— Хорошо, — произнес он и выпрямился, глядя на Бекку сверху вниз. Глаза у нее были распухшими и красными, словно помидоры-черри, намокшие волосы свалялись. Она знала, что слаба и не может защитить ни себя, ни тех, кого любит. Бекка подумала о том, что неплохо бы добраться до жесткой полицейской дубинки, которую убийца оставил лежать на полке над батареей отопления. Она покосилась на мужчину, и пульс ее участился. Посмотрела прямо в глаза Хелен, встретив ответный взгляд. — Позвольте мне освежить вашу память, — продолжил преступник. — Три года назад вы были на патрулировании, когда вас и вашего коллегу отправили на вызов в квартиру в Шепердс-Буше. Он дал ей пару минут на то, чтобы понять, о чем он говорит, но Бекка непонимающе смотрела на него. — Три года — долгий срок, — ответила она. — Только не в том случае, когда была растоптана жизнь. — Я имела в виду, что по своей работе я каждый день встречаю десятки людей… Мужчина покачал головой и приложил палец к губам, делая ей знак замолчать. — Мне плевать, что вы имеете в виду, — заявил он, и Бекка умолкла. — Вам знакомо имя Одри Моро? — Да, — снова ответила она. — На ее имя зарегистрирована машина, участвовавшая в происшествии на дороге в эти выходные. — А до этого вы слышали это имя? — Нет. — Одри была моей невестой, и три года назад вас вызвали к ней на квартиру из-за… недоразумения. Бекка откашлялась. — И в чем заключалось недоразумение? — Между ней и мной возникли разногласия, а вы сделали неправильные выводы и приняли ее сторону. Бекка почувствовала, как по спине у нее пробегает холодок. Одри Моро работала в первом детском саду Мэйси, в Финсбери-Парке. Сержант вспомнила об этом, потому что все случаи домашнего насилия цеплялись за ее память, словно репьи. — Вы были ее бывшим партнером и угрожали ей, — сказала она. Его ответ был быстрым и болезненным — в виде пинка сначала в бок Бекки, потом по почкам. — Отвернись, — приказал мужчина, обращаясь к Эвану, но мальчик оставался неподвижен. — Я сказал — отвернись! — рявкнул преступник, и на этот раз испуганный малыш повиновался. Тем временем Бекка осела на бок, хватая воздух ртом. Во время ее работы в патрульных ей не раз приходилось участвовать в драках, и ее били в живот и в солнечное сплетение, но эта боль была гораздо сильнее, чем любая, испытанная ею прежде. Должно быть, второй пинок угодил прямо по почке, и Бекка подумала, что так, должно быть, чувствуется казнь на электрическом стуле. Она беспомощно смотрела, как мужчина заносит ногу, чтобы снова пнуть ее. — Прекрати! — раздался приглушенный голос Хелен. Мужчина повернулся и направился к ней, переложив дубинку в левую руку и занеся ее над головой. — Еще одно слово с твоей стороны, и тебе не поздоровится… — прорычал он. Встревоженный Эван, вероятно, не понимал, что означает эта угроза, однако знал достаточно, чтобы испугаться тона мужчины. Он стал отползать подальше от него вдоль дивана, все еще глядя в противоположную сторону. Похититель шагнул к мальчику, опустил свое оружие и крепко взял Эвана за плечо. — Мне нужно, чтобы ты оставался на месте, — приказал он, и мальчик замер. Бекка сумела кое-как выровнять дыхание, несмотря на режущую боль в боку. Собрав все силы, снова села прямо, желая отвлечь внимание убийцы от невинных людей и снова оттянуть это внимание на себя. — Как вас зовут? — спросила она. — Я только что поняла, что не знаю вашего имени. — Ты имеешь в виду, что не помнишь его. Бекка кивнула, и в ее голове запульсировала боль. — Доминик. Не то чтобы это имело какое-то значение… — Расскажите мне, что случилось в тот вечер, Доминик. Объясните мне, что, с вашей точки зрения, произошло тогда. — А, теперь ты хочешь это знать? — отозвался он, оскорбленно складывая руки на груди. — Потому что тогда тебе было начхать на то, что я говорил! Ты была слишком занята тем, что лезла не в свое дело и считала меня конченым подонком! Но ты ошибалась. — Теперь я это понимаю. Пожалуйста, расскажите мне, что случилось. Я вас слушаю. Доминик начал расхаживать по гостиной — пять шагов туда, пять шагов обратно, словно бурый медведь, заключенный в клетку. Он рассеянно постукивал по ноге дубинкой. Бекка заметила на кончике дубинки маленький кружок белой краски и осознала, что это ее собственное полицейское оружие. Она предположила, что металлические наручники, впивающиеся ей в запястья, тоже принадлежат ей, как, вероятно, и перцовый баллончик, от которого все еще саднят глаза. Если она правильно помнила, он использовал против нее все, что она когда-то использовала против него. Доминик прекратил расхаживать. — Мы с моей невестой поспорили из-за нашего сына, — начал он. — Перед этим у нее случился нервный срыв, и она ушла от меня на седьмом месяце беременности. Бросила работу, не сказала мне, куда уезжает, и все, что у меня было, — это номер телефона, по которому она не отвечала. Ты можешь представить, каково мне было — знать, что моя плоть и кровь где-то там, не со мной? И что женщина, которую я любил, не позволяет мне видеться с ним? — Нет, я не могу этого представить, — ответила Бекка. После того вечера она больше не видела Одри, и всего несколько дней спустя Хелен нашла другой детский сад, намного ближе к дому. — Это кажется очень несправедливым. Ее ответ, похоже, удовлетворил мужчину, и он снова принялся расхаживать по комнате. — Я искал Одри целый год, прежде чем наконец-то нашел ее, и к тому времени мой сын уже родился. Первый и единственный раз, когда я сумел хотя бы мельком увидеть его, — это когда ты заставила их покинуть меня. — Я не заставляла их… — возразила Бекка, но Доминик проигнорировал ее. — Все, чего я хотел, — это встретиться с ним, посмотреть на него, взять на руки, вдохнуть его запах… А из-за тебя я не смог ничего этого сделать. Бекка беспомощно смотрела, как краснеет его лицо, словно ярость снова поднимается в ее душе. Она вздрогнула, когда дубинка с силой ударила в стену над ее головой, выбив несколько кусков штукатурки. Бекка зажмурилась, когда хлопья краски осыпали ее, словно конфетти. Удар заставил Мэйси взвизгнуть и еще плотнее уткнуться головой в грудь Хелен. Бекка открыла глаза и медленно кивнула, надеясь, что он заметит ее сострадание к его боли. Она представляла себе, каково было бы жить без Мэйси. Это оказалось невыносимо, поэтому Бекка прогнала эту мысль прочь. Доминик бросил на нее взгляд; луч света, пробравшийся между задернутыми шторами, озарил его широко раскрытые глаза. — Ты помнишь, как арестовывала меня? — спросил он. — Помнишь, как надела на меня наручники и вызвала фургон, чтобы увезти меня прочь? — Да, — правдиво ответила Бекка. Она вспомнила полицейского констебля Морриса, который был в тот вечер ее напарником, и как он пытался успокоить Доминика, пока Бекка сопровождала испуганную Одри в квартиру. Много раз за свою карьеру Бекка видела таких женщин, как Одри, — женщин, которых оскорбляли и избивали. Женщин, которые, найдя в себе силы уйти от своих партнеров, жили в постоянном страхе перед тем, что те найдут их. Такие мужчины, как тот, кто им противостоял, никогда не меняются — лишь меняют цвета, чтобы скрыться у всех на виду. Бекка не хотела, чтобы Одри пополнила эту статистику, как ее сестра, — только не у нее на глазах. Ее плечи были недостаточно крепки, чтобы вынести тяжесть двух бессмысленных смертей. Бекка тогда предлагала Одри найти ей место на ночь в приюте для женщин, но у той были свои планы — сбежать как можно дальше. Бекка оставалась с ней, пока та спешно швыряла в чемодан свои вещи и вещи ребенка и доставала из ящика комода два паспорта. Одри несла чемодан, а Бекка взяла на руки спящего ребенка в автокресле. — Куда вы поедете? — спросила Бекка. — На некоторое время — обратно домой, во Францию, — ответила Одри. — Обратно туда, где я смогу снова чувствовать себя в безопасности. Бекка помогла пристегнуть ребенка с креслом на пассажирском сиденье, и Одри обернулась к ней, беззвучно произнеся «спасибо», — а потом уехала. Бекка позволила себе испытать краткое удовлетворение хорошо сделанной работой, прежде чем вызвать фургон для перевозки задержанного в участок. — Тот, другой коп, послушал бы меня, если б ты дала ему шанс, — продолжил Доминик, возвращая ее в настоящее. — Но у тебя был собственный план, я видел это по твоим глазам. — Он не видел те сообщения, которые вы ей посылали, но мне она их показала. Вы называли ее сукой и шлюхой, вы грозились, что когда найдете ее, то «разрежете ее вагину на кусочки, чтобы никакой другой мужик ее никогда не захотел». Помните, как вы писали ей, что скорее убьете ее и вашего сына, чем расстанетесь с ними? Она была в ужасе. — Ложь! — взревел Доминик. — Я видела эти сообщения собственными глазами. Доминик упал на колени, сгреб в кулак волосы Бекки и с силой рванул ее голову вбок. — Заткнись на хрен! — заорал он. — Заткнись! Заткнись! Заткнись! Потом отпустил ее и резко толкнул голову назад, ударив о стену. Бекка снова услышала крик Мэйси; бабушка забормотала, пытаясь ее успокоить. — Скажи ей замолчать, — прорычал Доминик. — Она не виновата, — вступилась Бекка за дочь. — Она не понимает. И Эван тоже. Почему бы вам не отпустить их? Это между вами и мной, они ни при чем. Они не виноваты. Доминик наклонился и ухватил Бекку за щеки и подбородок, его ногти глубоко впились в ее кожу. Он поднес губы к ее глазам так близко, что она вынуждена была зажмуриться, когда он заговорил, разбрызгивая слюну: — Мой сын тоже был невиновен, но из-за тебя Этьен и его мать умерли. Почему я должен щадить тебя и твою семью? Глава 53 Мысли Бекки путались. Если бывшая невеста и сын Доминика мертвы, как он утверждает, то для нее это худший вариант. Это означает, что Доминику больше нечего терять, и он, скорее всего, собирается убить ее — а может быть, их всех. Но какую роль, по его мнению, она сыграла в смерти этих людей?