. — А вы не помните, когда Марк с сестрой ходил на концерт? — спросил Валера, едва закончилась первая композиция. — Кажется, это было перед выходными, — Оксана наморщила лоб, — да, точно, в пятницу. Толкушкин раскрыл блокнот, в котором он делал пометки на странице с календарем. — Пятнадцатого? — Да, пятнадцатого. Классно, правда? — спросила Цыбина, когда Джимми выдал очередной пассаж. — Замечательно, — согласился Толкушкин. — Оксана, а с отцом Марка вы знакомы? — Нет, — она покачивалась в такт музыке, — я не напрашивалась, а Марк тоже не изъявлял желания представить меня. — Вы часто виделись с Марком после того концерта? — Так же как обычно, два-три раза в неделю. — А в субботу он к вам заходил? Я имею в виду прошлую субботу. — Нет, то есть, да, заходил. Мы слушали музыку, пока родители не вернулись с дачи. — Они вернулись поздно? — В десять или позже, — Цыбина пожала плечами, — какое это имеет значение? — Скорее всего, никакого. В этот миг дверь в комнату распахнулась, и на пороге появился Марк Трауберг. Увидев Оксану и незнакомого ему парня, покачивающихся под музыку на диване, он затрясся мелкой дрожью. — Кто это? — спросил он Цыбину и, набычившись, пошел на Толкушкина. — Ой, Марчи, — смутилась Оксана, — сейчас я тебе все объясню. — Сука! — непонятно, к кому обращаясь, прогундосил он и, размахнувшись, ударил Толкушкина, целя в голову. Но Валера успел отклонить голову, и кулак Марка только чуть зацепил его за ухо. Толкушкин, поймав Марка за рукав рубашки, потянул его в направлении удара, так что тот с разгона врезался головой в спинку дивана. Цыбина заверещала как резаная, вскочила и бросилась к нему. Трауберг поднимался, держась рукой за шею. Толкушкин стоял уже слегка расставив ноги, готовясь отразить новое нападение, если таковое последует. — Марк, это же сыщик, — Оксана схватила своего дружка за руки, пытаясь успокоить его. Но он, казалось, ничего не слышал. Оттолкнув Цыбину так, что она упала на диван, он снова ринулся на Толкушкина, размахивая кулаками. Прикрыв левой рукой голову, Валера правой вполсилы коротко ударил Марка в живот. Тот охнул, хватая воздух ртом, повалился на столик, перевернул его и замер на мгновенье на полу, облив себя остатками кофе. Не давая ему опомниться, Толкушкин очутился верхом на Марке, заломив ему для надежности руки за спину. — Успокойтесь, Марк, — произнес он, переводя дух, — что же это вы какой нервный! — Ты убил его! — заорала Цыбина и, подбежав к Толкушкину сзади, вцепилась ему в волосы. Это был тот случай, когда мужчина может себе позволить ударить женщину. Немного развернувшись и продолжая сидеть на Трауберге, Валера наотмашь хлестнул Цыбину по щеке. Пальцы ее рук разжались, выпуская волосы Толкушкина, и она плюхнулась своей обтянутой бриджами попкой на пол. — Больше так не делай, — погрозил ей Толкушкин, — ничего с твоим другом не случилось — сейчас очухается. Он уже начал подниматься с Марка, когда в комнату вошел парень среднего роста, лет двадцати пяти. Он был в белой майке и черных джинсах. На плече у него висел потертый кожаный кофр, какими пользуются фотографы. — Почему дверь нараспашку? И что у вас здесь за ледовое побоище? — с интересом спросил он и, не дождавшись ответа, подошел к Цыбиной, — привет, сестренка, — он наклонился к ней и чмокнул ее в щеку. Цыбина подползла на коленях к Марку, который уже пришел в себя и принял сидячее положение. Обняв его, она стала гладить его по голове. Толкушкин, поставив столик на ножки, подошел к фотографу.