— Я рад, что вы здесь, — сказал Доминик. — Мне нужно, чтобы вы заставили мою невесту позволить мне увидеться с нашим сыном. — Он мне не жених, и он преследует меня и моего ребенка, — возразила Одри. — Сэр, я просила вас отойти назад. И не буду повторять дважды, — произнесла женщина суровым тоном. — Я не сделаю ей ничего плохого, не сделаю ничего плохого никому из них. — Он уже вел себя со мной агрессивно в прошлом, — вмешалась Одри. — Он сломал мне запястье и слал мне угрожающие сообщения. Я могу показать вам. Я сохранила их у себя в телефоне. — Но я посылал их в гневе, — запротестовал Доминик. — Были и добрые сообщения. Я писал ей, как сильно ее люблю… Но, взглянув на мрачное лицо женщины-офицера, он сразу понял, чью сторону она приняла. И повернулся к ее напарнику. — Я просто пытаюсь увидеть своего ребенка. Вы же понимаете, правда? — Делай, что сказано, приятель, — отозвался тот несколько менее враждебно, чем она. Доминик беспомощно смотрел, как женщина-офицер провожает Одри до квартиры, где они и задержались на некоторое время. На ее наплечной нашивке красовался номер AI4117, и Доминик запомнил его, намереваясь позже подать жалобу на эту женщину. Он расхаживал туда-сюда и дважды подходил к двери, но полицейский оба раза преграждал ему путь. — Лучше оставайся здесь, — сказал констебль. — Советую тебе ради твоего собственного блага, понимаешь? Доминик неохотно кивнул, но потом встревожился, когда Одри появилась снова, неся чемодан. Она даже не стала смотреть на Доминика, а сразу направилась к дороге, где был припаркован ее старый «Мерседес». Женщина-полицейский шла за ней, неся Этьена в детском автокресле. Доминик был загипнотизирован видом своего сына в свете уличных фонарей — белокурые волнистые волосы, закрытые глаза и красный шерстяной кардиган. Ребенка, который мог стереть все плохое, что когда-либо случалось в жизни Доминика, — все принятые им ужасные решения, всех, кто его когда-либо отвергал, — снова уносили прочь. С него было достаточно. Их больше не должны разлучить. Собрав все силы, Доминик застал мужчину-полицейского врасплох, ударил его локтем в живот и сбил на землю. Потом, воспользовавшись возможностью, бросился к Одри. — Нет! — закричал он и протянул руки, пытаясь схватить автокресло. — Он мой, отдай мне его! Женщина-офицер повернулась и попыталась загородить от него ребенка, что еще сильнее разъярило Доминика. Он схватил ее за плечи и развернул к себе так, что кресло ударилось о его ногу. Удар разбудил Этьена, тот сморщился и захныкал. — Отдай его мне! — повторил Доминик, когда мужчина-офицер зашел ему за спину и схватил Доминика за руку, чтобы заломить ее назад. Но Доминик был слишком быстр; он ударил противника локтем в пах, выведя его из строя. На этот раз удалось одной рукой ухватиться за автокресло и потянуть на себя. — Уходи! — крикнула Одри, роняя чемодан. — Ты его пугаешь! — Он мой, — снова сказал Доминик, перекрывая плач Этьена, и дернул кресло сильнее, почти вырвав его из рук женщины-офицера. «Еще один рывок — и готово, — подумал он. — Еще один рывок — и я получу своего сына». Он не видел предмет, появившийся в руке женщины-полицейского, когда та подняла эту руку на уровень лица, успел лишь заметить струю вещества, выброшенную этим предметом. А к тому времени было слишком поздно заслонять глаза от жгучих брызг. Ослепленный, Доминик выпустил автокресло и закрыл лицо руками. Потом почувствовал, как его ударили чем-то твердым в живот и еще два раза — по ногам, заставив рухнуть на колени. Он ничего не видел, слышал только, как открылась дверца машины и туда забросили багаж. — Я пристегну его, — донеслись слова женщины-полицейского, в то время как ее напарник надевал на Доминика наручники. — Нет, прошу вас, нет, — взмолился Доминик. — Умоляю! Но в глубине души он уже знал, что битва проиграна. Этьена забрали у него во второй раз. Он всхлипнул, услышав звук мотора, и в тот момент, когда машина, набирая скорость, умчалась прочь, подъехал другой автомобиль. Доминика вздернули на ноги и втолкнули в кузов полицейского фургона. В последующие недели Доминик постоянно слонялся вокруг квартиры Одри, ожидая ее возвращения. Она взяла с собой только один чемодан, а этого было явно недостаточно, чтобы вместить все вещи взрослой женщины и ребенка. Наконец он увидел, как из подъезда выходит сосед, и воспользовался этим шансом, чтобы попытаться проникнуть внутрь. — Ты здесь не живешь, — рявкнул мужчина, значительно превосходивший Доминика ростом и шириной плеч. Он перегородил дверной проем мускулистой рукой. — Я друг Одри Моро, — ответил Доминик. Мужчина окинул его взглядом. Под правым глазом у него виднелась временная татуировка в виде трех слезинок. — Я проходил мимо и решил узнать, дома ли она. — Тебе никто не сказал? Извини, приятель, но она умерла. Доминик уставился на незнакомца, сомневаясь, что расслышал верно. Зачем тот говорит такую ерунду? — Умерла? — переспросил он. — Да, несколько недель назад. — Мужчина опустил руку. — Она и ее малыш. Автокатастрофа. Я говорил с ее родителями на прошлой неделе, когда они забирали вещи. Жаль ее… — Вы уверены, что это была Одри? — Да, француженка. Как там звали ее ребенка… ах да, Этьен, вспомнил. Мужчина с сочувствием посмотрел на Доминика и закрыл за собой дверь, оставив его в одиночку осмыслять новости. Доминик прислонился к стене, чувствуя, как последние осколки мира, по которому он так тосковал, рассыпаются в пыль. Несколько недель спустя он сидел в коронерском суде Западного Лондона в Фулхэме, молча выслушивая горестную историю гибели его возлюбленной и сына — и запоминая тех, кто должен был их спасти и не спас. А когда, наняв частного детектива, узнал о роли двух румын в этом происшествии, ему стало физически плохо. Только после полномасштабного срыва он обратился в психиатрическую клинику за помощью. Но ни специалисты, ни медикаменты не могли удержать его от воспроизведения в памяти последних моментов с Одри и Этьеном — снова и снова. Постепенно Доминик осознал то, чего не понимали врачи, — он кое-что мог сделать для себя и для тех людей, которых у него отняли. Покарать шестерых виновных. И вот теперь его миссия была завершена, клятва исполнена; оставалось сделать лишь еще одно дело. Все, ради чего он так усердно трудился, все жертвы, которые он принес, каждая капля крови, обагрившей руки, — все это стоило того. Впервые более чем за три года он испытывал удовлетворение. На глаза ему попался дорожный знак, гласивший «Дувр — 35 миль», и уголки губ Доминика слегка изогнулись вверх. — Я еду домой, — произнес он. Глава 59 Джо вернулся в штаб операции «Камера» четыре часа спустя после того, как ушел оттуда. Настенные часы показывали без нескольких минут четыре часа утра, но, несмотря на столь ранний час, расследование убийства все равно шло полным ходом. Джо машинально направился к столу Бекки, но передумал. Он уставился на бумаги, разбросанные по всей столешнице, и вспомнил, как коллеги Бекки говорили ему, что они предпочитают не садиться за этот стол из-за царящего на нем беспорядка. Сейчас, несмотря на то что комната была переполнена, стол тоже никто не трогал — из уважения к погибшей коллеге. Джо переместился к другому, стоящему в углу офиса. Он находился рядом с плексигласовой выгородкой старшего суперинтенданта Уэбстер и улучил минуту, чтобы посмотреть, как та разговаривает по мобильному телефону и печатает что-то на клавиатуре. С прошлого раза, когда Джо видел ее, на ее блузе оказалась расстегнута верхняя пуговица, а неизменный аккуратный узел волос распался на отдельные пряди. Те неравномерно свисали ей на плечи, как будто она в расстроенных чувствах постоянно запускала в них пальцы. Джо сомневался, что за последние дни Уэбстер хотя бы раз побывала дома. Он бросил в автомат семьдесят пенсов, получив взамен полистироловый стаканчик с чем-то, напоминающим кофе, и проглотил еще одну таблетку от мигрени. — Я думал, она отправила тебя домой, — раздался у него за спиной голос Нихата. — Аналогично, — ответил Джо, поворачивая голову и прижимая кончики пальцев к уголкам глаз; он не помнил, чтобы когда-либо чувствовал под веками такую сухость. — Ты занят? Мне переслали копию протоколов расследования относительно гибели Одри Моро. Можешь просмотреть их и сделать выжимку? Я знаю, это не совсем компетенция суперраспознавателей, но… — …нужно задействовать всех, кто под рукой. Нихат передал ему бурый конверт формата А4, и Джо, вооружившись блокнотом, желтым маркером и шариковой ручкой, начал внимательно читать протокол: строку за строкой, страницу за страницей. Перевернув последнюю, он попросил двух детективов помочь ему провести кое-какие побочные исследования. Почти два часа спустя Джо откинулся на спинку своего кресла; его мышцы ныли, голова кружилась. Все куски головоломки встали на место. * * * Первый прохладный ветерок за последние две недели влетал в открытое окно за спиной Уэбстер, и пластиковые шарики, скрепляющие вертикальные пластины жалюзи, побрякивали. Джо надеялся, что гроза смоет с него чувство вины, но она лишь прогнала жару и духоту. Он заметил, что за окном темнота начинает уступать место розово-оранжевым полосам, предвещающим рассвет. Наступал новый день — для всех, кроме Бекки. — Вот что мы на данный момент знаем о Доминике Хаммонде, — начала Уэбстер. — У него нет приводов в полицию, нет выписанных ордеров, ни одного дела в судах графств и никаких близких родственников. Последний его известный адрес датируется двумя с половиной годами назад, на его банковском счете не происходило никаких движений средств, он не числится в списках избирателей. После смерти Одри и ее сына обращался за психиатрической помощью в больницу Святой Терезы в Уолтемстоу, оставался в стационаре в течение месяца, последующие два месяца лечился амбулаторно, затем пропал из поля зрения. Его коллеги из агентства недвижимости сообщили нам, что туда он устроился под именем Джона Бингэма, а не Доминика Хаммонда. Детектив-сержант Рассел, вы можете доложить нам о том, что вам удалось найти? Дюжина пар глаз уставилась на Джо. Троих из числа детективов, сидевших в кабинете Уэбстер, он не знал; еще с одним, припомнил Джо, они встречались семью годами раньше на учебных курсах, а еще одного он видел пару раз до этого во время расследования, проходившего вскоре после того, как начал работать в полиции. По бокам от Джо сидели Нихат и вконец разбитый Брайан. Джо чувствовал себя неуютно в центре внимания. Сделав несколько глубоких вдохов, он откашлялся и коротко рассказал о том, почему Бекка и Найджел Моррис арестовывали Хаммонда и как он ускользнул от сопровождающих в больнице, куда его привезли из-за аллергической реакции на перцовый спрей. — Я убежден, что Хаммонд винит Бекку за все, что случилось после этого. Если б не она, то он воссоединился бы со своей семьей и они остались бы живы. По крайней мере, он так считает. — Почему же пощадил ее напарника? — спросил Нихат. — Могу только предполагать: потому, что именно Бекка помогала Одри и ее сыну сесть в машину, использовала против Хаммонда баллончик и дубинку, дабы усмирить его. Тем временем машина Одри ехала по трассе Эм-четыре, когда в нее врезался белый фургон; в итоге «Мерседес» развернулся боком и оказался на пути шести других автомобилей. Он получил множественные удары и перевернулся вверх колесами. Водитель фургона сбежал с места происшествия, и, я полагаю, это был первый из убитых — Стефан Думитру. Позже он попал на камеры на станции подземки «Ганнерсбери», где сел на поезд до своего дома в Майл-Энде. Думаю, Дариус Чебан был пассажиром. Мы знаем, что в какой-то момент оба были в кабине, поскольку там повсюду обнаружены отпечатки их пальцев — как и на пустых бутылках из-под водки, найденных в фургоне. Их арестовали два дня спустя, но члены румынской диаспоры обеспечили им алиби относительно их местонахождения на момент аварии. Наши коллеги, проводившие следствие, не смогли собрать достаточно улик, дабы убедить суд, что эти двое виновны, поэтому дело против них так и не завели. Теперь переходим к вопросу смерти Одри и Этьена. Основной причиной был каскад ошибок, последовавших за автокатастрофой. Убитый пожарный, Гарри Доусон, был в первом расчете, прибывшем на место аварии, и ему поручили осмотреть каждую машину, чтобы определить, кто первым нуждается в помощи. Впоследствии он признал, что увидел только Одри, находящуюся без сознания на водительском сиденье. Но от столкновения автокресло Этьена, не пристегнутое как следует, было отброшено в заднюю часть машины и завалено багажом, поэтому его не было видно. Только сорок минут спустя, когда его мать, разрезав искореженные дверцы, достали из машины, мальчика нашли — но он к этому времени задохнулся. Коронер рапортовал, что Этьен мог бы выжить, если б его нашли раньше. — В больнице Тернем-Грин, — продолжил Джо, сверившись с блокнотом, — случился отказ компьютерной системы координации «Скорой помощи» — из-за большого количества звонков относительно нападения террористов в Хаммерсмите, случившегося в тот же вечер. Многие машины «Скорой помощи» и «неотложки» были направлены туда. Но парамедик Уильям Бёрджесс и его автомобиль должны были первыми прибыть на место аварии на Эм-четыре. Поскольку координирующий компьютер не мог передать указания на бортовой навигатор, Бёрджессу пришлось положиться на дорожные карты в своем телефоне. Однако он сбился с пути и заехал в тупик в промзоне. Полагаю, Хаммонд винил всех этих четверых мужчин — и Бекку тоже — в гибели своей беглой семьи. В отместку он отправил Думитру под поезд подземки, которым тот удрал с места происшествия, утопил Чебана в том же самом алкоголе, какой был найден в фургоне. Вырвал глаза Бёрджессу и разрезал ему пальцы разбитым стеклом навигатора в наказание за то, что тот заблудился. Тело Доусона было расчленено при помощи тех самых инструментов, которыми тот должен был освободить Этьена из машины, если б заметил его. Джо сделал паузу и обвел глазами комнату. К его облегчению, коллеги смотрели на него внимательно, без малейших признаков скептицизма. — А при чем тут медсестра? — спросил кто-то. — Данные относительно звонков и сообщений Зои Эллис показывают, что она состояла с кем-то в отношениях на протяжении минимум четырех месяцев. Этот номер не совпадает с рабочим телефоном Хаммонда, но это не значит, что у него не было другого, незарегистрированного. Ее подруги и коллеги ни разу не видели мужчину, с которым она встречалась, и, несмотря на то что Зои была активной пользовательницей соцсетей, на ее страницах он нигде не появляется. Она держала их отношения в строгом секрете. Доверяла ему, так что, когда он стал завлекать ее в больничную кладовую обещанием секса, она, скорее всего, согласилась. Ее смерть выглядит страшнее, чем, вероятно, была на самом деле, если так можно сказать, поскольку патологоанатом сообщил, что Эллис умерла от большой передозировки морфина до того, как в нее воткнули множество шприцев. Другие умирали дольше; Хаммонд пытал их — но не ее. У него к ней были некие чувства. — А что она сделала ему? — спросила Уэбстер. — Одри Моро в отличие от ее сына не умерла на месте автокатастрофы. Она была без сознания, когда ее доставили в больничный центр травматологии с тяжелыми травмами головы. Затем она стала приходить в себя и, находясь в состоянии стресса и непонимания, начала метаться. Врач решил снова ввести ее в бессознательное состояние и использовал препарат пропофол, чтобы в горло можно было вставить дыхательную трубку. Позже медсестра Зои Эллис, сильно уставшая к концу двойной смены, во время коей ей пришлось много работать с жертвами нападения террористов, проверила состояние Одри и отметила, что та снова проявляет признаки сознания и сопротивления. В хаосе Эллис взяла не те записи, а поскольку она являлась квалифицированной медсестрой с правом прописывания лекарств, ей было позволено назначать больным те или иные препараты. Она ввела Одри дозу морфина, которая, будучи сама по себе не чрезмерной, в смеси с анестетиком оказалась смертельной.